Трое в тайге - Станислав Васильевич Мелешин
Матвеев что-то записывает в блокнот. Ольга молчит.
Ей хочется уйти домой, умыться холодной водой, расчесать перед зеркалом волосы, переодеться в халат, прилечь, смотреть в потолок и просто вот так, лежать, дышать и ни о чем не думать. Это не пессимизм, не хандра, а минуты покоя для души и тела. А потом снова — дела, заботы. Будут проходить минуты, стрелка отсчитывать часы. Жизнь будет идти вперед.
Матвеев кончил писать. Ольга ожидает. Она спрашивает:
— Все? Что еще?
Звонит телефон. Матвеев вздрагивает, берет трубку.
— Что? Кто? Громче! Не слышно! — Надулись жилы на шее. Произнес удивленно, грубовато.
— А-а-а! Здравствуй, главный инженер. Што, не нравятся олешки?! Ха-ха!
Густой смех Матвеева не вмещается в трубку. Он отнимает ее ото рта. Затряслись плечи. Матвееву трудно смеяться — у него одышка. Снова закричал, пригибая голову вместе с трубкой к столу:
— Ты, что же это, друг любезный, — факты раздуваешь! Чернишь на весь край. Мясцо последнее не понравилось, говоришь?! Дак это просто косяк оленей тощий попался, никудышний! Что?
Помедлил, слушая, обдумывая какую-то мысль. Кивнул Ольге, сказал шопотом:
— Предлагает отбор лучших оленей делать…
Ольга хмурит брови: она тоже мысленно разговаривает с главным инженером консервного комбината:
— Ни в коем случае! Через год при такой практике мы останемся без оленей.
Матвеев доволен. Он садится поудобнее, и уже не кричит, а уверенно, деловым басом говорит, крепче сжав трубку:
— Отбора делать не будем! Это же государственное преступление. Да, да, дорогой, не имею права. Что? Да, метод сортировки оленей существует у нас, но это наше внутреннее совхозное дело. Сортировка оленей — тонкая математика, брат! А в отношении доброкачественности и поставляемой продукции выправим положение. Все будет в порядке.
III
Ольга не заметила, как вошел Комов. Он вошел без стука, попросту, потому что они с Матвеевым договорились встретиться в это время. Внезапное появление Комова так удивило и обрадовало Ольгу, что она еле удержалась, чтоб не вскрикнуть: «Ой! Комов!» Она привстала, снова села, стараясь не выдать своего волнения, чувствуя, как к сердцу подкатила теплая волна радости. Ей хотелось дотронуться до его плеча, закрыть глаза и прижаться к его щеке: «Милый… хороший. Мой!»
Ольга слышит его тяжеловатые шаги, его веселое громкое «Здравствуйте!»
Ей неприятно было, что Матвеев все еще продолжал говорить по телефону, и, не повернув головы в сторону Комова, пробасил:
— Здорово, садись!
А хотелось, чтоб она и Комов, и Матвеев помолчали бы несколько минут, разглядывая друг друга.
«Пришел он. Пришел по делу. А может быть, специально увидеть меня».
Ольга незаметно подталкивает Комова рукой и произносит:
— Нам нужно поговорить…
Комов понимающе кивает и поворачивает голову в сторону Матвеева.
Матвеев кричит в трубку:
— Я же говорю, слышишь, инженер? При выбраковке и убое оленей комиссия назначается директором, то есть мной!
Ольга разглаживает воротничок блузки, плотно облегающей грудь.
«У Комова грусть в глазах. Это от моего долгого молчания после предложения выйти за него замуж. Он старается быть подчеркнуто вежливым. А мы ведь уже целовались!»
Ольга внимательно осматривает Комова. Его черные волосы, взлохматились и перепутались под шляпой… Тонкие губы. Глаза серо-зеленые, добрые. Худое лицо. Мягкие теплые руки… А галстук у него съехал набок.
«Поправить надо, товарищ Комов!»
Матвеев повесил трубку. Он зол; наклонив голову, расправляет отвисшие казацкие усы.
