Корзина спелой вишни - Фазу Гамзатовна Алиева
Нужно же было случиться, чтобы именно в тот день, когда Жавгарат оставила у соседки ведро меда, появился лесник и заявил, что он нашел улетевших пчел на трех дубах.
Лесник собрал этих пчел в три улья, поставил отдельно от своих и посылал весточки в разные аулы, разыскивая хозяев.
С тех пор люди стали еще ласковее с Бакшанат и ее дочерью. Но расстояние, на котором они держались, все увеличивалось. Это привело к тому, что и сама Нафси Жавган стала побаиваться людей. Даже к подругам она теперь относилась настороженно.
Ее приглашали на все сходки, которые в горах устраивались часто. Приглашали скрепя сердце, но она держалась как-то в стороне от всех. Пока другие шутили, танцевали, смеялись, она, не поднимая глаз, работала. И потому перед ней появлялось вдвое больше начесанной шерсти или очищенной кукурузы, чем перед ее подругами. Часто сходки устраивались в доме невесты — ткали для свадебного приданого ковер, чесали шерсть, сучили нитки…
И еще приходили помогать жениху строиться: таскали мешками на крышу глину, подавали камни. Нафси Жавган, от природы сильная, и здесь отличалась. Старухи это истолковывали по-своему: «Смотрите, как ей помогают шайтаны», — шептались они между собой.
Бедная Нафси Жавган все больше замыкалась в себе. И днем и ночью ее терзала одна и та же мысль. «Почему все говорят, что я дочь шайтана? Может, и правда, что мать и не мать мне вовсе, а отец — не отец?»
Как было разобраться в этом детскому уму? Она внимательно всматривалась в мать, сравнивала свое лицо с ее лицом и холодела от страха, не находя сходства.
С годами она притерпелась к своему положению. Но замкнутость в ней осталась. Благодаря своему доброму сердцу не испытывала к людям неприязни, но продолжала держаться в стороне, как бы оберегая свой душевный покой от нечаянного и грубого вторжения.
Все ее ровесницы уже повыходили замуж. И только ее никто не сватал. А ведь она, Нафси Жавган, была такая же, как и все девушки. Такая же горячая кровь текла в ее жилах, так же билось ее сердце в сладком ожидании ласки и тепла.
Но парень, который ей приглянулся, женился на другой.
Впервые она что-то почувствовала к этому Касуму, когда они помогали строиться одному жениху. Женщины таскали землю из Долахара, а мужчины, стоя на лестнице, снимали с их спин мешки, высыпали землю на крышу, разравнивали ее и утрамбовывали.
На верхней ступеньке лестницы стоял Касум. Он был высок и строен. Волнистая черная шевелюра придавала его лицу мужественность. Лицо его с гладким ровным загаром блестело от пота, а карие глаза горели молодой силой жизни.
Нафси Жавган следила за его руками: как он брал мешок и, рывком наклонив его, высыпал землю.
Девушка поймала себя на том, что ей хотелось бы остаться здесь одной с ним. «Как хорошо было бы, если бы все ушли. Я одна перетаскала бы все мешки».
С тех пор она все норовила пройти мимо его ворот и даже бегала к реке, куда он водил поить лошадь. Но как она ни старалась, он не замечал ее и ни разу не удостоил теплым взглядом. А вскоре и вовсе она услышала, что он засватал Меседу, дочь кузнеца.
Десять дней не выходила Нафси Жавган из дому. Щеки ее побелели, губы от внутреннего жара потрескались. За все десять дней она не сказала и пары слов.
Так вырастала Нафси Жавган. Такие события происходили в ее маленькой жизни. А в это же время в ауле совершились большие перемены. Нафси Жавган все чаще слышала слова «война», «партизаны», «Советы», «Революция»… Слышала, что скоро не будет ни богатых, ни бедных и что у них и у Максуда, самого крупного землевладельца в ауле, земли станет поровну.
А пока что ее отца принесли домой на черной бурке. Он погиб как герой.
А вскоре и в жизни Нафси Жавган произошло событие, которое заслонило даже гибель отца. Она еще носила по отцу траур, когда и к ней, как говорили в ауле, пришло счастье.
За нее посватался Али, сын бедного крестьянина. Ее ровесницы к тому времени уже имели детей.
Али давно обратил внимание на трудолюбивую девушку. Ему нравилось, что она не тратит времени на болтовню, как другие, а молча и сосредоточенно делает свое дело. Он любовался ею, когда она одним взмахом серпа брала с земли сноп пшеницы и, положив его на согнутое колено, завязывала узел на этом снопе. Он с восхищением смотрел ей вслед, когда она, забросив за спину огромную охапку сена, большими шагами шла домой, так легко, словно и не несла никакой тяжести.
Как-то мать, перехватив взгляд сына, сказала:
— Ну, что ты на нее заришься? Это шайтаны ей помогают.
— Ну и пусть! Разве плохо, если и шайтаны на тебя бесплатно поработают? — засмеялся Али.
Так, не обратив внимания на все пересуды и запреты брать в жены из рода шайтанов, он послал к ней сватов.
Свадьбу сыграли на зависть многим. Все хвалили невесту и ее мать за то, что она вырастила такую прекрасную дочь: и труженицу, и скромную.
Как бы ни воспевали гости невесту, все же мать Али не забыла заранее зарыть под воротами кинжал и топор, чтобы злые духи вместе с девушкой не проникли в их дом.
А невеста ничего не подозревала. Она была переполнена счастьем. Когда она, высокая, статная, вошла во двор жениха в платье из зеленой парчи, всем показалось, что здесь заколыхался летний луг. Но что действительно привлекало в Нафси Жавган, так это свежесть и здоровье, которым щедро наделила ее природа.
Но не успело еще утреннее солнце окрасить вершины гор, а невеста получить птичий завтрак, как в доме Али началась суета.
Утром мать Али спустилась во двор и стала смотреть, нет ли следов пиршества шайтанов. Она боялась, что после того как разойдутся гости, шайтаны устроят здесь свой пир, хотя она и предусмотрительно положила под крышки котлов железные обручи, заранее заказанные кузнецу.
Внимательно осмотрев двор и не найдя ничего подозрительного, она, облегченно вздохнув, уже хотела вернуться в дом, как вдруг споткнулась о толстую палку. Этой палкой она закрывала хлев, чтобы не убежал осел. Мать Али тут же перевела глаза на дверь хлева и похолодела от смутного предчувствия. Так и есть — дверь была распахнута, осла в хлеву не было.
Тут уж начался такой переполох, что о птичьем
