Сергей Алексеев - Наш колхоз стоит на горке
За правильные ответы засчитывались очки. Кто больше набирал очков, тому выдавалась премия: свистулька, пистолет, набор цветных карандашей.
Каждый месяц вопросы обновлялись.
Ребята клюнули. Многие даже забавы свои забросили. Ради этих свистулек и карандашей да и вообще потому, что это было как соревнование, всем интересно, к Ненарокову ринулись.
Сельские комсомольцы было обратились с протестом к священнику. Тот выслушал и спокойно ответил:
— Противозаконных деяний тут нет. Да и вопросы не только духовные. Я же за широкое просвещение детских умов. Доброе дело делаю.
Такие же викторины стал проводить Ненароков и среди сельских девчат. Вопросы те же, награды другие: пара чулок из капрона, капроновый шарф, флаконы духов, и обязательно тех, которых у них в сельмаге умри — не достанешь.
Нашлись, конечно, иные. Тоже, как дети, бросились.
Секретарь комсомола Дуся Сорокина чуть ли не плакала от этих затей. Возненавидела люто и батюшку, и его викторины. Собрала она комсомольский актив, явились они к Савельеву. Все в один голос: беда от викторин. Как отучить ребят и девчат от этой заразы?
— Нет, вы не правы, — ответил Савельев. — Викторины — дело хорошее.
Дуся Сорокина даже обиделась.
— Тут клин клином — лучший рецепт, — сказал председатель. — На викторину — свою викторину. Только получше ее составьте. Да побольше вопросов по спорту, кино, а для пользы общего дела — по сельскому хозяйству и биологии.
Составили комсомольцы свою викторину. Председатель из средств колхоза тоже ввел премии: те же пугачи и свистульки, раз так на эти штуки ребята падки. Но главное, для того, кто лучшим окажется в трех викторинах, тому был обещан велосипед.
Вот тут-то и попал председатель в точку. Из-за этого велосипеда мальчишки просто с ума посходили. Засели за книги. А потом отвечали на все вопросы, словно студенты Сельскохозяйственной академии.
Велосипед достался Кольке Маврину, старшему внуку тетки Марьи.
Ненароков был со своими викторинами бит, и своим же оружием.
Правда, кто-то сказал:
— Тут Савельеву повезло. Не додумался батюшка. А если б и он ввел велосипед?
На что Савельев ответил:
— А мы бы ввели автомашину. А мало автомашины — так лайнер «ТУ-104». У нас же колхоз, — говорил председатель. — С нами ль одиночке тягаться?!
С девчатами было проще. Тут премий председатель не устанавливал. Просто собрал он их и отчитал и за духи и за капроны так, что те едва со стыда не сгорели.
Но главный вывод, который сделал Савельев, — надо срочно строить в колхозе клуб.
Клуб
Клуб в Березках был. И даже имел крышу. Правда, худую. Развалюха эта — некогда дом раскулаченного и сосланного на Соловки (не без участия деда Опенкина) местного мельника Фомы Белова — так и называлась: клуб. Но это одно и то же, что пескаря величать осетром.
Холод зимой здесь стоял, хоть волков трави. В дождь клуб напоминал открытые трибуны стадиона — сиди хоть с зонтом. А так как в Березках зонты были не популярны и клуб все-таки не стадион, то в дождь здесь можно было встретить одних лягушек. И лишь в вёдро, то есть в хорошую погоду, удавалось в клубе сидеть спокойно. Но в вёдро лучше на улице.
В клубе проводили общие колхозные собрания да нет-нет устраивали демонстрацию кинофильмов. Эти демонстрации в колхозе называли «кино». И в прямом и в переносном смысле.
Ленты рвались. Бывало и так, что механики путали киночасти: погибший герой вдруг оживал, спасенные от кораблекрушения вновь оказывались в воде и происходили разные прочие кинотрюки.
— Кино! — выкрикивал дед Опенкин.
А тетка Марья украдкой крестилась, ибо вначале все принимала за истину, не зная, что путали части.
Клуб в Березках заменяла изба Глафиры Носиковой, где устраивались сельские посиделки. За право входа Глафира взымала плату. С парней — по десять копеек, с девчат — по пятаку. Деньги брались под видом расходов на электроэнергию. В избе было тепло. Играл баян. Молодежь танцевала.
Однако после того как Глафира попала в заключение, не стало и этого.
Савельев мечтал о настоящем, хорошем клубе. Теперь, когда дела в колхозе заметно поправились, можно было об этом мечтать реально.
На специальном собрании обсуждали, каким представляется колхозникам клуб.
Нютка Сказкина записывала поступающие предложения.
Неслись голоса:
— Строить, так с паровым отоплением.
— Чтоб было как в городе: в рядах откидные сиденья.
