Эрнст Бутин - Суета сует
— Я тебе завтрак сюда принесу, — крикнула вслед Елена Владимировна.
Когда Наташа вернулась, на столе дымился кофе, громоздились в тарелке гренки аппетитной золотисто-коричневой кучкой.
Наташа села к столу, отпила из чашки. Нехотя пододвинула к себе отзыв отца на дипломную работу Шахова. Рассеянно, накручивая на палец локон, начала читать. Потянулась за гренком, но руку не донесла. Замерла. Торопливо перевернула страницу и, отодвинув чашку, зажала голову в ладони, уперлась локтями в стол — сосредоточилась, увлеклась.
Осторожно, на цыпочках вошла Елена Владимировна. Огорчилась:
— Ты ничего не попробовала? Может, яичницу сделать? Или омлет?
— Где отец? — Наташа подняла на нее глаза.
— Как где? — удивилась мать. — На работе, разумеется… Да, вспомнила, позвони ему, как прочтешь. Он просил.
— Мне с ним надо как можно скорей поговорить. Обязательно. — Наташа опять склонилась над рецензией, и с каждой страницей лицо девушки становилось все более и более встревоженным. Когда закончила читать, поглядела на мать такими глазами, что Елене Владимировне стало страшно.
— Это конец, — сказала Наташа, и плечи ее безвольно опустились. — Это разгром. Это полный разгром Андрея.
Шахов дочитал последнюю страницу, положил лист в папку. Старательно завязал тесемки. Поднял окаменевшее лицо — жесткое, злое, с резко выступившими скулами, с плотно сжатыми губами.
— Крышка, — процедил сквозь зубы. — Нокаут! Наповал.
— Что вы? — повернулся к нему сморщенный старичок в соломенной шляпе — сосед по сиденью. Приложил к волосатому уху ладонь: — Повторите, пожалуйста, я плохо слышу.
— Это не вам! — крикнул Андрей. — Это мысли вслух. Зарезали меня!
— А, понимаю, понимаю, — обрадовался старичок. — Да, да, подъезжаем.
Андрей заставил себя улыбнуться, кивнул и повернулся к окну.
Мимо проносились огромные, с кроной, затерявшейся в поднебесье, сосны, но постепенно их плотная золотисто-желтая колоннада становилась все реже и реже, между деревьями стали видны серые многоэтажные дома нового микрорайона, и вскоре лес отступил, остался позади, дома приблизились, окружили автобус, и он запетлял по улицам большого города.
8
Уже больше недели жил Шахов в общежитии горного института, жил, как и всегда, с Павлом Балакиным из Северогорска. В этом году им крепко повезло — к ним больше никого не подселили, то ли забыли, то ли комнатенка была слишком маленькой. Каждое утро Павел садился за стол: штудировал, зубрил, проверял и перепроверял свой диплом, что-то высчитывал, вычерчивал, и каждое утро, как на работу, Андрей уходил в город. В первый же день он отнес отзыв Сокольского своему руководителю Олегу Евгеньевичу. Пришел к нему назавтра, выслушал неуверенное: «Не знаю, не знаю, что будет. Дернула вас нелегкая влезть в эти теоретические дебри, да еще такой убийственный отзыв умудрились получить. Ну что бы вам сделать, как я советовал, обычный крепкий диплом, не мудрствуя лукаво, не изобретая пороху. А сейчас не знаю…» Андрей угрюмо смотрел на кислое лицо руководителя и спросил в лоб: «А вы-то как относитесь?» — «Трудно сказать, — помялся тот. — Боюсь, что не смогу быть вашим союзником. По сравнению с типовым, стандартным, так сказать, дипломным проектом ваша работа — неудача. Ведь что такое дипломный проект? — начал объяснять он. — Это хорошо оформленный и подогнанный материал, который доказывает, что студент овладел методикой, имеет безусловные и крепкие теоретические знания, подтвержденные умением применять их на практике. Все это, вместе взятое, дает возможность считать бывшего студента ин-же-не-ром. А не научным работником, каким вы заявили себя в этой работе. Надо было взять частную тему, попроще…» — «Мы об этом уже говорили с вами, — перебил Андрей. — Причины, мотивы, по которым я выбрал эту тему, вам известны. Вот перед вами моя работа. Как мог, я обосновал и доказал свою правоту. Теперь пусть решает и разбирается комиссия». И после этого разговора больше в институте не появлялся. Слонялся по городу, ходил в кино, накупил подарков друзьям, выполнил все заказы, которыми заваливают каждого уезжающего в город знакомые и знакомые знакомых, по вечерам пропадал в театрах, на концертах, не унывал, потому что в душе, и, честно говоря, не в самой глубине ее, был уверен в себе и своем дипломе. Потрясение от рецензии Сокольского, неприятный осадок от беседы с руководителем