Трое в тайге - Станислав Васильевич Мелешин
— Слушайте! Вы? — обернулась и увидела пухленькое лицо фельдшерицы Марии. Халат на ней расстегнут, черные волосы растрепались по плечам — видно, бежала сломя голову. Стоит перед Ольгой, затаив дыхание, хитровато поджав губы, прищурив глаза, как будто дразнит чем-то…
Засуетилась около Ольги, начала шопотом, переходящим на крик:
— Ой, Ольга, Ольга! Кого я сейчас видела-а! — И, смеясь, полуобняла рукой главного ветврача.
Ольга убрала руки с плеч: «Что за панибратство такое», — нахмурилась, встала, выпрямилась и, не сдержав себя, зло спросила:
— Что это такое? Что за «Ольга»? Вы где — дома или на работе?
— Да я не по работе, а по личному… — застеснялась Мария. Голос ее дрогнул, пропали искорки в черных глазах, и уже нехотя, обиженно, Мария добавила:
— Комов пришел!.. Он здесь… на ферме…
Ольга почувствовала, как радостно забилось сердце, перехватило дыхание, как опустились руки оттого, что она не может вот сейчас броситься за дверь ветпункта к совхозной ферме, где сейчас директор школы Комов. «Комов, милый… Мария знает о нашей размолвке… Прибежала обрадовать, осчастливить, хорошая, наивная Маша». Стало неудобно перед Марией за то, что была груба с ней, хотелось обнять девушку, извиниться, но сдержалась — мягко произнесла:
— Машенька, — и виновато посмотрела в добрые черные глаза фельдшерицы, на ее молодое красивое лицо, залюбовалась: «Такую сразу полюбят. Вот уже и свадьба скоро у нее… Сколько раз к ней на работу приходил «на минутку» Петр. Счастливая Мария… Приглашала на свадьбу, а я отказалась. Мария ленится работать. Ругала ее несколько раз и по душам говорила — мало толку. Комов пришел… интересно зачем? По делу, или увидеть меня?»
Ольга подошла к Марии, и повернув ее к себе спиной, туго завязала тесемки халата:
— Товарищ Давыдова. Мы на работе. И, пожалуйста, зовите меня по имени и отчеству, или, если нравится товарищ главветврач.
Мария опустила голову, поправила волосы.
— Хорошо, Ольга Ивановна…
— Вот помогите мне переписать диагностику в месячную сводку…
Склонились обе над столом, придвинув поближе чернильный прибор.
Мария тихо посмеивалась и шептала, как бы между прочим:
— А Комов-то, такой разодетый, в шляпе с бантом, подошел ко мне и говорит: «Ольга Ивановна работает?» — Работает, говорю. «Здоровье, — говорит, — как ее?» — Цветущее, говорю. Постоял, посмотрел и, честное слово, вздохнул так тяжело!
Мария помолчала, взглянула на Ольгу, пытаясь прочесть на ее лице, какое впечатление произвели на нее слова о Комове. Ольга писала, нахмурившись.
— Заботливый какой он, симпатичный…
Ольге приятно слушать о Комове, но в то же время, она старается не выдать свое волнение:
— Да ну вас, Маша… Перестаньте…
Осталось дописать последний листок. Мария пододвинула его к себе, взглянула в окно, кого-то увидев, обрадовалась:
— Ой! Вон Петя мой идет! Что-то скучный он сегодня-а-а! Ольга Ивановна, Олечка… До конца работы осталось двадцать минут. Разрешите, я побегу!..
Ольга рассмеялась, взглянув на растерянную и покрасневшую Марию:
— Идите, идите. Разрешаю…
Мария ушла.
Ольга встала, подошла к окну. В окно виден широкий овраг, заросший редкими кустиками ползучей полярной ивы, поблескивающий от солнечных лучей лед мелкой речушки, покатые берега оврага, глинистая твердая дорога и камни, покрытые гололедицей. Ольга задумалась.
