Николай Вирта - Собрание сочинений в 4 томах. Том 1. Вечерний звон

Ему стало теплее жить.

Дочь Викентия Глебова, Таня, осталась сиротой, когда ей было два дня.

Постоянное мужское влияние наложило отпечаток на ее характер: она была прямолинейна, склонна к преувеличениям и крайностям, а все непонятное любила выяснять до конца.

Еще девочкой Таня резала правду-матку в глаза и не стеснялась в бурных выражениях чувств и мнений. Вместе с тем она была очень привлекательной, порой беспричинно грустна и задумчива. И в детстве, и в отроческие годы Таня предпочитала общество мальчишек. Вместе с ними она бесстрашно хозяйничала на чужих огородах и садах и умела, как никто из них, взбираться на деревья.

Однажды на спор Таня отправилась ночью на древний курган у Лебяжьего озера, куда ни за какие посулы не пошел бы ни один взрослый мужик. Пропадала она часа четыре. Всполошившийся отец искал дочь везде, где только можно было искать, и нашел ее сидящей на вершине кургана в мечтательной позе.

Она удивилась беспокойству отца.

В самом малом возрасте Таня чуждалась обычных для девочек игрушек, — куклы почти не занимали ее.

Все свободное время она проводила на улице и во дворе с работником, бродила за ним по пятам, любила корову, лошадь, запах хлева. Однажды, когда Тане было пять лет, Листрат тайно от Викентия посадил ее на жеребца. В семь лет она ездила верхом не хуже любого парнишки и до тех пор приставала к отцу, пока тот не разрешил ей ездить с Лисратом в ночное.

Она была предметом всеобщего изумления в селе, а ребята ходили за ней гурьбой. Разумеется, в драках Таня участия не принимала, но подзадорить умела и была непременным судьей во всех детских спорах и скандалах.

Лет с восьми Таня начала следить за порядком в доме. Постепенно все домашнее хозяйство она забрала в свои руки. Ухаживать за отцом, разливать чай, суп, класть ему чистую салфетку доставляло ей большое удовольствие, почти наслаждение. Когда отец хворал, она не отходила от него.

Резковатость сочеталась в Тане с нежностью и ласковостью. В ее больших открытых серых глазах чувствовалась душа смелая, сильная. Она была добра, но не сентиментальна Самопожертвование было ее второй натурой, но самопожертвование умное, без показа, без истерики, — она глубоко скрывала в себе эту гордую, благородную черту.

Отец страстно любил ее и ни в чем ей не отказывал. Катерина тоже не чаяла в ней души. Более хлопотливой и заботливой помощницы эта старая женщина не могла и желать. Сказки, которые она знала, Таня могла слушать бесконечно. Заберутся они, бывало, с Катериной на печку в кухне, и Таня до тех пор слушает стряпуху, пока не заснет. Листрат считался другом Тани, он покрывал многие ее проделки. Задолго до школы Таня научилась читать, и отцу доставляло немалое удовольствие слушать ее быстрый говорок. Она была очень смешлива и от души хохотала, читая что-нибудь веселое.

Приезжая на каникулы, Таня читала все, что было в отцовском книжном шкафу. Однажды, роясь в письменном столе Викентия, она обнаружила секретный ящик: в нем Викентий хранил книжки, полученные в свое время от приятеля — духовного цензора.

Случилось это в тот год, когда Таня перешла в седьмой и последний класс гимназии. Она залпом прочитала все, что было в ящике. На эту впечатлительную натуру каждая строчка действовала подобно молнии. Нищета и рабство, произвол и насилие, грабеж, чинимый властями, поповский обман предстали перед ней во всей наготе.

Таня виду не подала, что добралась до секрета, так бережно хранимого отцом, но в душе ее что-то перевернулось. Она сразу повзрослела. В окружающей жизни Таня начала подмечать явления, подтверждающие выводы философов-бунтарей. В ее голове роились мысли одна тревожнее другой. Будучи смелой от природы и не умея хранить в себе по молодости душевные переживания, она ставила Викентия в тупик вопросами, требуя точного и немедленного ответа.

Почему он берет с крестьян за то, что должен делать бесплатно, как тому учил Иисус? По какому праву он владеет тридцатью десятинами земли, а вон у Андрея Андреевича семья в пять раз больше, а земли ровно в десять раз меньше? Отчего нахаловцы издеваются над беднотой? «Почему, папа, ты не поднимаешь голоса против Улусова? Ведь он хочет загнать село в петлю. Ты должен обличать несправедливых и злых!»

Викентий ужасался: уж не якшается ли дочь в Тамбове с вольнодумцами? Он допытывался у дочери: откуда она почерпнула эти дикие мысли?

