Роман Ким - Девушка из Хиросимы
Но в этот момент Сумико, заглянув в отпечатанный лист, поджала губы, подражая Яэко, и сказала строгим голосом:
— Ничего нельзя разобрать. Грязно напечатано.
Тушь такая, — буркнул Матао.
Надо эту штуку вести мягко, а не наваливаться со всей силой, — сказала Сумико. — Это не весло.
Матао смерил ее взглядом и скривил рот.
— У нас в поселке… когда девчонки разговаривают с мужчинами…
У вас в поселке, — перебила его Яэко, — старики бьют взрослых парней по мордам, а те только кланяются. А в прошлом году у вас в поселке лечили одну старуху… положили ее на берегу и стали дубасить баграми, чтобы выгнать дух лисицы, сломали ребро и чуть не убили. Самые отсталые люди — это рыбаки. Славятся на всю Японию.
Задаваки и трусы, — добавила Сумико. — Славятся на весь мир.
Рютян повалился на солому и захихикал. Матао, свирепо нахмурившись, оглядел девушек и, отвернувшись, плюнул.
— Прямо дикие кошки, — прошипел он. — Совсем бешеные.
Яэко и Сумико переглянулись и улыбнулись. Яэко взяла отпечатанный лист и стала читать вслух:
Г оры —
Фудзи, Сиранэ,
Ходака, Яри, Акадаке!
Почему за вас отдуваются вулканы Асама и Сакурадзима?
Эй вы, горы Японии,
от Хоккайдо до Кюсю, — пришло время!
Начните выдувать из себя пламя,
так чтобы небо и земля накалились докрасна!
Извергайте с грохотом бушующее пламя!
— Эго только часть длинного стихотворения, — сказал Рюкити. — У них не хватает материала, и поэтому взяли из токийского журнала «Народная литература».
А это откуда? — спросила Яэко, перебирая ранее отпечатанные листы.
Это из сборника стихов рабочих осакского водо–провода.
Надо свои печатать, а не списывать из других журналов, — проворчала Яэко. — Нечего затевать, если своего материала нет!
Надо попросить Ясаку, чтобы для их журнала написал одно хокку, — сказала Сумико. — Как лечат старух…
Рюкити прыснул. Матао пошевелил губами, но промолчал.
Яэко показала на желтые листы, лежащие около гарибана:
— Материалов уже достаточно. Когда выпускаете?
Матао посмотрел на нее и, повернувшись в сторону Рюкити, пробурчал:
— Хотели завтра, но не успеем…
А как назвали журнал? — спросила Яэко.
Наверно, «Голос лисицы», — сказала Сумико.
Матао сделал вид, что не расслышал. За него ответил Рюкити:
— «Кормовое весло». Это Матао придумал–Хорошее название, — сказала Яэко и, подсев к гарибану, завернула рукава халата.
Когда все было отпечатано, Матао впервые улыбнулся.
Сумико сделала то же самое. Они стали помогать Матао. Яэко подкладывала чистые листы бумаги, а Сумико снимала готовые листы с доски и раскладывала. Работа пошла быстро. Все работали молча. Рюкити писал, навалившись локтями на ящик в углу шалаша.
— У нас баб не пускают на лодки, чтоб не принесли беды, — сказал oih. — Вот посмотрим, как будет с этим журналом.
Он бережно завернул отпечатанные листы в холстину и, кивнув девушкам, вышел из шалаша. Сумико крикнула ему вдогонку:
— Вот увидишь, журнал будет счастливый. Потому что женские руки помогали.
Рюкити стал показывать Сумико, как обращаться с гарибаном. Она быстро усвоила искусство равномерно накладывать краску на валик и проводить им но бумаге так, чтобы все буквы выходили одинаково отчетливо.
С этого дня Сумико стала ходить по вечерам в га–рибанлый шалаш. Дорогу она запомнила быстро и ходила туда и обратно одна. Спускаться с горы в полной темноте было страшновато, но пришлось привыкнуть к этому.
Оца сказала дяде, пусть он не беспокоится: на городской площади всегда стоят грузовики с дамбы и стекольного завода, и они часто ездят в эту сторону, так что она всегда возвращается на машине.
Она узнала от дяди: Таками собирался поехать
в Киото, мо вдруг почувствовал себя плохо, его возили в город, и там ему сделали переливание крови. Врачи запретили ему учиться в этом году. Однажды Сумико, спускаясь в лощинку, увидела его. Он шел по шоссе со стороны школы и помахал ей рукой, очевидно хотел остановить ее, но она быстро сбежала вниз и спряталась за деревьями.
2
Около шалаша раздалось щелканье. Рюкити стал прислушиваться. Через некоторое время свистнули два раза. Рюкити ответил. Сумико высунула голову из шалаша и увидела выглядывающую из–за дерева скуластую физиономию Кандзи. Он подошел, прихрамывая, к шалашу. За ним следовал широкоплечий мужчина в засаленном солдатском кителе.
