Алексей Котенев - Грозовой август
— Да вы и впрямь как женихи — гитара с алой лентой, — улыбнулась Аня.
— Все чин чином, — не растерялся Мусин.
— Ну, не дури, — толкнул его в бок Валерий.
Они сели напротив Аниного столика и начали болтать о разных пустяках, а больше всего — о многочисленных Аниных поклонниках, которые, по словам Валерия, с рыданием покидали сегодня Бутугур.
Аня попросила Валерия что-нибудь сыграть.
— Могу даже спеть, — с готовностью ответил тот и прошелся пальцами по струнам.
— Итак, переходим к музыкальной части нашего визита, — объявил Бухарбай.
— Ну, хватит тебе! — одернул его Валерий и, повернувшись к Ане, спросил: — А вы знаете, Аня, как бы спел, ну, скажем, песню о бродяге какой-нибудь перестраховщик? Он бы ни за что не осмелился доложить прямо и конкретно: бродяга переехал Байкал. Нет! Он спел бы примерно так. — И, звякнув струнами, затянул:
Бродяга в основном Байкал переехал...
Аня засмеялась, чуть сузив темные уставшие глаза. А Валерий, почувствовав, что угодил, преподнес еще одну шутку: как бы спел романс человек, которого одолевают слова-паразиты «по сути дела»:
И звенит, по сути дела, каждая струна-а...
И это понравилось. Аня даже посоветовала Драгунскому идти в артисты. Польщенный Валерий почувствовал, что пора действовать, и едва заметно моргнул Бухарбаю: твоя, мол, миссия окончена, выдворяйся! Но Бухарбай вроде бы не заметил сигнала — пересел с одной табуретки на другую. Валерий повторил сигнал, а Бухарбай не обращал на него никакого внимания — сам смотрел, не отрываясь, на Аню. Надо было как-то заполнить образовавшуюся паузу, и Валерий решил выдать еще один музыкальный номер: запел про некую фронтовую любвеобильную девицу, которая пошла непутевой дорожкой от усатого повара, от лысых штабных писарей и разыскала себе поклонников далеко за пределами своей части.
Проходила дороженька МашенькиК командирам чужих батарей...
Валерий, конечно, ожидал, что Аня еще звонче засмеется. Но она густо покраснела, в темных глазах ее вспыхнули недобрые огоньки.
— Как вам не совестно? Как же вы так можете? — с укоризной и досадой сказала она. — Не хочу вас больше слушать. Уходите отсюда! Спать пора.
— А я-то при чем? Я же не пел, — оправдывался Бухарбай.
— Довольно, довольно. Выметайтесь!
Драгунский попробовал свести все к шутке, но увидел на лице Ани упрямую складку у переносья и покорно вышел.
Мусин с хохотом побежал в свою землянку, а Драгунский долго сидел у дверей на ступеньках крыльца санчасти и, обхватив руками голову, лихорадочно обдумывал, как исправить положение, что надо предпринять, чтобы заслужить прощение.
— Все кончено, полный разгром, — прошептал он и, поглядев с неприязнью на свою спутницу гитару, виновницу непредвиденного конфликта, оттолкнул ее локтем в сторону. У самого уха запищал комар, будто оборванная струна, поплыл в ночной тишине тонкий ноющий звук. А когда он стих, с границы вдруг донесся глухой взрыв. Валерий озадаченно посмотрел на черный силуэт Бутугура, впился в темноту, нависшую над Валом Чингисхана: уж не сама ли судьба посылает ему счастье в эту горькую минуту?
Драгунский ворвался в казарму, захватил с собой трех бодрствовавших бойцов, побежал с ними к Валу Чингисхана.
Будыкин поднял по тревоге роту. Автоматчики заняли основные позиции и с нетерпением ожидали разведку с границы. Светало. На востоке все выше поднималась заря, гася своим светом ближайшие звезды. На севере светился ковш Большой Медведицы, показывая путь к Полярной звезде. Над Бутугуром блеснула слабая зарница и погасла, не оставив следа. Вокруг — немая тишина.
— Что бы это могло значить? — спросил Будыкин, лежавший на бруствере, заросшем пыреем.
Викентий Иванович ничего не ответил, только подумал: «Как же это я не выбрался в Читу? Вот зашумят, загремят бои, а батальон останется в резерве в этих Тарбаганьих норах. Сживет меня тогда со света комбат. Сегодня же надо ехать».
Появилась Аня Беленькая с санитарами.
— Они уже идут? Они стреляли? — спрашивала она то у того, то у другого, спустившись в траншею.
С вершины Бутугура прибежал Иволгин:
— Что у вас тут происходит?
Ему никто не ответил — все молча смотрели на окутанную туманом границу. Что там?