Вот уже четыре года прошло с тех пор, как она впервые приехала работать сюда, на эту холодную северную землю. Здесь же Ольге исполнилось тридцать четыре года. Возраст немалый — пора быть замужем, как писала ей — старшей дочери — мать, учительница одной из школ далекого южного городка. Поехать бы сейчас туда к матери, к морю, зайти в свой институт. Никогда она не думала, что так сложится ее жизнь. Поехать, ничего не сделав и не добившись?! Нет. Есть же упорство, сила воли! Когда училась в институте на 3-м курсе — на посредственно сдала экзамены, — перестала посещать танцы, кино, театры, ходить в гости к друзьям, а все-таки стала учиться отлично.
Оставляли в аспирантуре — отказалась, шутила: «Где уж мне, какой из меня научный работник». Мечтала скорей уехать куда-нибудь далеко-далеко, поработать год, два-три в каком-нибудь оленеводческом совхозе, приобрести опыт, собрать богатый материал, приехать защищать диссертацию. И вот это «далеко-далеко» здесь. А мечта не исполнилась. Все по-другому, не так, как думала.
Ольга достает папиросу, чиркает спичкой, — спички долго не загораются, — наконец зажгла, прикурила, затянулась вкусным дымом…
По глинистой дороге понуро брела совхозная лошадь, везла груженную досками телегу. Рядом шел, раскачиваясь, опустив вожжи, плотник Нефедов, маленький кряжистый старик с окладистой бородой. Вот он остановил лошадь, поправил шлею, засупонил хомут, подвинул на телеге ближе к сиденью ящик с плотничьим инструментом и подошел к окну, поклонился Ольге:
— Я по дороге к вам завернул, Ольга Ивановна. Матвеев вызывает вас к себе в кабинет… Срочно, грит… чтоб быстрей, грит, главного ветврача ко мне, вот!
— Спасибо, Нефедов. Приду скоро…
Ольга отошла от окна, закуталась в белую пуховую шаль. «Комов уже, наверное, ушел»… — открыла дверь, вышла на крыльцо, вдохнула свежего студеного воздуха.
Совхозный двор пуст. Рабочий день кончился. Все ушли по домам. Солнце закатывалось. Холодно. Оглядела совхозные фермы, загоны, изгороди. Пустынно. Даже на первой улице совхозного поселка никого невидно. Только слышно, где-то вдали, из мансийской юрты плывут по окраине мерные, однообразные звуки санголты, деревянного музыкального инструмента. «Комова нет… ушел. Итак, к Матвееву! Зачем он меня вызывает? Ругаться или защищаться?!»
II
В окно ударил косой луч сентябрьского солнца. Скоро наступит вечер.
Ольге неприятен кричащий Матвеев, его директорский пустой кабинет. Она устало вздыхает и, прищурившись, поворачивается к окну.
Дребезжат оконные рамы: плотник Нефедов стучит топором, подгоняя входную дверь к раме, насаживая дверь на петли.
Когда Ольга шла к Матвееву на прием, Нефедов подмигнул ей, мол, «не трусь!», а вслух сказал: «Злой он». Ольга засмеялась не от приятного ей сочувствия Нефедова, а, от того, что лицо плотника словно дымилось, такой густой дым шел у него от махорочной самокрутки — из ноздрей, изо рта, из бороды.
Последний луч солнца выглядывает из-за округлого облака. Ольга следит за лучом — квадраты стекол окна отражают его, и он ложится ей на колени. Ольге тепло. Она гладит рукой колени.
Земля из окна блестит и переливается, будто вымощенная стеклом от окна до горизонта, который голубой прямой линией отделяет землю от неба.
Там — пастбища, загоны, там — водопои с чистой проточной водой.
Матвеев стучит кованными сапогами по дощатому полу. Но вот вместо луча на коленях Ольги лежит раскрытая папка с последними сводками о заболеваниях в оленьих стадах за минувший месяц. Ольга смотрит на Матвеева, на его старый, потертый френч, на покатый лоб со шрамом, прямой с горбинкой