вскоре ослабли. Снова и снова перелистывая в памяти свой проект, который он помнил до последней запятой, Шахов все больше убеждался, что прав. Стоило только закрыть глаза, как Андрей ясно, до галлюцинации отчетливо, видел и это мощное, похожее по форме на кита, образование, вырвавшееся когда-то из циклопического разлома в мантии и застывшее сейчас там, на севере от рудника, а рядом, связанное тоненькой магматической ниточкой, другое тело, похожее на редиску — линза, которую разрабатывают уже двести лет и уже всю выработали. Иногда Андрей видел эту картину во всей ее масштабности и натуральности — серые, зернистые на изломе граниты, пересеченные белыми полосами мощных кварцевых жил; иногда — словно перед ним были геологические планы и разрезы — в виде сухих линий контуров, штриховки, пестроты значков легенды, бледного прозрачного многоцветья условной окраски пород; иногда — точно в научно-популярном мультфильме, когда длящиеся миллионы лет процессы просто и наивно проскакивают на экране за секунды: мантия Земли шевелилась, то сжимаясь, то растягиваясь, колыхались поверхностные пласты, змеились трещины, и вдруг — черная щель разлома! А из нее выдавливалась, как паста из лопнувшего тюбика, переливающаяся, меняющая формы магма, расползалась по трещинам, заполняя их. Ворочалась, точно гигантская амеба, основная масса; успокаивалась, застывая в форме кита. Все это кричаще пестрое, красочное, яркое — цветное кино!
Оставаясь один на один с городом и размышлениями о своем дипломе, Шахов старался забыть об институте и действительно почти не вспоминал о нем. Один раз, правда, Андрей хотел зайти туда — Павел сказал, что приходили студенты-геофизики из научного общества, обижались, что Шахов-де зазнался: приехал, а носа не показывает и даже не хочет рассказать, помогли ли ему результаты, которые выдала установка «Импульс». Это-то и удержало Андрея. Конечно, ему результаты электросейсмической и гравитационной разведки помогли, ему лично, но помогут ли диплому — кто знает? Поэтому и решил, что к геофизикам заявится после защиты, когда триумф работы станет очевидным, и тогда перед парнями из СНО можно будет представить дело так, будто исключительная заслуга в блестящей защите принадлежит их детищу — установке «Импульс».
И еще одна забота, одна навязчивая идея не давала покоя Шахову.
Сегодня, в воскресенье, он наконец решился. Завтра защита, а прийти на нее Андрей хотел с полной ясностью и успокоенностью в душе и в голове. Утром загадал: если на «толкучке» сумеет достать у букинистов какую-нибудь уникальную, сногсшибательную книгу для Алексея — день сложится удачно, и все, что будет намечено, удастся сделать. И ему повезло. Фантастически повезло. Не успел прийти на рынок и сделать первый круг мимо книжных сокровищ, разложенных на полиэтиленовых пленках, газетах, холстинках, как увидел немолодую, опрятно одетую женщину. По тому, как она неуверенно озиралась, несмело топталась в конце длинного ряда книготорговцев, а вернее, книгообменщиков, потому что на рынке собирались только завзятые библиофилы, которые ни за что не соглашались продавать свои богатства и искали нужный им вариант обмена, Шахов понял — женщина здесь впервые. Подскочил. Поинтересовался. И купил «Импрессионизм» и «Постимпрессионизм» Ревальда по двадцать пять рублей за том. Под завистливый шепот библиоманов: «Вот повезло парню, даром сорвал!», под назойливое приставанье наиболее настырных: «Продай, по полета дам!», «Поменяем на полного Конан-Дойля? Дам Сименона в придачу», Андрей пробрался к выходу, добрался до общежития и ввалился в комнату.
— У-уф, — вздохнул облегченно и рухнул на кровать. — Слышь, Паша, вот и мне счастье привалило. Смотри, что достал! — Поднял толстую, в глянцевой суперобложке книгу, повертел в руках, понюхал.
— Мне бы твои заботы, — вздохнул Павел, оторвавшись от чертежей, и лицо его с застывшим, казалось, навсегда выражением испуга стало на секунду сердитым. — Хоть бы подготовился к защите.
— А чего к ней готовиться? Чему быть, того не миновать. — Андрей любовно раскрыл книгу. — Ну уж черта лысого я ее Лешке отдам. Почитать — пожалуйста… С защитой у меня все ясно, — пояснил, притворно зевнув.
— Завидую, — тоскливо отозвался Павел. Запустил пальцы в редкие волосы, дернул их. — Вот нервы у тебя! Я весь извелся, скоро в обмороки падать начну, а ты живешь-посвистываешь.