«Что такое с ним? Что-то новое с комбинатом! Я прослушала, разглядывая Комова…» — думает Ольга. Уходить ей уже не хочется. Она готова сидеть здесь в кабинете до утра и чувствовать, что рядом сидит Комов.
Он явно пришел не во-время. Разгневанный Матвеев всегда груб и нетактичен. Ольга готова вступить в разговор, чтобы Комов не почувствовал себя неловко, остановить взглядом и жестом горячность Матвеева. Ольга ловит себя на мысли о том, что она готова подняться, стукнуть кулаком по столу и тоже грубо крикнуть Матвееву: «Да говорите же что-нибудь! Ведь Комов ждет!»
— Я вас слушаю, Алексей Николаевич! Что у вас?
— Дело вот в чем… — Комов помедлил, поправил галстук. — Ученики имеют малое представление об оленеводстве, а в учебнике и того меньше. Поэтому школе необходимо ваше разрешение на экскурсию.
Матвеев озабочен:
— Так, так… Экскурсия? Хм!.. — Дорогой Алексей Николаевич! Не во-время вы все это затеяли. Что смотреть на плохое хозяйство, на плохих оленей? — махнул устало рукой. — Не до этого. Притом, мы сейчас перестраиваем решительно всю работу и нам не до экскурсий» Да, да! Вот, Ольга Ивановна — главный ветврач вам подтвердит.
Ольга волнуется. Комов заговорщицки смотрит на нее: «Давай, выручай!» Ольге нравится веселое лицо Комова.
— Почему же так строго, товарищ Матвеев. Экскурсия школьников как нельзя кстати. Они увидят своими глазами то, что рассказывается в учебниках про оленя, о его строении, — там только не упоминается наше кустарное оленеводческое хозяйство, и тощие олени. Пусть наши дети полюбуются на дело рук своих папаш и мамаш.
У Ольги забилось сердце: «Наши дети — сказала я. — Нет, дети Комова — ученики».
Комов улыбается: он благодарен Ольге — глаза его становятся теплыми.
Матвеев поднимается, отодвигает стул:
— Давай, дорогой, веди детишек, пусть полюбуются… Вот Ольга Ивановна, главный ветврач, будет вас и иже с вами присных водить по хозяйству. Она вам все расскажет и покажет… — отвернулся, одернул френч, встретился взглядом с Ольгой.
Она поняла насмешку: «Это камень в мой огород. Пусть. Нехорошо-то как! Мелочно».
Комов смотрит на Ольгу в упор, словно вспоминая что-то, желая что-то спросить. Она заметила, как дрогнули уголки его тонких губ.
— Да, я поведу вас и все-все расскажу и покажу.
— Спасибо.
Матвеев наблюдает за ними, хотя делает вид, что занят своими делами, ворошит бумаги, зачем-то открывает сейф, ищет что-то в карманах: «Ну, вот. Сидят они вместе, черти этакие. Чем не пара? Женить бы их! А Комов-то смотрит на Ольгу Ивановну, ест глазами, как будто видит впервые. Что это он ей говорит?»
— Почему у вас веки красные?
Ольга будто не слышит:
— А? — не знает, куда девать руки, куда смотреть: — Ничего… так…
— Вам надо отдохнуть, — говорит Комов. — Вы, наверное, мало спите?
Матвеев смеется про себя над Комовым и думает: «Ну, понес чепуху. Зря это он. Унижает себя. Наверное, помириться хочет. Что-то у них произошло! — выпрямился, спохватился: — Что это я думаю так? Как баба-сплетница! Ишь, воркуют голубки!» — усмехнулся, остановил взгляд на пустом графине. Чувствуя неловкость, нарочито грубо произнес:
— Где это техничка? Опять графин пустой! — шагнул к двери: — Маланья Тимофеевна! — ушел, улыбаясь чему-то, жестко выпрямив плечи.
Ольга и Комов рассмеялись, разгадав тактику Матвеева. Рассмеялись от того, что за окном
