Борис Пармузин - До особого распоряжения
Потом, сославшись на занятость, словно мальчишка, убегал к чайникам, к самовару.
Посетителей, сожалевших о размолвке Махмуд-бека с муфтием, о тяжелой, неблагодарной работе
молодого эмигранта, становилось все больше. Они подготавливали Махмуд-бека к новой важной
встрече.
Вскоре в чайхане появился Маджид-бек.
Туркменский курбаши был весел. Он похлопывал по плечу Махмуд-бека, справлялся с делах,
сожалел, что давно не видел хорошего, умного человека.
- Обо всем забудь! Муфтий простил тебя.
- За что простил? - удивился Махмуд-бек. - Что я сделал?
- Ну-ну! - прервал курбаши. - Зачем вспоминать?
Маджид-бек был плохим дипломатом. Придушить - это он может! А доказывать, убеждать - не его
стихия.
- Собирайся, пойдем... Надо поговорить.
- Куда? - слабо сопротивлялся Махмуд-бек.
- Надо! - коротко приказал курбаши.
Сегодня это был совсем другой человек.
- Разве можно обижаться на старика? Эх, молодежь!
Муфтий огорченно покачал головой.
- Садись, садись. Пей чай... Похудел ты. Много работы?
- Да, уважаемый отец... - смиренно ответил Махмуд-бек.
Садретдин-хан метнул взгляд на туркменского курбаши. Маджид-бек, поклонившись, вышел из
худжры.
- Похудел, почернел... Ох, доля... - по-отечески причитал муфтий. - Я скажу, чтобы сделали хороший
плов.
Он выскользнул за дверь так быстро, что Махмуд-бек удивился этой прыти. Сегодня муфтий был одет
проще. В легком халате, простых ичигах, скромной, непышной чалме.
Махмуд-бек оглядел худжру.
Скромное пристанище аскета... Два небольших коврика, узкая лежанка, расшатанный столик, на
котором покоился коран. Стопки книг, журналов, газет поднимались в нише. Махмуд-бек прочитал на
обложках журналов «Ёш Туркестан», «Оташли уй». Последний журнал выходил в Стамбуле.
На той стене, к которой обращают свой взор правоверные во время молитвы, висел флажок. На
зеленом поле золотыми нитями были вышиты полумесяц и многоконечная звезда.
В углу худжры Махмуд-бек заметил переметную суму. Несомненно, это был его хурджун.
- Ну вот. . - потирая ладошки, вошел муфтий, - посидим, поговорим. Есть о чем нам поговорить.
Первые вопросы были пробными. Муфтий словно прокладывал дорожку. К нужному человеку он
подходил не сразу. А это был необычный прихожанин.
Садретдин-хан рассказывал и о себе, о трудной жизни на чужбине.
- Ты это все испытал. Одному ой как плохо! Нам надо быть вместе...
- Да, уважаемый отец... - соглашался Махмуд-бек.
- А ты сторонишься...
- Я, хотел, но...
- Ну, хватит, хватит. . - поднял ладошку муфтий. - Не будем вспоминать старое. Пей чай. Что ты
собираешься делать?
- Я хочу скопить деньги и уехать в Турцию.
- Зачем?
- Мне нужно учиться... Потом я буду бороться за родину.
- Турция... - одобрительно произнес муфтий. - Турки наши друзья.
- У меня там тоже есть друзья.
- Хорошо, хорошо... Да, - он будто только что вспомнил, - твой хурджун, твои вещи здесь.
- Главное, мои бумаги, стихи...
- Стихи? - переспросил муфтий. - Ты пишешь стихи?
Конечно, старик перечитал все стихи, просмотрел книги.
- Пишу, отец...
- Прочти что-нибудь.
- Можно? - Махмуд-бек кивнул на хурджун.
- Да, да... Бери. Это же твои вещи. Я посылал наших людей. Они нашли курда.
- Спасибо, отец... - поблагодарил Махмуд-бек.
Стихи понравились муфтию.
33
- Значит, большевики боятся этих слов... - задумчиво произнес он. - Так, так...
За пловом старик еще больше оживился.
- Я попрошу тебя написать стихи. Через три дня у губернатора день рождения. Нужно в стихах
выразить благодарность за то, что нам дали приют на этой земле.
- Я давно не писал. Не знаю, как получится.
- Напиши, напиши...
- В чайхане очень трудно.
Муфтий хмыкнул:
- Чайхана... Этот жулик Али Акбар сам будет носить тебе чай... - Он доверительно прошептал: - Тебе
нужно быть с нами. Я писал в Париж господину Мустафе Чокаеву. Спрашивал о тебе. - Муфтий
приподнял коврик я вытащил голубой конверт. - Вот! - Он поднял конверт. - Господин Мустафа Чокаев -
председатель «Туркестан милли истиклял джамияти», редактор нашего журнала «Ёш Туркестан».
