Мария Прилежаева - Третья Варя
Но дед ждет напрасно… Но ничего. У них с Людмилом есть резервное время. Дед разрешил в крайнем случае явиться прямо в клуб к девяти часам. Наверно, там набилось колхозников на доклад Клавдии, в первые ряды не протискаешься, а уж деда-то, конечно, посадят в первые ряды. Может быть, его посадят на сцену, в президиум. Таким образом, они могут опоздать на доклад Клавдии, дед не заметит. Жалко опаздывать, но ничего не поделаешь. Не могли же они бросить лесника без помощи! Не могли они оставить его одного, с вывихнутой ногой под осиной. Когда-то старуха хватилась бы!
Вот что-то не бежит, не встречается им на тропке…
Тропка, заметно протоптанная (видно, по ней нередко ходили), вела через смешанный лес. По сторонам тропки густо росли кусты орешника и черемухи, уже отцветающей, но еще пахучей, и из этих кустов, из их чащобы, таинственно щелкали и по всему лесу раскатывались птичьи трели. Неужели соловьи? Варя, Варя! Соловьев она слышит впервые!
По сторонам тропки поднимался высоконький молодой березнячок, и в глазах пестрело и кружилось от его бело-пестрых стволов. Темной стеной вставал путаный частый ольховник, показывая, что невдалеке где-то сквозь лес пролег овраг с ручейком или родниками на дне.
Где же сосновый бор на берегу? Там просторно, там золотисто-розовый свет, ногам весело скользить по усыпанной хвоей почве… «Тропка до ельничка доведет, увидите ельничек, темнай-претемнай, от ельничка к Оке поворот. Сама тропа поворотит, вы знай не сбивайтесь…»
— Слушай, Людмил, отчего ты думаешь, что он неправду сказал про Андрона?
— Неужели ты ему поверила, Варя? Он просто пьян.
— Пусть пьян, но отчего ты думаешь, что он сказал неправду?
— Он глупав. У нас в Болгарии почитают старых людей. Но он просто глупав старик…
— Ты на него рассердился… Ты не хотел меня пугать, да, Людмил? Думал, я испугаюсь его истории? Оттого ты сказал, что неправда?
— Сказал: неправда, оттого что неправда.
— Отчего ты так уверен?
— Как он мог знать, что было с Андроном? Как Андрон встретил… ведь он же не мог все это знать, как ты думаешь, Варя?
— Он мог представить.
— Он просто болтун, твой лесник! А белые косточки на дороге! Кто их кучкой сложил? Неужели ты не поняла, что он сказки рассказывает!
Некоторое время они шли молча. В кустах щелкал, задумывался и снова упоенно свистел соловей.
— Мне кажется, Варя, скоро должен появиться тот ельник, — оглядываясь по сторонам, сказал Людмил.
— Да, наверно. Мы долго идем? Сколько у тебя на часах?
— Девять.
— Значит, там уже начался доклад. Хорошо, что дед дал нам часы, да, Людмил? Будто предчувствовал, как нам пригодятся его часы. Людмил, ты заметил, все сумрачней…
— Напротив, почти совсем еще светло. Сейчас такое время, что почти нет ночи. Скоро покажется ельник. Он не мог напутать. Я посмотрел — от избушки вела одна только эта тропа.
— Отчего-то его старуха не бежит…
— Должно быть, осталась послушать мамин доклад.
— Хорошо бы нам успеть на середину доклада или хоть кончик захватить, верно, Людмил? Как я рада, Людмил, что мы завтра вместе едем в Москву!.. Гляди, как темно в кустах.
— А слышишь, там соловей? Знаешь, когда я снова приеду в Москву, хочу поступить учиться в Литературный институт имени Горького.
— Имени Горького? — спросила Варя. — Есть такой институт? Значит, через сколько же лет?
— Варя! А сначала вы приезжайте с дедом к нам в Болгарию. Я покажу тебе наш город Несебр с красными кровлями. Там есть каменная ветряная мельница. Во всем свете нет такой ветряной мельницы! А крепостные стены обрываются прямо в море. Вечером в бухту приходят с моря сейнеры с рыбой. Полны палубы ставриды и скумбрии. На всех улицах Несебра пахнет морем и рыбой. Когда разыграется буря, брызги от волн долетают до всех улиц. Заборы и стены домов в Несебре немножко солены от этого… Хочется написать какой-нибудь интересный рассказ. Будто ты приехала в Несебр и…
— Людмил! — она позвала чуть слышно: — Людмил!
Шагах в десяти от них на тропке стоял волк. Странно, она все время ждала этого. Он был похож на собаку. Если бы лесник не рассказал им о случае с Андроном, они приняли бы его за собаку. Большую темно-серую собаку с поднятыми ушами и поджатым хвостом. Но это был волк. Что-то было в нем особое, волчье. Он стоял впереди на тропке и глядел на них. Это продолжалось секунду. Он сошел с тропки и исчез в чащобе кустов.
