Алексей Горбачев - Сельская учительница
Она приглядывалась к дороге, что петляла меж холмами, заросшими кустарником, думала об обратном пути, отмечая про себя, где и как ехать, думала еще и о том, что по этому неровному проселку приезжает к ней Игорь из Шафраново… Пока приезжает, а ведь скоро занесет, заметет дороженьку — на грузовике не проедешь.
— Наверное, Митя, плохо ты смазал свой велосипед. Смотри, Валентина Петровна даже от Побежимихи отстала, — посмеивался Федор Быстров.
Пока гонщицы были в пути, «болельщики» успели съездить в магазин за шоколадом и леденцами, принести в мешке две тыквы.
— Сейчас я разрисую призы! — ликовал Быстров. — Принеси-ка мне, Турков, две палки и дай свой нож. — И он стал вырезать на тыквах глаза, рот, нос, потом насадил их на палки, восхищаясь: — Красиво получилось! Настоящие клоуны! Вот с этой штучкой Валентина Петровна и поедет по селу. Смеху будет!
— Глупо, — процедил Вершинин и взорвался: — Не дам смеяться над учительницей, выброшу в речку и тыквы, и тебя вместе с ними!
— Так ведь, Митя, чудак ты стоеросовый, все было чинно и благородно. Валентина Петровна могла отказаться, но она приняла условия. О чем же спорить? Пусть победит сильнейший, как говорят олимпийцы!
— Возвращаются! — крикнула Женя Кучумова.
Федор Быстров глянул на часы.
— Что-то рановато, тебе показалось Женя…
— Смотрите: Валентина Петровна… А других и не видно за поворотом, — удивленно прошептала та.
Быстров протер глаза, сдвинул кепку на затылок и ошарашенно смотрел на учительницу.
— Ну что повесил буйну голову, судья! — развеселился Дмитрий. — Он подхватил Федора под мышки, приподнял. — Теперь ты смотри, заговорщик!
Затормозив перед мостом, Валентина соскочила с велосипеда — раскрасневшаяся, довольная, в руках у нее дубовая веточка с еще зеленой листвой и обоймой желтоватых желудей.
— Арбитр, объяви во весь голос имя победительницы и вручи приз! — радостно потребовал Дмитрий.
— Пусть все подъедут, — промямлил Быстров, держа на палке самую размалеванную тыкву и не зная, что с ней делать, потому что самое главное, ради чего была затеяна гонка, сорвалось.
— Идет упорнейшая борьба за второе и третье места! — оживленно говорил Дмитрий Вершинин, подражая голосу известного спортивного комментатора. — Впереди экс-чемпионка Аня Пегова… Остались последние метры…
На этих последних метрах Люся Иващенко обогнала подругу. Не затормозив, она перемахнула по мосту на тот берег и помчалась в село. Аня Пегова тоже не остановилась, прошмыгнула мимо.
— Чемпионки, тыквы забыли! — смеясь, кричал им вслед Вершинин. Он взял лежавший на газете обвязанный красной ленточкой главный приз — плитку шоколада и подошел к учительнице. — Возьмите, Валентина Петровна, вы заслужили.
— Нет, нет, отдайте девчатам, — отказалась она.
Последней подъехала Вера Побежимова с дубовой веточкой. Она все выполнила, как надо, и тихо сказала Быстрову:
— Давай тыкву, отвезу в крольчатник…
— Зачем придумали такое страшилище, зачем смеяться над девчатами, — упрекнула Валентина, кивая на разрисованные тыквы.
— Не над девчатами, над вами хотели посмеяться, — сказал Дмитрий Вершинин и, вскочив на велосипед, поехал в село.
Смущенные и поникшие десятиклассники стали разъезжаться. Сутулясь, поплелся вдоль берега Турков.
Валентина осталась на мосту одна.
«Они хотели посмеяться надо мной? Зачем? Зачем же? А мне казалось, что все закончится по-другому — поедем за рябиной, поговорим, посмеемся, пошутим… Вот и пошутили… Не нужно было состязаться с девчатами… А может быть, съездить к Игорю и рассказать ему? Нет, уже поздно, надо идти проверять тетради», — раздумывала она, глядя на зябко блестевшую реку. Среди листьев, что плыли по воде, неуклюже барахтались выброшенные Быстровым размалеванные тыквы и уплывали все дальше и дальше…
* * *На следующий день Валентина увидела Аню Пегову в школьной библиотеке.
— Почему не на уроке? — строго спросила она.
Захлопнув книгу, девушка встала.
— Серафима Владимировна не пустила.
— Как не пустила?
— Пока, говорит, не извинишься передо мной в присутствии всего класса, на урок не пущу. А за что извиняться? — В чуть раскосых глазах ученицы сверкнули гневные искорки. — Я не виновата и извиняться не буду. Лучше из школы уйду.
— Вы, Аня, говорите глупости.