— А ты чего здесь делаешь? — гаркнул Кандзи. — Ну–ка, Сугино, вышвырни ее отсюда!
Сугино свирепо оскалился и схватил ее за шиворот.
— Тише! — Сумико замахала руками. — Там в долине сейчас шумела машина. Полицейские…
Уже проехали, — прогудел Сугино, отпуская Сумико.
А если нагрянут полицейские, что будешь делать? — спросил Кандзи.
Сумико улыбнулась, сморщив носик:
— Схвачу гарибан и помчусь наверх… и залезу в расщелину над пропастью. Полицейские туда побоятся сунуться ночью.
На словах храбрая. — Кандзи подмигнул Сугино. — Посмотрим, как на деле.
Они принесли экстренный заказ. Ha–днях в одном поселке к северу от города у учеников начальной школы без ведома родителей взяли кровь для раненых иностранных солдат, привезенных с корейского фронта. Префектурный комитет коммунистической партии уже выпустил листовки с протестом против принудительного взятия крови у детей. К этому протесту присоединились Демократический союз молодежи, профессиональные союзы, комитет защиты мира, Демократическая ассоциация женщин и другие организации, в том числе и местная община буддийской секты Синею.
Кандзи принес текст обращения к жителям деревень не давать кровь. Имелось в виду расклеить это обращение на дорогах и в деревнях.
Пока Рюкити переписывал текст обращения, Сумико, сидя у гарибана, водила угольком по картону. Она делала набросок фигуры девочки со школьной сумкой на плече. Когда у девочки появились большие глаза и челка на лбу, фигура ее сразу же стала похожа на куклу, выставленную в витрине магазина на главной улице города. Сумико пририсовала шприц, воткнутый в руку девочки, и резиновую трубку.
— Вот это здорово! — раздался голос Кандзи над ее ухом. — Сумико, оказывается, умеет рисовать.
Она закрыла рукой рисунок, но Кандзи выхватил кусок картона.
— Очень хорошо… Только надо ноги приделать, а то получается привидение.
Изобрази сбоку бутылку, куда кровь стекает, — посоветовал Сугино. — Только большую.
Постой! — Кандзи приставил палец ко лбу. — Вместо бутылки… придумал! Кому идет кровь? Для чего?
Для воины в Корее, — ответил Рюкити.
Вот именно. Лучше нарисовать не бутылку, а такую штуку, чтобы всем было понятно с первого взгляда.
Сумитян умеет рисовать самолеты, — сказал Рюкити.
Сугино замотал головой.
— Не годится. Тогда придется этот шланг тащить вверх, в небо… Самолет летит, а девочка стоит на месте.
Можно нарисовать самолет на земле, — возразил Рюкити.
Лучше это… — Сумико нарисовала три кружочка, обвела их волнистой линией, наверху изобразила полукруглую башенку, из которой высовывалась пушка.
Настоящий танк! — Кандзи хлопнул в ладоши. — Молодец, Сумитян!
Сумико провела линию — протянула трубку от шприца к танку.
— Рисуй начисто. — Кандзи положил перед Сумико восковку и железную палочку. — Только смотри, если испортишь, отвинчу голову!
Надо сперва напечатать обращение, а потом листовку, которую вчера принесли. — Рюкити покачал головой. — А у нас бумаги мало… на этот рисунок вовсе не хватит.
Рисунок не надо печатать, сделаем только восковку, — сказал Кандзи. — Я покажу Цумото.
Сумико положила восковку на доску и стала рисовать, а мужчины сели печатать обращение. Закончив печатание, Кандзи завернул в большой платок отпечатанные листы и .восковку с рисунком Сумико и ушел вместе с Сугино.
Рюкити развел костер на развалинах печи и поставил на огонь кастрюльку. Он приготовил похлебку из стебельков репейника и побегов папсУротника. Вместо риса похлебку пришлось заедать галетами, пахнущими мышами.
— Очень вкусно… — Сумико закрыла глаза и похлопала себя по щекам. — Первое в мире угощение.
После ужина они сели печатать листовку. Просмотрев первый отпечатанный лист, Сумико сделала удивленное лицо.
— Это ведь Ясаку сочинил? — спросила она.
Рюкити кивнул головой:
— Да, Ясаку.
А почему подпись Кацу Гэнго?
Потому что хорошее стихотворение. Решили пустить листовкой. Будем расклеивать.
Значит, Ясаку… — Сумико поцокала языком. — А я не знала… А вот недавно на дороге был плакат — дети, а над ними самолеты с никадоном. Там тоже была подпись Кацу Гэнго. Значит, Ясаку… умеет и рисовать?
