Когда зацветут тюльпаны - Юрий Владимирович Пермяков
Колька осмотрелся. Отсюда, почти с тридцатиметровой высоты, хорошо было видно вокруг. С одной стороны, далеко-далеко, — извилистые и обрывистые берега речки, поросшие редким леском. Деревья на белом снегу, как черные, аккуратно нарисованные штрихи, а с трех других сторон — степь, закутанная в толстую белую шубу снегов. Лучи холодного, негреющего солнца, отражаясь, слепят глаза, и нет никакой возможности проследить линию, где небо и степь сливаются воедино.
— Страшно? — наблюдая за Колькой, спросил Алексей.
Колька пожал плечами:
— Не знаю.
Алексей засмеялся:
— Ну раз не знаешь, значит все в норме. Давай знакомиться с делом.
В люльке, похожей на балкончик, работал дизелист — заменял верхового рабочего. Алексей тронул его за плечо, сказал:
— Разреши-ка нам… Пополнение рабочего класса пришло, — обернулся к Перепелкину: — Смотри и запоминай…
Алексей быстро застегнул предохранительный пояс, перегнувшись через край люльки, махнул рукой Климову. Тот понял, закивал головой…
И началось. Будто невидимые нити соединили двух человек — Алексея и Климова, так они понимали друг друга на расстоянии. Бурильщик сразу увеличил скорость подъема. Глухо, натужно ревели дизели, пронзительно взвизгивала лебедка, звенели, словно струны, толстые тросы, поддерживающие талевый блок, гулко громыхали стальные трубы…
Алексей любил работать весело, споро — поднималось настроение, крепко билось сердце, разгоняя огонь по напряженному послушному телу. А сегодня работалось особенно хорошо. Хотелось показать этому стеснительному пареньку его работу так, чтобы она понравилась ему, захватила, пробудила желание попробовать свои силы… Вот на уровне полатей останавливается талевый блок — раз; толстой веревкой с узлом на конце он захлестывает трубу и закрепляет «свечу» в вырезе люльки — два; открывает элеватор — три; подтягивает трубу к себе и заводит за «палец» — четыре… Раз, два, три, четыре! А в это время талевый блок уже летит вниз и визжит лебедка, затормаживая его падение… Работа, как ритм песни без слов. Он звучит в подсознании, подчиняя себе, и нарушить его нельзя…
И Алексей, кажется, добился своего. Глаза у Кольки сияли, рот приоткрылся; парнишка нетерпеливо топтался на месте, не зная, куда деть руки — то спрячет их за спину, то опустит, сжав пальцы в кулаки.
Отстегивая пояс и передавая его дизелисту, безучастно стоявшему все это время в сторонке, Алексей спросил:
— Видел, что к чему?
Колька закивал согласно.
— Вот и хорошо. Сегодня понаблюдай, а завтра сам попробуешь…
А назавтра случилось неслыханное: Колька сбросил с тридцатиметровой высоты элеватор — замок, с помощью которого производят спуск и подъем инструмента. Элеватор пробил настил на буровой и крепко засел в проломе. Бурильщик, его помощник и низовой рабочий успели отбежать в безопасное место.
Алексей был в будке, составлял суточный рапорт, когда влетел разъяренный Климов.
— К черту! Душа в подметки забилась… Чуть не побил всех! Не нужен мне такой верховой, дубина стоеросовая. — Трясущимися руками Климов расстегнул брезентовку, достал откуда-то из-за пазухи носовой платок и начал обтирать красное потное лицо. — Уф, отдышаться не могу… Просвистел, как бомба, аж волосы под шапкой — дыбом… И как это я успел за лебедку нырнуть — понять не могу…
Алексей пододвинул ему пачку с папиросами.
— Закури. Успокойся.
Климов закурил, жадно вдохнул в себя ароматный дым.
— А теперь рассказывай все по порядку.
