Роман Ким - Девушка из Хиросимы
4
Очнувшись, Сумико увидела, что ее несут на руках люди в брезентовых плащах и в черных масках, закрывающих нос и рот. Они шли по пустырю, заваленному черными камнями, черепицей, обугленными досками и черными мешками. По земле полз густой черный дым, сверху падал черный пепел, потом пошел дождь, черный, как тушь.
— Мама! — крикнула Сумико, но не услышала своего голоса.
Ее сильно кольнуло в левое плечо чем–то нестерпимо горячим. Режущая боль отдалась во всем теле. Она беззвучно крикнула и потеряла сознание.
Потом опять очнулась. Один из черных мешков, валявшихся у изогнутой трамвайной мачты, зашевелился, привстал и опять упал. Какой–то мужчина в черных окровавленных лохмотьях, на которых болтались пуговицы, подбежал к людям, несшим Сумико, и открыл рот. Он кричал, но его не было слышно. Разглядев Сумико, он опять открыл рот и стал бить себя кулаками по голове и груди и упал на землю. По грудам черного пепла бежали люди, много людей, все черные, в лохмотьях, и все они размахивали руками и открывали рты. Сумико закрыла глаза, у нее кружилась голова. Она впала в забытье.
Она смутно почувствовала, что ее положили на что–то твердое, прохладное. Около нее стояли люди, на этот раз не черные. Женщина в высоком белом колпаке с красным крестом и в белой марлевой маске стала на колени и наклонилась над ней. Издали сквозь шум в ушах донесся еле уловимый шопот. Сперва было слышно плохо, но постепенно шум в ушах стал затихать.
Женский голос произнес:
— Ран нет, кроме ссадин на ногах и ожога на левом плече.
Очаг поражения быстро темнеет, — сказал мужской голос. — Но почему так вздулся рубец?
Из центра?
Эту девочку, кажется, нашли около моста Санд–зё, а этих — в квартале Камия и около универмага Фукуя.
Мужчина в белой маске помахал рукой перед лицом Сумико.
— Зрение сохранилось.
Скорей бегите туда… на отмели реки Ота много детей, наверно, есть еще живые.
Ей что–то влили в рот, она закашлялась, глотать было больно. Ей вытерли лицо мокрым полотенцем. Полотенце стало совсем черным. Издали доносились приглушенные протяжные крики, колпак на женщине и маска казались красными, потом лиловыми, все время меняли цвет. Сумико закрыла глаза и погрузилась в сон.
Все это произошло рано утром 6 августа 1945 года.
В это утро десятилетняя девочка Сумико, жившая в городе, на который была сброшена бомба нового типа, потеряла мать, отца и младшего брата — стала круглой сиротой.
1
Сумико проснулась и, приоткрыв глаза, повернула голову. К ее лбу был привязан веревочкой пузырь со льдом. Она проснулась от толчка — кто–то задел ногой ее голову. С соседней цыновки подняли девочку, — ее лицо было прикрыто обгорелой тряпкой, — и, держа за плечи и ноги, понесли к выходу. Люди, унесшие девочку, были в темных масках и в желтых брезентовых плащах с черными и зелеными узорами.
Медицинская сестра в белом колпаке и маске вытерла мокрой тряпкой цыновку и, подойдя к доске, на которой были написаны мелом иероглифы и европейские цифры, стерла знаки под № 219. Потом сложила ладони перед лицом и поклонилась.
Сумико осторожно повернула голову и увидела у своего изголовья дощечку. На ней значилось: № 177. В палатке было очень душно. Ее наполнял желтоватый вонючий дым.
— Проснулась?
Над ней наклонилась пожилая женщина в белой маске. Она осторожно вытерла лицо девочки, поправила на ней халатик и подозвала сестру. Та вытащила из кармана градусник и, встряхнув его, вставила Сумико в рот. В углу хрипло застонала девочка с забинтованной головой. Сиделка подсела к ней и, приподняв девочку, наклонила ее над тазом.
Сестра вынула градусник изо рта Сумико и вытерла его тряпкой.
— Теперь тебе будет легче, — ласково произнесла она. — Лежи спокойно. Ты проспала больше недели…
Я тоже умру?
Сумико покосилась на соседнюю цыновку.
— Ты выздоровеешь. Болит где–нибудь? Голова, плечо?
Болит плечо… и плохо вижу. Вот этот глаз…
Это пройдет. Не тошнит?
Нет. Я умерла и воскресла?
Сестра сузила глаза, улыбнулась под маской.
— Ты спала больше недели. Иногда просыпалась и сейчас же снова засыпала. А мы тебе давали рисовый отвар. И делали тебе уколы и давали лекарство, чтобы ты спала.
Я, наверно, умру. — Сумико покачала головой. — Поэтому написали только номер.