— Пианино надо купить, пианино. Пусть дети музыке учатся.
— Тише! — призвал к порядку Савельев. — Вносить предложения только поднятием рук.
Тут же взлетели руки. Предложения поступали и поступали. И чтобы при клубе был духовой оркестр, и тихая комната для чтения газет и журналов, и зал для занятий по поднятию тяжестей (на этом настаивал дядя Гриша), и даже бассейн, и даже буфет при клубе.
— А в нем мороженое! — выкрикнул дед Опенкин. Ребята тоже принимали участие в этом собрании. Рыжий Лентя стал разглагольствовать про зимний сад и чуть ли не про африканские пальмы, которые, если о том попросить, привезет к ним в Березки их знаменитый капитан-рыбак из своих дальних заморских плаваний. Дед Опенкин и тут не сдержался:
— Верно! Даешь африканские пальмы!
— Эх, Лукашка, мало, что ли, тебе берез! — бросил старик Празуменщиков.
— Хви! — огрызнулся Опенкин.
— Тише, тише, — сказал Савельев.
Кузя с Кекой предложили для клуба купить аквариум. В конце собрания Савельев глянул на Нюткин список:
— Да тут хоть три клуба строй!
Отобрали, конечно, самое главное. С бассейном, зимним садом и буфетом решили повременить.
Когда строили клуб, больше всех отличился Алексей Вырин. Был отмечен и Павел Корытов. Лиза Сизова тоже.
День Победы
Клуб в Березках открыли к Первому мая. А еще через несколько дней — девятого мая — в том же клубе отмечали и День Победы. Уже несколько лет проходил этот день в Березках незамеченным. А тут даже сам военный комиссар приехал в село из района.
Доклад сделал Савельев. Кратко сказав о ходе войны и всемирном значении нашей победы, председатель вдруг заговорил о Березках. Он стал поименно вспоминать чуть ли не всех, кто ушел на войну из колхоза. И тех, кто погиб, и тех, кто вернулся домой невредимым, хотя бы и без особых наград и отличий. Называя фамилии, Савельев тут же сообщал, где, на каких фронтах люди сражались и какой они внесли вклад в общее дело разгрома фашистов.
Доклад поразил всех. Бывали у них доклады. Но так, чтобы вспомнить простых солдат да еще знать, где каждый погиб и в чем отличился… Нет, такого доклада в Березках не было.
И вот оказалось, что из березкинских жителей под Москвой сражалось двенадцать, четверо было убито. Под Сталинградом убито шестеро, сражалось четырнадцать. Далее были и Курск, и Орел, и Крым, и Одесса. Польша, Белград, Будапешт. Где только не были жители этих Березок! На каких рубежах не стояли они за страну! И даже один из них, бежавший из фашистского плена к французам, похоронен в неблизком Париже на знаменитом кладбище Пер-Лашез.
— Это там, где в тысяча восемьсот семьдесят первом году буржуи расстреляли героев Парижской коммуны, — шепнул деду Опенкину сидящий рядом с ним Колька Маврин, старший внук тетки Марьи, тот, которому за правильные ответы на викторинах достался велосипед.
Глянул дед Опенкин на Кольку, понял: новый всезнайка в селе растет.
Особенно подробно Савельев говорил об Алексее Вырине и о его подвиге на Днепре в районе села Петривцы.
Вслед за Савельевым на трибуну вышел районный военный комиссар. Он достал из папки какую-то бумагу, сказал:
— Прошу внимания, — и стал читать: — «Указ Президиума Верховного Совета Союза Советских Социалистических республик… За подвиг, проявленный в годы Великой Отечественной войны, наградить орденом Отечественной войны первой степени…» — Комиссар сделал паузу.
Все замерли. Кроме Опенкина.
— «…Вырина Алексея Поликарповича», — закончил чтение комиссар. И тут же добавил: — Разрешите награду вручить герою.
Вот это да!
От растерянности Вырин не знал, что делать. А потом, когда его вызвали на сцену и комиссар прикрепил к его груди орден, снова не знал, что делать.
Но вдруг Вырин пришел в себя, вытянулся по-солдатски — руки по швам, деревянную ногу приставил поближе к здоровой, казалось, даже стукнули солдатские каблуки, и произнес:
— Служу Советскому Союзу!
Люди захлопали бурно в ладони.
Кто-то крикнул:
— Слава герою!
Вырин смутился и стал быстро спускаться со сцены. Но это лишь вызвало новые аплодисменты.
Оказывается, к награждению боевым орденом сержант Вырин был представлен еще тогда, много лет назад, сразу же после окончания боев за Киев. Однако награду считали посмертной. Не знали, что жив солдат. И вот только теперь орден нашел героя.
