Корзина спелой вишни - Фазу Гамзатовна Алиева
Студенты, горячо обсуждавшие, что послать на выставку, даже не знали, что и она представила свою работу.
Была она круглолицая, совсем непохожая на горянку, если бы не смуглость лица да чернота густых волос. Правда, она не носила кос, а коротко, по-мальчишески стригла волосы. Чубчик, все время спадавший на лоб, придавал ей вид подростка. Это впечатление подчеркивалось и одеждой, которой она никогда не придавала значения: летом — спортивная сатиновая блузка да прямая черная юбка, зимой — свитер.
…Первым крупным заказом Камиле, когда она вернулась в Дагестан, была скульптура рабочего, которую предполагали установить во дворе большого завода.
Было начало осени. В городе вовсю хозяйничали ветры, дующие с Каспия. Деревья звенели сухой листвой, как медью. Все меньше листьев оставалось на ветках. Все больше листвы шуршало под ногами. Камила шла к заводу, размахивая сумкой на длинном ремне, и без конца поправляла волосы, которые трепал ветер. И в душе ее было то же волнение, что и в природе, она не знала — что это? Радость оттого, что ей доверили такую серьезную работу? Или страх? А вдруг не справится? Или тревожное предупреждение — предчувствие перемен?..
…И вот Камила ходит на завод, как на службу. Она бродит по цехам, часами у станка наблюдает, как вытачиваются детали. Делает наброски то с одного, то с другого рабочего.
Дома она засыпала за столом, уронив голову на листы с эскизами. А утром вместе с рабочими входила в заводскую проходную. Чаще всего она останавливалась напротив станка одного молодого рабочего. Именно такой представляла она свою скульптуру: у него были веселые быстрые глаза и проворные руки, и работал он артистично — легко, красиво, весело, насвистывая популярную песенку.
Камила заметила, что руки его не успели загрубеть — видимо, на заводе он не так давно. Как-то, уже перед обеденным перерывом, когда Камила, наверное, в десятый раз, набрасывала в блокнот штрихи его лица, рук, досадуя, что исчезает веселость глаз, живость движений, — к станку подошел высокий, неуклюжий мужчина. Он поворошил детали, рассмотрел несколько штук и небрежно бросил обратно в ящик.
— Ты, парень, с этим делом не шути. И вчера, оказывается, у тебя был брак.
Голос его звучал сурово, властно, начальственно.
Но парень не удостоил его даже взглядом: насвистывая, он продолжал свою работу.
— Я с тобой говорю? Ты мне здесь гонор не показывай! — рассердился мужчина. У него было красивое надменное лицо с серыми, очень светлыми глазами. А волосы как вороново крыло, этакая первобытная шевелюра.
Невольно залюбовавшись им и уже рассматривая его как типаж для своей работы, Камила подошла ближе. Парень по-прежнему звенел деталями. И тут мужчина заметил Камилу.
— А вы что здесь делаете? — спросил он раздраженно.
— Рисую! — растерялась Камила и покраснела, поняв, как смешон ее ответ здесь, в цехе, среди гула станков и грохота машин.
— Ах, рисуете! — мужчина побагровел от гнева. — Теперь понятно, почему этот… дает брак. — И, обернувшись к Камиле, добавил резко: — Здесь вам не мастерская, а завод. Ясно? Если он вам нужен, можете пригласить его после работы… натурщиком.
Парень, до этого не обращавший на них никакого внимания, словно и не из-за него разгорелся весь этот сыр-бор, вдруг рассердился:
— Я не натурщик, а рабочий. Вы меня не оскорбляйте.
— Посадил, видите ли, перед собой девочку. Руки на станок, а глаза на нее, — не унимался мужчина.
Тут уж настала очередь Камилы обидеться:
— Во-первых, я не кукла, чтобы меня посадили А во-вторых, он даже не знает, что он мой типаж… для скульптуры.
— Скульптуры? — удивился мужчина. — Что, из пластилина лепите? — И он захохотал, довольный своей шуткой.
— Из свечки, — отрезала Камила.
— Это неправильно, — покачал головой мужчина. — Детскому саду полагается из пластилина. А между прочим, посторонним вход в цех запрещен! Кто вас пустил?
— А никто, сама пришла, — ответила Камила с вызовом. В ней уже поднимался протест против этого грубого, самоуверенного человека.
— Идемте! — бросил мужчина. И, ни разу не оглянувшись, он прошел по цеху между станками, а в коридоре остановился у двери с табличкой «Инженер».
«Медведь, как есть медведь!» — думала Камила, шагая за ним и глядя на широкую, чуть сутулую спину.
Между тем в кабинете мужчина сел за большой стол, уставленный, как и у каждого кабинетного работника, телефонными аппаратами, чернильным прибором, объемистыми папками, и, даже не предлагая Камиле сесть, принялся поучать ее:
— В каждом деле должен быть порядок. Неудивительно, что рабочий стал допускать брак. Если каждый, кому не лень, будет разгуливать по цеху, как по парку…
«Показать ему пропуск? Или пусть еще подзаведется?» — между тем думала Камила.
Мужчина кончил свою речь. Его вдруг заинтересовали рисунки Камилы.
— Ну-ка? — сказал он и стал перелистывать блокнот. С каждой страницы на него смотрело лицо молодого рабочего, которого он только что отчитывал за брак. — Что, любовь? — спросил он насмешливо.
Камила презрительно пожала плечами, давая понять, что не намерена отвечать на столь глупый и бестактный вопрос.
— А вы неплохо рисуете, — одобрил мужчина.
— Благодарю! — ответила Камила. Ей уже надоело разыгрывать эту комедию, и она вытащила из сумки пропуск с подписью директора завода.
— Почему же вы мне сразу не показали? — смутился мужчина.
— А вы не спрашивали.
— Да-а, маленькая, но колючая.
— И розы имеют шипы, не только лепестки, — отпарировала девушка.
— Что-то не вижу лепестков. Одни колючки, — засмеялся инженер. От смеха лицо его неожиданно переменилось: глаза, светлые и холодные, потеплели. Вся начальственность словно сошла с него. Теперь перед Камилой был не надменный и одновременно рассерженный человек, а добродушный, неуклюжий мужчина, чем-то напоминающий медведя из русских сказок.
— А я не подхожу для типажа? — шутливо спросил он. — Я ведь тоже по существу рабочий. Шесть лет оттрубил у станка. Только год, как окончил ленинградский политехнический…
— Вы тоже учились в Ленинграде? — воскликнула Камила.
— И вы?
Последние остатки важности слетели с него. Глаза засияли. Легким молодым