- Я слышал о нем... - сказал Махмуд-бек.
- Ты слышал! - усмехнулся муфтий. - О нем знают все. В Париже так и говорят о его доме:
«Туркестан». Я верный слуга этого уважаемого человека. И он... он! - Муфтий многозначительно поднял
брови: - Он, Мустафа Чокаев, слышал о тебе. Читал в советской газете, как тебя ругали. Он мне ответил,
что ты верный сын нации.
Махмуд-бек благодарно склонил голову.
- Зачем тебе ехать в Турцию? - продолжал муфтий. - Будем работать вместе... У нас много работы.
Что ты скажешь?
- Хорошо, отец... - согласился Махмуд-бек.
- Сегодня отдохни. Для тебя приготовят худжру. А завтра сходи на базар, купи приличную одежду. О
деньгах не беспокойся...
На базаре к Махмуд-беку подошел веселый азербайджанец с огромным медным подносом на голове.
- А вот халва... Выбирай по вкусу... Есть парварда, есть занжибал. - Он снял поднос с головы и держал
на вытянутых руках. - Ну, бери, молодец. Бери, дешевле не найдешь...
В базарной суматохе, среди криков, ругани, смеха Махмуд-бек наконец услышал слова:
- Иди за мной...
Махмуд-бек еле удержался на ногах. Он стоял, пошатываясь, прикусив губу, и смотрел на
халвафуруша. Предательски щекотало в горле.
- Иди, иди... - повторил продавец халвы.
Азербайджанец понимал состояние этого человека. Им бы пожать друг другу руки, обняться...
Но веселый торговец повернулся и пошел дальше, расхваливая самый сладкий в мире товар.
Из рукописи Махмуд-бека Садыкова
В архивах я отыскал копию рукописи «Истории нашей национальной борьбы».
Эти страницы принадлежат муфтию Садретдин-хану. На последней странице есть дата: «С
благословения всевышнего книга завершена 15 дня месяца Зульхиджа 1351 года».
Это значит - 1933 год.
Я вспомнил, как переписывал рукопись муфтия начисто. Одновременно приходилось в тайне от него
делать копию рукописи. Копия была передана в Центр. Вот она передо мной. Веселый азербайджанец -
разумеется, я не знал его настоящего имени - унес рукопись с собой.
«История» муфтия - своеобразная исповедь, в то же время документ, раскрывающий тайные замыслы
националистов, их опорные пункты, шпионские связи...
«Наступление на Советский Союз начнется с Востока... В связи с этим необходима тщательная
подготовка эмигрантов-мусульман и установление связи и контакта их с русскими белоэмигрантами... С
английскими и турецкими офицерами...»
Эту цитату муфтий Садретдин-хан выписал из одного инструктивного письма Мустафы Чокаева.
Муфтий в своей «Истории» давал оценку деятельности отделений «Милли истиклял» в Турции,
Иране, Афганистане, Индии...
Вербовка шпионов и диверсантов, борьба за власть между главарями эмиграции, подсчет будущих
доходов, сведения о помощи англичан...
Откровенная распродажа родины...
Это и есть «История» муфтия Садретдин-хана...
«История» в двух экземплярах...
Один, направленный муфтием своему руководителю Мустафе Чокаеву, вероятно, сгорел в Берлине в
сорок пятом вместе с другими бумагами националистов. Другой экземпляр лежит передо мной,
пожелтевший от времени, сейчас наивный и безобидный документ.
Ни одно имя из этой рукописи не осталось в памяти народа...
СЕКРЕТАРЬ МУФТИЯ
34
Махмуд-бек оказался неоценимым помощником. Он вел большую переписку с отделениями
«Туркестан милли истиклял джамияти». Муфтий просматривал письма, одобрительно кивал и
решительно подписывал.
- У вас хороший слог. Сразу видно, что вы писали стихи. - Муфтий пощипывал редкую бородку. - Нам
будут нужны другие стихи...
Глазки начинали яростно сверкать. Сейчас опять муфтий заговорит о ненависти к большевикам.
Потом сожмет кулачки и потрясет ими в воздухе, призывая на головы неверных все беды. Махмуд-бек
жил в соседней с Садретдин-ханом худжре и часто видел, как по ночам у муфтия горит свет. Муфтий,
казалось, забыл о своем возрасте. Ему не хватало суток: днем - встречи, ночью - письма, статьи. Порой
муфтий даже забывал о молитвах. А если молился, то торопливо, стараясь побыстрее отделаться от
