Борис Четвериков - Котовский. Книга 1. Человек-легенда
Дальше следовал эскадрон. В Трифанештах оставили только взвод для наведения порядка.
Котовский встретил эту процессию в поле. Он долго смотрел вслед. Давно уже скрылся эскадрон, и затих цокот копыт, и не стало слышно команды офицера. А Котовский все стоял. Он хотел разобраться во всем сумбуре мыслей, которые нахлынули на него в эти дни. Он снял шапку перед этими четырнадцатью крестьянами, идущими на страдание. И все еще стоял так, с непокрытой головой, не замечая холодного порывистого ветра и водяной пыли, с утра падавшей на разбухшую, хлюпающую землю.
3
Если вначале Скоповский был доволен сильным, смышленым, распорядительным практикантом и даже назначил его управляющим, то в дальнейшем он все больше разочаровывался в нем.
То Скоповскому доносили, что управляющий по собственному усмотрению отпустил крестьянина с полевой работы только потому, что, видите ли, у того жена рожает. Подумаешь — телячьи нежности! И еще вывел этому бездельнику за полный рабочий день!
То разговоры какие-то неуместные. О бесправии, о бедственном положении крестьян, о безземелье. Иди да выдели мужикам десятин по пять, если такой богатый!
Вдруг Скоповский узнал, что новый управляющий читает какие-то книжки. Что за книжки? Откуда книжки? И зачем, спрашивается, управляющему читать?
Наконец, Скоповский совсем уже был взбешен, когда исправник Денис Матвеевич, направляясь в Трифанешты, мимоездом заглянул к нему и совершенно секретно сообщил, что его управляющий находится под негласным надзором полиции.
— Я давно вижу, какого полета эта птица! — негодовал Александр Станиславович. — Ладно же, отблагодарю я господина директора, что подсунул мне такое сокровище!
И вот, когда Котовский, вернувшись в имение, после того как мимо провели арестованных трифанештинских крестьян, стал с возмущением рассказывать об избиении беззащитной толпы войсковой частью, предназначенной, казалось бы, для защиты отечества, а не для того, чтобы расправляться со стариками, Скоповский не выдержал и высказал все управляющему, чтобы поставить его на место:
— Вот что, милейший, так дело не пойдет. Предупреждаю, что у меня не Трифанешты, да-алеко не Трифанешты! У меня не побунтуешь! А ваше поведение, давно хочу вам сказать, ни к черту не годится. Вы у меня совершенно распустили мужиков. Вы это кончайте. Довольно.
— Простите, я не совсем понимаю, что вы хотите сказать.
— Я вижу, вы вообще многого недопонимаете.
— Напротив, с каждым днем все больше начинаю разбираться.
— Что-о?
— Я говорю, что не я, а вы многого недопонимаете. Так обращаться с крестьянами, как вы себе позволяете, это сошло бы еще в прошлом веке. Не те времена, господин Скоповский! Не ошибитесь.
— Вы слышите? Он еще меня учит! А я сам и не собираюсь «обращаться с крестьянами», позвольте поставить вас в известность. Для этого занятия я нанял вас. И я именно хочу дать вам указания, чтобы вы перестали миндальничать. Пороть лодырей! Пороть смутьянов! Нечего на них глядеть!
— Попробуйте!
— Попробую!
— Добьетесь, что они вам красного петуха пустят.
— Подожгут? Это мы увидим. А пока вот вам три фамилии. Я узнал, что они не являются на работы. Завтра же выпороть. Имейте в виду, я проверю.
— Пока я здесь, никто и пальцем не тронет мужиков.
— Ах, вот вы какой?!
— Да, я такой.
— Значит, правильно меня предупреждали! — Глаза Скоповского все больше округлялись, шея багровела, голос его превратился в пронзительный визг.
Из внутренних покоев выплыла мадам Скоповская, обеспокоенная криками. Она увидела разъяренного супруга. Скоповский кричал и хлестал себя по голенищу сапога стеком. Управляющий весьма дерзко отвечал, но о чем они спорили, понять было трудно.
Мадам Скоповская только было собралась вставить слово, попросить супруга не портить себе нервы, но в этот момент Скоповский завизжал:
— Крамольник! Это ты мужиков портишь! Я тебе покажу: «не имеете права»! Я тебя самого на конюшне выпорю!
И в полном исступлении Скоповский взмахнул стеком… мадам Скоповская ахнула… и на лице управляющего отпечаталась яркая полоса от удара.
— Александр!.. — простонала мадам.
У нее было мягкое сердце, и она не выносила подобных сцен. Она придерживалась либеральной точки зрения и считала, что надо мужиков не пороть, надо их сажать в тюрьмы.
Только что намеревалась она высказать свое мнение и посочувствовать управляющему, как в это мгновение произошло нечто совершенно бесподобное, трудно было даже поверить, что это действительно так и было.
Управляющий поднял ее супруга, так что тот успел только комически дрыгнуть ногами. Взмах — и Скоповский, как сказочная птица, мелькнув фалдами, вылетел в окно, высадив собственной тяжестью оконную раму, и исчез в образовавшемся отверстии.
Если бы она сама не видела этого, она ни за что не поверила бы, что живого человека можно вот так вышвырнуть, как какой-нибудь окурок или засохший букет цветов.
Скоповский благополучно пролетел по кривой от окна до земной поверхности и приземлился на клумбе с почерневшими от первых заморозков левкоями. Здесь он поднял крик, хромая и отряхивая с брюк свежую землю и раздавленные бутоны. Он кричал, что его убили, что он искалечен и что «он этого не потерпит»…
Сбежалась дворня, и, хотя Котовский отчаянно отбивался, слуги взяли численностью, навалились и били, стараясь своим усердием понравиться хозяину. Только значительно позднее кучер удосужился спросить:
— Что же он наделал, мазурик? За что мы его?
И к полному удивлению мадам Скоповской, которая вообще медленно соображала, ее супруг крикнул:
— Мошенник! Он… это… он меня обокрал! Что?
Собственно, почему обокрал? Когда обокрал? Он что-то не то выговорил. Но не рассказывать же всем, как его, известного помещика и дворянина, вышвырнули в окно на левкои.
— Да, да! Деньги! Вяжите его!
И подумав немного:
— Точно! Семьсот рублей, вырученные за продажу свиней! Что?
— Шуренька, а как же ты говорил, что эти деньги…
— Молчи, коли бог ума не дал! Не лезь, куда не спрашивают! Раз говорю, украл — значит, украл! Доставить его, живого или мертвого, к Денису Матвеевичу, к исправнику! Что? Или еще лучше — связать и выбросить в поле, как мусор! Пускай подохнет! Небольшая потеря!
Садовник, который видел странный полет барина из окна, еле сдерживал улыбку. Впоследствии он рассказал о происшествии своему шурину, шурин рассказал друзьям… И пошел гулять по свету забавный рассказ о помещике, вышвырнутом из окна собственного дома.
Пока Котовского связывали по рукам и ногам, выполняя приказ барина, пока волокли к телеге, всё продолжали бить. Подскочил Скоповский:
— Пустите, я сам!
И тоже ударил связанного. Вошел во вкус и стал наносить удары.
Когда Котовский очнулся, его тащили с телеги. Где-то далеко видны были огни. Небо было звездное. Подернутая инеем земля блестела голубыми искрами.
— Что ж ты делаешь? — сказал Котовский приказчику, который распоряжался, покрикивая: «Тяни, берись за ногу!» — Ведь я замерзну в одном белье! Развяжи меня!
— Нельзя, — ответил приказчик, — барин приказал бросить связанного. Мне-то что, но раз приказано — значит, и говорить нечего.
— Эх ты! Холуй!.. — пробормотал Котовский.
Он окончательно очнулся. Чувствовал, как холод пронизывает тело. Погромыхивала, удаляясь, телега. Они о чем-то разговаривали — приказчик и кучер — спокойно, как будто возвращались с базара…
— Н-но-о! — мирно понукал кучер.
Потом стало совсем тихо.
«Долго не выдержать», — подумал Котовский.
Попробовал освободить руки — веревка больно врезалась. У приказчика был большой опыт: ведь он постоянно завязывал и упаковывал тюки.
«Нужно двигаться, самое главное, — приказал себе Котовский, — тогда я согреюсь».
До рассвета было еще далеко. Трудно надеяться, что кто-нибудь проедет мимо. Степь молчала. И только далеко где-то настойчиво кричал, видимо у семафора, паровоз.
Сколько прошло времени? Два часа? Или четыре? По-видимому, Котовский опять терял сознание.
И вдруг он услышал громкий голос:
— Вон он где! Всю степь обшарил! Говорят, бросили возле станции, а где возле станции? Небось руки-то занемели?
Это был Леонтий. Вот она — дружба!
Развязал. Синюю домотканую куртку на плечи накинул.
— Ну, дорогой, теперь тебе тикать надо отсюда. В город отправляйся. Скоповский — серьезный господин, он очень просто и пристрелить может, если увидит.
— Пристрелить — это положим…
— Почему бы нет? Скажет: потраву делал, лес пришел рубить. У них ведь как? Судьи свои, полиция своя. За нас только один бог…
Леонтий подумал и, хитро подмигнув, добавил:
