Павел Гельбак - ...И вся жизнь

В обкоме мы встретились с Кохановым радушно, но несколько официально. Я не мог понять, почему он, приехав в Принеманск, не посчитал нужным даже позвонить мне. В традициях «Красного знамени» крепкая дружба между сотрудниками, «краснознаменцы» всегда помогали друг другу.

— Что же вы посоветуете? — спросил меня Рудис. — Куда лучше поехать вашим товарищам?

— В Лесное, — не задумываясь, ответил я. — Сейчас это для нас наиболее важный участок. Боевые листовки, какие могут делать работники «Красного знамени», там были бы весьма кстати…

— Что же, Лесное действительно подходит, — согласился секретарь обкома.

— Лесоразработки? — переспросил Коханов. — Пожалуй, подойдет. В Минске мы писали о восстановлении города, в Смоленске — железнодорожного узла. Я сегодня же сообщу об этом в Москву, попрошу разрешения главного.

— Передайте от меня привет Сергею Борисовичу, — попросил я.

— Хорошо, если буду с ним говорить, то передам… Кстати, Павел Петрович, вы не могли бы из своей редакции дать нам в помощь знающего человека?

— Пожалуй, можно, — ответил за меня Рудис. — Пошлите Олега Криницкого. Знает лесорубов. Боевой парень.

— Можно и Криницкого послать, — согласился я, — он введет вас в курс дела.

Вечером встретились с ребятами из выездной редакции у меня дома. Постепенно официальный тон исчез. Сергей Коханов рассказал о последних новостях в «Красном знамени». Новости-то все печальные. Сколько лет длится война, а к этому не привыкнешь. Убит военный корреспондент «Красного знамени» Александр Малышев. Мы вместе с ним встречали войну. После совещания собкоров мы тогда отправились в Дом журналистов. Допоздна засиделись в ресторане. Спать пошли к Сашиному знакомому. Когда проснулись, Москва уже была взбудоражена вестью о войне. И вот Саша Малышев погиб. Коханов не знает подробностей. Кажется, где-то на аэродроме попал под бомбежку. В овальном зале «Красного знамени» вывесили четырнадцатый портрет в траурной рамке. Малышев — четырнадцатый корреспондент газеты, погибший на войне.

Сергей Коханов выпил и затянул журналистскую застольную. Она родилась где-то во фронтовой газете. Грустно-задушевные слова ее никак не соответствовали мотиву лихой и блатной «Мурки». Стало тяжко от сознания, что многим нашим товарищам стали «могилой Киев и Крым», что «хоть они порою были и герои, не поставят памятника им…»

Утром выездная редакция отправилась на место. Не сомневаюсь, что журналисты по-настоящему взбудоражат Лесное. На прощание я посоветовал Сергею быть осторожным, помнить о печальном случае, происшедшем с Криницким.

Из Лесного добрые вести. Боевые листовки пользуются успехом. Когда же по вечерам где-нибудь на поляне начинает работать радиоустановка выездной, собирается много молодежи. Криницкий пишет, что приходят даже с соседних хуторов.

Да! Поймали, наконец, бандита, стрелявшего в Олега. Возможно, помогла этому и выездная редакция. Бандита привезли связанным сами лесорубы. И не те, которые числились в нашем активе, а «середнячки», имена которых ранее никогда не попадали в блокнот корреспондента. Поймали они его где-то на хуторе, обезоружили и доставили в милицию.

Месяц назад на такой шаг, видимо, решились бы немногие.

…Хочется хоть на денек съездить в Лесное, посмотреть, как работает выездная редакция «Красного знамени».

Беспокойный человек

Мокрый снег залепил стекла машины. «Дворники» едва успевают расчищать смотровое стекло.

Я сижу на заднем сиденье и рассматриваю затылок Саратовского. Шею прорезает несколько глубоких морщин, они, словно кольца на стволе дерева, напоминают о прожитых годах. Сколько же лет Андрею Михайловичу? Наверное, уже за сорок, ближе к пятидесяти? Но по подвижности, энергии он может поспорить со многими молодыми людьми. Недавно устроил необычный прием комсомольским работникам.

На рассмотрение бюро обкома партии готовили вопрос об организации массовой физкультурной работы среди молодежи. К проекту решения были приложены все необходимые справки, докладные записки. Они не удовлетворили второго секретаря обкома. Перед заседанием бюро Андрей Михайлович пригласил к себе для беседы секретарей обкома комсомола и руководителей областного комитета по делам физкультуры и спорта. Те пришли на беседу во всеоружии — с папками, бумагами.