Граница молчала. Но вот в тумане кто-то зашевелился — выплыла приметная фигура Драгунского. За ним шли, тяжело ступая, автоматчики с какой-то ношей. Великолепно видевший ночью Мусин первым разгадал тайну ночного взрыва и, сложив рупором ладони, объявил:
— Сегодня на рассвете на одном из участков задержан матерый диверсант — дикая коза!
И все увидели рыжеватую тонконогую косулю, которую несли автоматчики. Глаза у косули выпучены от страха, подбрюшие и белое пятно у короткого хвоста опалены взрывом: она наскочила на минное поле.
Убитую козу положили на траву у бруствера траншеи.
— Проклятая животина, — ругался Драгунский. — Всю границу взбудоражила. — Он подошел к Иволгину, сказал: — Вот так-то, гвардия, мы и воюем: не спим, вскакиваем как сумасшедшие, а толку... Даже нарушители перевелись! Одни козы шляются...
Будыкин объявил отбой тревоге и направился вместе с Викентием Ивановичем к землянкам. За ними побежала и Аня Беленькая. Валерий со смешанным чувством досады и тайного благоговения посмотрел ей вслед. Аня в этот момент показалась ему чем-то похожей на быстроногую степную косулю — такая же стройная и красивая, такая же пугливая и неуловимая.
Из-за пограничной сопки показался алый краешек солнца, падь Урулюнгуй сразу посветлела. Заблестели шелком ковыльные метелки, засеребрились былинки прошлогоднего пырея. Валерий медленно побрел вслед за Аней, роняя на ходу невнятные слова:
— И там, где пахло росой, я кончил ей жизнь...
XIII
Серое здание с массивными квадратными колоннами — штаб Забайкальского фронта — стояло на площади в центре Читы. Окна тускло смотрели на улицы, будто присыпанные золой, темнели опустевшие подъезды. Обезлюдел и скверик с тощими кустиками акаций напротив штаба.
Между тем за толстыми каменными стенами шла напряженная жизнь. Стучали телеграфные аппараты, телетайпы, приходили донесения, отправлялись зашифрованные приказы. Над картами сидели истомленные ночной работой штабисты.
Уже стемнело. Настольная лампа льет на стены мягкий матовый свет.
Генерал Державин просматривает шифровки о прибывших с запада частях и грузах, о вырытых в монгольской степи колодцах и тут же делает пометки на карте. Как и все в штабе, он привык довольствоваться тремя-четырьмя часами сна. Да и какой может быть сон, когда надвигается на Забайкалье военная страда?
Через Читу идут вереницы запыленных теплушек с бойцами, укрытые брезентами платформы, загруженные танками, орудиями и самолетами, цистерны с горючим, вагоны с боеприпасами, продовольствием и прочим воинским имуществом. Все это надо вовремя разгрузить, расставить по местам, и сделать тихо, без суеты и шума, чтобы преждевременно не насторожить врага.
Телефонный звонок оторвал Державина от работы.
— Викентий? Какими судьбами? — удивился он, узнав голос Русанова.
— По делам службы, — послышалось в трубке.
Генерал хотел заказать шурину пропуск, но в кабинет торопливо вошел порученец и сообщил, что Державина вызывает сам хозяин.
Командующий фронтом генерал-полковник Ковалев — большеголовый, несколько медлительный, со щеткой черных усов — встретил Державина неопределенным, даже несколько растерянным взглядом.
— Только что мне звонил с вокзала какой-то генерал-полковник Морозов. Говорит — из инспекции, просил помочь добраться до нашего штаба. Я ничего не знаю о нем.
— Ни о каком Морозове телеграммы не поступало.
— Что за инкогнито? — Ковалев пожал плечами. — Прошу вас, Георгий Ферапонтович, поезжайте на станцию и выясните, что это за инспекция. К чему вообще эти внезапные рейды в такое время?..
В бюро пропусков Державин отыскал Русанова, вручил ему ключ от своей квартиры и, пообещав через полчаса быть дома, поехал на вокзал.
Редкие электрические лампочки тянулись цепочками вдоль вечерних улиц. Железнодорожная станция погружена в полумрак, как в самые трудные военные годы.
У входа в вокзал Державина встретил незнакомый полковник. Узнав, что генерал ищет Морозова, вызвался его проводить. Возле водонапорной башни, где кончался тускло освещенный перрон, стоял короткий, всего в три вагона, пассажирский состав.
— Прошу вас, — сказал полковник и вслед за Державиным вошел в тамбур.
Державин открыл дверь и увидел перед собой за столиком маршала Малиновского и члена Военного совета 2-го Украинского фронта генерала Тевченкова. У окна салон-вагона стоял еще один генерал, которого Державин не знал.