— Глупости? Да если бы я хоть капельку чувствовала себя виноватой, миллион раз извинилась бы. Это не унижает человека… Вы извините за вчерашнее. Мы…
— Ладно, — прервала Валентина. — Идемте в класс.
«Не принимает извинения, гордая», — удрученно подумала Пегова, не двигаясь с места.
— Вы считаете себя правой? Идемте, — повторила учительница.
Аня покорно шагнула вслед.
Валентина решительно рванула дверь. В классе она увидела Подрезову. Та стояла у доски, исписанной какими-то формулами, и объясняла новый материал.
— Садитесь, Пегова, за парту, — распорядилась Валентина, а сама, даже не взглянув на учительницу физики, отправилась к начальству — к директору или завучу, чтобы доложить о возмутительном факте: Подрезова не пустила в класс ученицу. Директор и завуч были на уроках. В учительской, проверяя тетради, сидела одна Надежда Алексеевна.
— Что это у вас такой воинственный вид, Валентина Петровна? — с улыбкой спросила она.
— Прямо зла не хватает, — раздраженно ответила Валентина. — Представляете, Подрезова не пустила на урок Пегову. Учительница мстит ученице. Это же дико!
Продолжая улыбаться, тихая, не любившая шума Надежда Алексеевна упрекнула:
— Вы уж слишком остро реагируете на всякие житейские мелочи.
— Но я не могу иначе. И совсем это не мелочи!
— Привыкнете. Все мы в молодости шумим, возмущаемся, а потом буря уляжется и начинаешь смотреть на жизнь спокойными, трезвыми глазами.
— Нет, — упрямо возразила Валентина, — у человека до самой смерти должно бурлить в груди неукротимое отвращение к несправедливости.
— Ах, Валечка, Валечка, беспокойная ты девочка, — переходя на «ты», с ласковой укоризной говорила Надежда Алексеевна. — И зачем ты накликаешь на себя всякие беды.
— Какие беды? — не поняла Валентина.
— Видишь ли, милая, наедине я могу откровенно посоветовать тебе — не связывайся с Подрезовой, вздорная баба, ничего не простит.
— А мне прощать нечего, — храбрилась Валентина.
Узнав о новом инциденте в десятом классе, Николай Сергеевич досадливо хмурил темные, с сединкой брови. Опять у Майоровой неполадки! Он пригласил ее в кабинет, расстроенно говорил:
— Садитесь, Валентина Петровна. У вас что, тоже нервы? На-нервы обычно жалуются учителя, немало поработавшие в школе, а вы только начали, и уже нет выдержки, во время урока врываетесь в класс.
— Но, Николай Сергеевич, учительница не допустила на урок ученицу, я не могла пройти мимо.
— Вернули в класс Пегову — это хорошо, я сделал бы то же самое. Но по-другому. Я бы не ломился в дверь, а попросил: разрешите, мол, Серафима Владимировна, войти. А что сделали вы? На вас во все глаза смотрели ваши же ученики. Вот и подумайте, какой пример показали вы им? Пример неучтивости к такой же, как вы, учительнице.
Валентина виновато опустила голову. Еще минуту назад она чувствовала себя героем, победительницей. Но, оказывается, ее победа — не победа, а дурной пример.
— И откуда у вас такая горячность, — разводя руками, продолжал директор. — Учителю надо вести себя несколько иначе… — И вдруг Николай Сергеевич опять поймал себя на мысли, что ему тоже нужно как-то иначе относиться к Валентине Петровне, построже, например… Ведь если бы учительница каким-то чудом узнала о том, что ему сейчас хочется погладить ее по голове, как маленькую, назвать «Валечкой», что бы она подумала о нем!
Широкой знакомой улицей Валентина возвращалась домой. Под ногами шуршала, похрустывала опавшая бронзово-желтая листва. Тополя стояли голые, какие-то неприветливые, в ветвях тонко посвистывал ветер. Кое-где в палисадниках, перед домами, ярко пестрели поздние осенние цветы — астры. Астры цвели буйно и пышно, как бы гордясь тем, что они еще могут радовать и привлекать.
«Следующей весной нужно посадить у нашей хатки цветы… И как это Лиля не догадалась», — думала Валентина.
— Ой, и швыдко ж вы ходите, — раздался за спиной женский голос.
Она остановилась.
— Что там опять натворила наша непутевая? — спросила женщина. — Повстречалась мне в магазине Серафима Владимировна, так она ж нашу Аньку и так и этак ругает.
Только теперь Валентина поняла, что перед ней мать Ани Пеговой — высокая скуластая женщина с большими сильными руками потомственной крестьянки.
— Да айдате к нам, что ж это мы на улице.
Аня увидела во дворе мать и учительницу. «Зачем идет к нам Валентина Петровна? — встревожилась она. — Жаловаться, наверно, будет». — И девушка спряталась в горенке, чтобы не узнали, что она дома.