— Рассказывайте, как идут дела? — попросил Саратовский.

Секретарь обкома комсомола по военно-физкультурной работе доложил «об охвате молодежи пешими кроссами», создании физкультурных комитетов, возрождении футбольных и баскетбольных команд. Председатель областного комитета по делам физкультуры и спорта перечислил, сколько было проведено субботников по сооружению спортивных площадок, с гордостью несколько раз повторил большую цифру участников субботников…

Саратовский слушал невнимательно, казался рассеянным. И когда третий оратор заглянул в справку, Андрей Михайлович подошел к окну, открыл форточку, снял с гимнастерки ремень и попросил секретаря обкома комсомола по военно-физкультурной работе:

— Скомандуйте, чтобы товарищи встали на зарядку.

Молодежные активисты недоуменно переглянулись. Оказалось, что не только секретарь по военно-физкультурной работе, но и другие не умеют командовать, не знают простейших гимнастических упражнений. Андрей Михайлович принял команду на себя и провел с ними «зарядку».

Потом он предложил вопрос, как неподготовленный, с обсуждения бюро обкома партии снять. К руководству военно-физкультурной работой в области были привлечены энтузиасты этого дела, товарищи, которые сами знают и любят спорт.

Задремавший было Саратовский зашевелился, вспугнул мои воспоминания. Проезжали мимо какой-то деревни. На заборе уныло белели забытые кувшины. Порывистый ветер пригоршнями бросал в смотровое стекло охапки снега.

— Коля, останови, пожалуйста, — попросил шофера Андрей Михайлович.

Выйдя из машины, секретарь обкома, утопая по колено в рыхлом снегу, пошел к небольшому вагончику, видневшемуся на окраине села. Я смотрел ему вслед, не зная, что предпринять: оставаться в машине или сопровождать Саратовского. Дернула же меня нелегкая согласиться поехать из Лесного вместе с секретарем обкома. Андрей Михайлович выступал у лесорубов с докладом.

Встретив меня на участке, он похвалил листки, выпущенные выездной редакцией, осведомился о здоровье Криницкого. Оказывается, в прежние приезды он встречался с Олегом и тот произвел на секретаря неплохое впечатление. Заканчивая беседу, Андрей Михайлович предложил:

— Хотите, вместе поедем в Принеманск, место в машине есть.

И вот уже второй день мы тащимся по заснеженным дорогам. Саратовский явно не торопится в город. Ночь мы провели на каком-то хуторе. Андрей Михайлович беседовал с хуторянами о колхозах.

Старик-крестьянин, внимательно выслушав рассказ секретаря обкома, неожиданно спросил:

— Сообща работать легче. Что верно, то верно. Но, может быть, объясните, почему из колхозов к нам «мешочники» идут? У индивидуального крестьянина христа ради побираются?.

Саратовский спокойно объяснил, какие большие разрушения причинили захватчики крупным хозяйствам восточных областей. Сразу хозяйство не поправишь, людей не накормишь. Разруха породила «мешочников». Но это временное явление. За колхозами будущее.

— Может, оно и так, — согласился хуторянин, — только мы уж лучше по-старому, как деды работали.

— А мы вас сегодня и не зовем в колхозы. Время пока не настало. Ни средств, ни возможностей для этого у нас еще нет. Поднимемся на ноги, вот тогда и поговорим.

Как ни неприятно выходить из машины под мокрые хлопья снега, но журналистское любопытство сильнее непогоды. Интересно, что там делает секретарь, в этом неуютном вагончике. Стараясь попасть в следы, оставленные в снегу сапогами размашисто шагавшего секретаря, я запрыгал по полю. В вагончике оживленно беседовали. Андрей Михайлович сидел в окружении девушек и допытывался:

— Кто же у вас главная героиня?

— Ее-то вы и упустили, — ответили девчата хором. — В МТС уехала ругаться.

Оказывается, вагончиком завладела первая женская тракторная бригада области. Они послали письмо прославленной украинской трактористке Паше Ангелиной. Решили последовать ее примеру, а машины им дали самые плохие, запасных частей нет.

— Все равно девчата много не наработают, — рассуждал директор МТС. — Вот и поехала бригадир ругаться.

— Что ж, мы ей поможем. Поехали, редактор, в МТС.

Теперь уже ясно — в Принеманск приедем еще на день позже.

Тайна Виктора Урюпина

Перрон уходил из-под ног Виктора Антоновича. Но он все же упорно шел вперед, к головному вагону. Вдруг раскрылся чемодан. Под ноги пассажирам вывалились тельняшка, брюки, трусы.