Будь Варя одна, она подумала бы, что ей почудилось. Но не могло почудиться то же самое сразу двоим!
— Ты видел? — шепотом спросила Варя. У нее подгибались ноги. Ей хотелось сесть на землю и заплакать.
— Летом они не опасны, — ответил Людмил немного изменившимся голосом. — Даже зимой они только стаей нападают. Идем. Все равно ведь надо идти.
— Ты думаешь, не стоит вернуться?
— Зачем? Все равно ведь, если он захочет напасть… Он не нападет, летом они не опасны… Идем немножко быстрее. Скоро должен быть ельник.
— Людмил, ты приехал к нам из Болгарии…
— Думаешь, у нас в Болгарии нет волков?
Они быстрыми шагами прошли мимо чащобы, где он скрылся. Из чащобы неслось соловьиное ликование. Оглашало весь лес.
— Людмил, можно оглянуться, как ты думаешь?
— Отчего же?
Они оба оглянулись и увидели позади себя, очень близко, сомкнувшуюся темноту ночи. Быстро надвигалась недолгая июньская ночь, когда между двумя зорями едва замигают бледные звезды, а восток уже розовеет. Но сюда, в лес, ночь приходила лесная, с густым сумраком за каждым кустом и фантастическими очертаниями пней. Ветви деревьев тянутся на тропку, будто хотят схватить. Птичий свист сменяется таинственной тишиной, когда птица, пугаясь чего-то, умолкает и из глубины леса доносятся шорохи, потрескивание валежника, словно чьи-то шаги. А небо светлее леса высоко стоит над деревьями. Слабенькая сине-зеленая звездочка зажглась в нем, одна-одинешенька.
— Людмил, теперь уже не различишь, сколько на дедовых часах?
— Нет, не различить. Варя, я хотел… Что мне пришло в голову… Хочешь, расскажу тебе о Записках?
— Конечно, Людмил… Ой, Людмил!
— Что ты?
— Нет, ничего. Ты, как маленькую, ведешь меня за руку. Я не трушу, не думай. Рассказывай. Но я не трушу, не трушу…
— Так вот… Она была тоже Варей Лыковой. Нет, она стала Лыковой, когда вышла замуж за подпоручика Сергея Лыкова… Но что я тебе говорю, ведь ты знаешь… Ей исполнилось девятнадцать, когда она приехала в наш болгарский городок Габрово в декабре тысяча восемьсот семьдесят седьмого года. Ты ведь знаешь, ей исполнилось в день приезда.
— Да… Людмил, погляди.
Наверно, он уже увидел сам. Вдоль тропы, краем леса, то скрываясь за деревом, то показывая темный бок, легкой трусцой бежал волк. Он сопровождал их. Они остановились. Он тоже стал. В это время выплыл и повис над самой тропой, будто вырезанный из позолоченной бумаги, тонкий серп луны. Глаза волка, отразив лунный свет, блеснули синим и острым.
— Лучше идти, — тихо сказал Людмил.
Он шел по левую сторону Вари. Теперь он перешел направо.
— Зачем? — спросила Варя.
— Так, — ответил Людмил.
Теперь он шел с той стороны, где краем леса, то исчезая за деревьями, то появляясь, бежал трусцой волк.
«Людмил! Как ты бледен при лунном свете, ты очень бледен в своем черном свитере! Если бы мы случайно не напали на лодку с веслами, ничего бы не было. Неужели он нас сожрет, господи!» Жалобный звук, похожий на плач, нечаянно вырвался у Вари из горла.
— И вот… она приехала в Габрово… — запинающимся голосом заговорил Людмил. — А Габрово в то время все забито лазаретами. Были тысячи раненых. Она приехала в Габрово, потому что…
— Людмил! — перебила Варя. — Зачем я завела тебя сюда, в лес!
Она отчаянным жестом сложила руки на груди.
Синее, острое блеснуло на нее из мрака леса, на мгновение потухло и снова блеснуло, передвинувшись по другую сторону большого, с раскидистыми сучьями дерева. Совсем невдалеке со стороны Людмила Варя увидела длинную волчью морду.
— Ты не завела меня, мы вместе зашли, — сказал Людмил. — Они не опасны летом, не бойся.
— Людмил! — позвала Варя, больно прижимая к груди руки. — Ты умеешь лазать по деревьям?
— Конечно, умею. Почему ты спрашиваешь?
— Людмил, ведь ты комсомолец?
— Да.
— Людмил, дай мне честное комсомольское слово, что исполнишь мою единственную просьбу.
— Что-то странно ты говоришь.
— Людмил, дай комсомольское слово!
— Ну… нет, сначала скажи, какая просьба.
— Залезь на дерево, самое высокое…
— Пожалуй, согласен.
— Спасибо, Людмил, спасибо! Скорей залезай!
— Сначала ты.
— Людмил, прошу, прошу, залезь на дерево! Я тоже залезу… После тебя.
— Нет, ты сначала.