Мы не знали, как тебя зовут. Поэтому написали только номер. Скажи фамилию и имя.
Сумико назвала себя. Потом сказала, где находится ее дом, и посмотрела в глаза сестре. Та отвела взгляд и, помолчав некоторое время, спросила:
— У Сумитян есть родные? В другом городе или где–нибудь в деревне.
Сумико изо всех сил стиснула зубы и уставилась на потолок палатки. Ей стало тяжело дышать, в горле першило, плечи задрожали. Она плакала, но слез не было. Сестра положила ладонь на голову девочки.
— Есть дядя, — прошептала Сумико. — Живет в деревне.
В какой префектуре? Как называется деревня?
Сумико, наморщив лоб, попыталась вспомнить. Потом покачала головой.
— Помнила все время, но теперь забыла… Мама ездила весной туда за бобами. Старший брат мамы.
Помолчав немного, она добавила:
— А отец работает в мастерской… он не был дома тогда…
Где работает?
Сестра вытащила из кармана карандашик и кусочек бумажки.
— В ремонтной мастерской в квартале Минамита–кэя. Вот если итти от моста…
Сумико заметила, что сестра ничего не записывает, и замолчала. Сестра спрятала карандашик и бумажку в карман и положила руку на голову девочки.
— Скоро приедут за Сумитян. Сейчас, наверно, уже ищут через справочное бюро. Сюда уже приходили за другими девочками… приехали из других городов. И Сумитян тоже разыщут. Лежи спокойно и поправляйся. Только не ложись на левый бок. — Она низко наклонилась и шепнула: — И не плачь громко… разбудишь других.
Сумико повернулась на правый бок и закрыла лицо руками.
2
На следующий день врач — старик с черной повязкой на глазу, — осмотрев Сумико, сказал что–то не по–японски своему помощнику и приказал сестре:
— Пока все идет хорошо. Повязку можно снять.
Плечо болит и чешется, — сказала Сумико. — И глаза тоже… что–то белое все время…
Ничего, скоро поправишься. У тебя только ожог и больше ничего.
Молодой помощник врача поднес зеркальце к плечу Сумико.
— Видишь? Только это и больше ничего.
Сумико увидела на плече лилово–красный рубец,
похожий на маринованную сливу.
— Где ты находилась, когда взорвалась бомба? — спросил врач. — Расскажи подробно. Стояла около дома?
Сумико оказала, что упала в канаву и закрыла голову при виде белого дымка и огненного хвоста.
— Упала в канаву? — спросил помощник врача. — Тебя швырнуло туда?
Сама упала… играла. А потом сверкнуло и загремело… и что–то упало на меня. И больше не помню.
Значит, упала в канаву до взрыва? — Врач промычал: — На дне канавы… значит, была в тени. И что–то накрыло ее. Поэтому не опалило.
А ожог на плече? — сказал помощник.
Врач опять промычал и покрутил головой.
Через две недели Сумико разрешили вставать и ходить в палатке. Здесь помещалось еще десять девочек.
На место умершей девочки, занимавшей цыновку № 9, принесли новую, но через три дня у нее на теле выступили лиловые пятна и началась рвота, и ее ночью унесли люди в пятнистых брезентовых плащах. Сестра стерла с доски имя Кавано Таэко и сложила ладони перед лицом. Сейчас же принесли другую девочку, совсем маленькую. Она умерла через несколько дней, и человек в брезентовом плаще унес ее подмышкой. Сестра стерла с доски только имя — Миэко. Фамилия девочки осталась неизвестной: она не знала своей фамилии.
Девочки, лежавшие в палатке, вели себя тихо. Разговаривали вполголоса, словно боялись, что кто–то снаружи услышит их. За пределами палатки был мир, с которым случилось что–то страшное, непонятное. Из этого мира время от времени приходили люди в белых халатах и белых масках — врачи. Иногда врачи вызывали санитаров, те тоже были в белом. Они уносили девочек, потом приносили их обратно. Но те девочки, которых уносили люди в пятнистых брезентовых плащах, больше не возвращались.
Когда ветер дул в эту сторону, в палатку проникал удушливый, зловонный дым. Сумико узнала от лежавшей рядом девочки с повязкой на глазах, откуда этот дым. Такой дым бывает, когда жгут мертвых. Вероятно, их сжигают где–то совсем недалеко.
3
За двумя девочками приехали родственники из Сидзуока и Вакаяма. Они долго разыскивали девочек по всем госпиталям и лагерям для пострадавших, были и в Удзина, и в Сандзё, и в окрестных деревнях, уже совсем отчаялись, но потом узнали, что надо поискать еще в палатках на горе Хидзи, недалеко от парка.
После того как ушли девочки вместе с родственниками, сиделка сказала плачущей Сумико: