Леонид Кокоулин - Человек из-за Полярного круга

— Григорий Григорьевич, что это за порядок? — махал он тетрадью. — Тогда писали сами наряды и теперь. Зачем тогда нормировщик?

— А чего бы ты хотел, Сергей? — спросил Шавров в свою очередь.

— Ничего не хотел. Вот описание работ, а уж нарядчик пусть рисует наряды. А то каждый норовит с ложкой.

— Хорошо, оставь свой талмуд…

— А что толку оставлять? Вон она воду вычеркнуть велела. Пусть сама и черпает, хоть туфлей на высоком. А что на самом деле, кто ни придет — свои порядки устраивает.

— Погоди, Сергей. Ты ведь раньше писал сам наряды.

— А что годить? Сам себе зарплату я буду строчить? Я писать, а вычеркивать — она. Если по закону, то дай мне наряд, а потом спроси работу.

— Да подожди ты, — построжал Шавров. — Что ты как на базаре.

Бригадир бросил на стол свою тетрадку и вышел, хлопнув дверью. Валя сидела, обхватив ладонями пунцовые щеки. Помолчали.

— Ну и характер у парня, — наконец сказал Шавров, — не любит возиться с бумагами. Как за наряды, так скандал…

— Значит, недостаточно подготовленный, технически безграмотен, — заметила Валя.

— Вроде это не его обязанность — сочинять наряды, — возразил Шавров.

— Но хороший бригадир не упустит эту возможность. Бригадир тогда видит результат своей работы, и труд бригады уже более целенаправлен.

— Это что, Валентина Васильевна, политграмота? — натянуто улыбнулся Григорий Григорьевич. — Или вы отказываетесь писать наряды? Так я вас понял?

— Переписывать расценки из книг большого труда не составляет, — уклонилась от прямого ответа Валя.

— А вычеркивать выполненный объем работы — тоже ума не надо, — досказал Шавров.

У Вали снова прихлынула к щекам кровь.

— Простите, Григорий Григорьевич, я что-то недопоняла, что-то не уяснила. Мне надо разобраться…

— Я вас не тороплю, — примирительно сказал Шавров. — Осваивайтесь. Вот вам конкретный случай. Мы говорим бригадиру: нас не касается, как ты будешь осушать котлованы, насосов у нас нет. Но мы требуем бетон уложить насухо. Здесь так: проявил смекалку и осушил котлован — мы ему платим ручной отлив. Другой случай: дали насосы, а в нарядах у него ручной отлив, вот тут вы стойте насмерть, улавливаете разницу? Мы ведь, Валентина Васильевна, всегда по сдаче нарядов плетемся в хвосте, оставались и без зарплаты. Все было.

— А почему вы не возьмете себе мастеров? В штатном расписании у вас четыре мастера, прораб.

— Привык с бригадирами работать. Знаете, мастер — промежуточное звено. А так прямая связь с исполнителем. Вот если бы мастер-инженер и он же — бригадир. Это эффективно. Но не идут мастера в бригадиры, и денег меньше получают, а не идут…

— Без нормировщика ведь тоже можно обойтись.

— Можно, — согласился Шавров. — Вполне. Я ведь распоряжаюсь кредитами, мне доверяют людей, машины, оборудование, материалы, но деньги… — Шавров заулыбался, — если я захочу оплатить фиктивный наряд, то поставлю вторую подпись и оплачу.

— А если вас нормировщик поймает за руку? — уже на свойский тон перешла Валентина.

— Ну что ж, разбирательство сделают, начет одну треть… Такого нормировщика я потом уволю.

— Откровенно.

— Но я заинтересован, чтобы нормировщик помогал мне и не допускал моих просчетов. Стоял на стороне закона.

— А как же может нормировщик быть на стороне закона и на стороне нарушителя этого закона одновременно? Вот грузим лебедкой, а пишем — вручную. Как тут быть? Я такой наряд, при всем уважении к вам, не подпишу. Опротестую… И значит, вы меня уволите? А вот при изготовлении колонн вы, Григорий Григорьевич, недоплачиваете рабочим. Ни в одном наряде нет предварительной сборки.

— Но ведь мы ее не делаем, — возразил Шавров.

— А по техническим условиям вы обязаны делать предварительную сборку.

— Что из этого следует? — насторожился Шавров.

— Или делать сборку, или внести рацпредложение, исключающее эту сборку, и получить за усовершенствование…

— А если я не знаю, как это сделать?

— Тогда я предлагаю жесткий кондуктор. А то ведь что получается: при сварке деформируется конструкция, отклонения незначительные, но нагрузки меняются. Вот расчеты. — Валя вынула из стола чертеж, передала Шаврову. — Ой, мне пора, — поглядела на часы. — Можно я пойду?

— Да, идите, пожалуйста, чего спрашиваете?

Валя поспешно собрала бумаги со стола, убрала их в стол, оделась и, попрощавшись, вышла.

Михаила не было.

«Вот ведь не дождался и за мной не зашел», — подумала Валя. На душе стало нехорошо. Она заметила, что в последнее время Михаил сторонится ее. А ведь она мечтала, как будет хорошо, если они будут вместе работать. И не надо будет волноваться, не надо гадать, что случилось, почему задержался. А сейчас выходит еще горше. Самый близкий человек сторонится, не доверяет.

Валя зашла в магазин, продавали ряпушку, хоть и очень была бы кстати свежая рыба, но не решилась стоять в очереди. Михаил, наверное, ждет. Купила хлеба и заторопилась домой. В подъезде ее встретил Ганька Вязников. Он был в новом костюме со свертками в руках.

— Валюшенька, шанежка ты моя, — пропел Ганька. — А я вам дверь с петель чуть не снял.

— Ты что, Ганька, по лотерее выиграл?

— Один раз живем. Ты понимаешь, Валя, линию сдали, никто не верил, сам Бакенщиков не предполагал, что реку возьмем, никто не верил, а взяли…

Валя открыла дверь, Вязников ввалился в комнату, бухнул на стол свои свертки.

— Ну, до чего же я соскучился по вас. — Ганька сграбастал Валю, и ей стало трудно дышать, вкруг голова пошла, она уткнулась ладонями в его широкую грудь, но не было сил оттолкнуть его.

— С ума сошел, — наконец выдавила Валя.

— Схожу, схожу, Валюшенька, это точно. — Ганька отпустил Валю, круто повернулся. — Ставь самовар, я скоро вернусь, один момент. — И выбежал из комнаты.

Вскоре пришел Михаил, Валя все еще сидела в пальто, положив на край стола сумочку.

— Что с тобой? — наклонившись над Валей, спросил Михаил. — Ты какая-то квелая, бледная. Захворала?

— У нас гость, Миша, — сказала Валя.

— Это очень хорошо. Ганька нагрянул, по почерку вижу, — похлопал он по свертку. — Куда же он исчез?

Валя на кухне гремела посудой и не слышала Михаила.

Михаил выдернул из свертка вяленого хариуса и на кухню.

— Мне очень тяжело, Миша, — сказала Валя.

— А мне легко? — Михаил отшвырнул рыбину. — На рубле едем, рублем погоняем.

— Рублем помыкаем, — подсказала Валя и отвернулась.

— Парни уже смеются, — в запальчивости сказал Михаил. — Везде ты успеваешь. Сидела бы уж лучше дома. Вон сегодня опять ковры давали, на материке-то не разбежишься.

— Ох, — простонала Валентина и опустилась на табуретку.

На столе в хрустальной вазе остывало закатное солнце. И от него на Валином лице красные пятна. Ваза потухла. На пол легли размытые от рамы тени.

— Как нелепо, — вздохнула Валя. Обвела взглядом комнату, словно впервые ее увидела. Ковры, ковры на стенах, на диване, на кровати. — Как пылью пахнет… Все не соберусь зимние рамы выставить — совсем нет воздуха. — Она снова вернулась на кухню и оттуда слышала, как вошел Вязников, как встретил его Михаил, как они, с Михаилом кряхтели, тузили друг друга. Не ко времени гость…

— Где же наша царица-бригадирша, — басил Ганька и лез на кухню. — Ты только, Миха, не переживай — уведу я у тебя Валентину, вот увидишь… Как пить дать… Закрой-ка, шанежка, глаза. — Ганька спрятал руки за спину.

— Да будет тебе. Мойте руки, садитесь за стол.

— Не-е, — преградил дорогу Вале Ганька. — Тут дело пахнет керосином. Осторожнее с огнем!

— Ну закрой, что тебе, — влез в разговор Михаил.

— Вот смола! Только не целоваться.

— Теперь открой.

— Ой, — захлопала Валя ресницами, — прелесть какая. Из чего они? — огладила Валя серебристый мех вышитых бисером сапожек.

— Из оленьих лап, лучшая мастерица Чукотки сработала. Нравятся? Тебе, шанежка.

— Ну что ты, — посерьезнела Валя, — не возьму.

— Не понравились? — Ганька даже опешил. — Обидишь, кровно обидишь. Всю бригаду лэповцев под нож поставишь.

— Ну в честь чего? Сам посуди. Такую дорогую вещь прибереги для своей невесты. Куда уж мне.

— Миха, ты слышал? Да для невесты и заказывал, уж только долго колдовала бабуся. Невеста успела состариться. Кланяться парни велели вам, Валентина Васильевна, — Вязников поклонился.

Михаил подтолкнул Валентину.

— Спасибо! Передай большое спасибо ребятам.

У Вали заблестели глаза.

Ганька глянул Вале в лицо, потом на стену, посмотрел себе под ноги.

— Ох ты. Я вам тут наследил. — И стал разуваться. — Как хозяин, так и гость…