Но рассказывать, собственно, было не о чем: Перепелкин, закрепив «свечу» веревкой, открыл элеватор, потом зачем-то вытащил из него шпильки, раздвинул стропы, и двухпудовая стальная болванка ринулась вниз…
Пошли выяснять причину. Увидев Перепелкина, Климов забушевал снова:
— Ты это что же, так-перетак! Ты думаешь, что делаешь?
— Тихо, — осадил его Алексей.
— Что значит «тихо»?! — заорал Климов. — А если бы он мне по башке шаркнул?
— Прекратите! — крикнул Алексей. — Идите к лебедке и продолжайте работать… А вы, Перепелкин, поднимайтесь на свое место и элеватор больше не сбрасывать! Марш!
Буровики знали — мастер редко повышает голос, но если повысит и перейдет на «вы», значит, нужно подчиняться без рассуждений.
И только в будке, наедине с собой, Алексей подумал, как это страшно, когда тебе на голову летит железяка, в которой несколько десятков килограммов весу. И тогда же он решил: надо, надо учить людей!
3
Об этом он думал не раз. Людей не хватало. Принимали из местных, которые всю свою жизнь занимались сельским хозяйством. Многие, столкнувшись с тяжелой физической работой, а больше из-за незнания дела, увольнялись. Говорили, что скоро прибудут опытные кадры из Татарии, Башкирии, Баку, Грозного, но проходили дни, месяцы, а «опытные» не приезжали. Поэтому людей приходилось учить на месте, прямо в процессе бурения. На буровых участились аварии, несчастные случаи. Свирепствовала служба техники безопасности. Говорили: будет создан учебный пункт, но опять же проходило время, а пункта не было…
Последнее событие на буровой заставило поторопиться. В пересмене Алексей собрал вахты Климова и Альмухаметова. Рассказал о происшествии.
— Бурильщики у нас опытные, но ни один из рабочих не может заменить бурильщика, даже помощник. Больше с этим мириться нельзя, нужно начинать учебу…
— Учиться — хорошо, надо, — заметил Ибрагим Альмухаметов. — А где учиться? Кто учить будет?
Вопросы не были неожиданностью, и Алексей объяснил:
— Под учебный пункт приспособим красный уголок у меня в общежитии, а занятия вести попросим инженеров и техников конторы. Они люди грамотные и, думаю, справятся…
Да, не было учебников, не было преподавателей. Алексей смутно представлял себе, как и с чего начинать. И тем не менее приобрел толстую тетрадь в коричневом дерматиновом переплете, целую ночь сидел и дымил папиросами, старательно выводя по клеточкам пункты «учебной программы». Временами, просмотрев записи, усмехался: «Министерство народного образования за исполнением своих обязанностей…» А утром пошел к Вачнадзе, протянул ему через стол тетрадь.
— Что это? — спросил Вачнадзе и поднял на Алексея удивленные глаза.
— Программа, план, как хотите называйте.
— Не понимаю.
— Там написано.
Вачнадзе раскрыл тетрадь, уткнул в нее большой нос. Кряхтел, хмыкал недоверчиво и весело.
— Ишь ты… Хм… И меня вписал… Лекция… Пятого января… Сельдин — шестого, Гурьев… Хм… Техника безопасности…
Потом перестал хмыкать. Взял из металлического, сверкающего никелем стакана толстый красный карандаш и начал чертить, дописывать. Дочитал до конца, посмотрел на Алексея.
— На общественных началах, значит?
— Думаю, товарищи не откажутся.
— В чем нужна моя помощь?
— Во всем, Лазарь Ильич. И в первую очередь — учебники.
— То, что у меня есть, — принесу. Остальные ищи сам.
Вачнадзе нажал на кнопку звонка. Вошла секретарша: кудри — завитушками, как стружки из-под рубанка, губы — бантиком, туфли — на высоченном каблуке. Протягивая ей тетрадь, Вачнадзе сказал:
— Перепечатать в десяти экземплярах, переплести. Сегодня же закупите тетради, карандаши, записные книжки. Обратитесь в школу — может быть, у них есть лишняя классная доска, не забудьте о