Таня в конце концов призналась. Викентий проклял себя за неосторожность. Но было уже поздно: дочь не переставала изводить его, почему так да почему эдак… Викентий пытался уклоняться от расспросов, бормотал что-то нечленораздельное или объяснял так путано, что дочь тут же уличала его в неправде.

Он злился, обрывал разговор, а Таня с нахмуренным лбом шла к учительнице Настасье Филипповне, чтобы у нее получить ответ на терзающие ее вопросы. Но и там ее ждало горькое разочарование: Настасья Филипповна явно избегала откровенных разговоров с дочерью священника.

Глава пятая

Фельдшерица и учительница Настасья Филипповна появилась в Двориках лет десять тому назад. Викентий как-то мельком спросил о ней Улусова. Тот сказал, будто Настасья Филипповна в свое время была замешана в распространении среди рабочих Питера бунтовщицких листовок, отсидела несколько лет в тюрьме, года три жила на поселении в Сибири. Потом ей разрешили выбрать любую сельскую местность — подальше от Питера и Москвы. Настасья Филипповна приехала в Дворики. Сначала за ней наблюдали, потом, удостоверившись в ее благонадежности, разрешили заменить учителя — полуграмотного солдата, которому мужики денег за учение не платили.

— Да нешто это работа? — говорили они. — Да это и каждый сумеет.

Учил солдат за корма, ходил на манер пастуха из избы в избу, там же по очереди и жил. Кто поношенные лапотки даст, кто старый овчинный полушубок. Школы в те времени в Двориках не было; ребятишки собирались в избе бобылки Федуловны, за что родители платили ей по пятку яиц да по десяти фунтов ржи с каждого ребячьего носа.

Настоящую школу открыли уже при Настасье Филипповне; заняли под нее выморочную избу, побелили, подновили, парты сделали — ничего, учить можно. Жалованье было ничтожное, но от платы с крестьян за обучение детей Настасья Филипповна отказалась, редко брала она и за лечение.

Иногда почтальон приносил ей денежные переводы из Петербурга. Никто не знал, замужняя она или девица. Жила она у псаломщицы; в комнате ее было необыкновенно чисто. У стены стояла кровать, покрытая белым тканьевым одеялом; коврик с изображением тигра украшал стену кровати; стол, несколько стульев, этажерка с книгами и туалетный столик. В углу, около двери, висела одежда, по полу шла дорожка, тканная из разноцветных лоскутьев, — изделие сельских мастериц. На побеленных стенах висели две-три картины, портреты Герцена и Чернышевского. Люди, заходившие к фельдшерице, топтались у входа, а в комнату входить боялись — вдруг, избави бог, наследишь или половичок сдвинешь.

Облик хозяйки, худой, жилистой женщины со строгим, пристальным взглядом, тоже не внушал расположения.

В первый же год своего пребывания в Двориках Настасья Филипповна завела знакомства среди баб и мужиков, с разрешения начальства устраивала громкие чтения, рассказывала о Миклухо-Маклае. Даже купила волшебный фонарь.

Летом она куда-то уезжала, но быстро возвращалась и после каждой поездки делалась все нелюдимее. Мрачное настроение с течением времени усиливалось и потому, что Настасья Филипповна так и не добилась расположения сельских обитателей.

Правда, они хаживали на громкие чтения, но учительнице казалось, что ходят они не из-за интереса и любознательности, а от нечего делать. Отчасти она была права: мужикам казалось, что баба, будь она даже в очках, толком ничего не знает, а просто чудачит…

Викентия Настасья Филипповна как-то сразу невзлюбила и хотя посещала церковь, но исповедоваться и причащаться ходила в соседний приход. При встречах они сухо приветствовали друг друга.

Мало-помалу громкие чтения прекратились; сердечность, с которой Настасья Филипповна встречала у себя каждого мужика и бабу, сменилась неприкрытой холодностью.

Одинокую жизнь Настасьи Филипповны скрашивали занятия с любимыми учениками, которых она выделила из прочих либо за успех в учении, либо за природную одаренность. Среди них были Флегонт и Петр Сторожевы, сын лавочника Николай, старший сын Андрея Андреевича Ваня, единственная девочка в школе — Таня Глебова и еще два-три смышленых паренька с Большого порядка.

С ними Настасья Филипповна занималась дома, устраивала громкие чтения, сюда же перенесла волшебный фонарь.

Зимними вечерами тут было шумно и весело. Настасья Филипповна выдумывала занимательные игры и другие невинные развлечения, а заодно постепенно приучала ребят правильно говорить. Так путем долгой и кропотливой работы эта высохшая в одиночестве, желтолицая и сердитая на вид женщина вносила в воспитание ребят что-то из другого мира.