Сергей Лисицкий - Этажи села Починки
Не торопись, поглубже вдыхай этот извечный дух земли. Вглядись, и ты, может быть, увидишь коричневый осколок кремня, матово поблескивающий на дне борозды. Разве он не подтверждает твоих дум о далеком прошлом твоей родины, твоей земли, земли твоих отцов и дедов, своим неповторимым запахом, который выжгла искра при ударе о него стального лемеха?.. И пахнет отчая нива — а в дни осени особенно полно — хлебами, житным духом, в котором — все, что идет от земли.
Легко думается Митрию в такие минуты. Душа полнится желанными мечтами будущего. Споро растет, раздвигаясь, черная полоса справа. И с такою же быстротою уменьшается щетинистая от золотистой стерни, словно тающая светлая льдинка, — слева. Ровно, горячо дышит мотор, спокойны, крепки руки тракториста на вздрагивающих рычагах.
Смирин не увидел, как на краю пахоты появился «газик». Он остановился у светлой полосы, где должен разворачиваться трактор для очередного загона. Открылась дверца, и из кабины выскочил управляющий. Он деловито осмотрел борозду, лежавшую у носков сапог, запыленных и давно не чищенных. Припадая на правую ногу, зашагал навстречу двигающемуся трактору.
Грызлов торопился. Упрек, брошенный в его адрес Романцовым, не давал ему покоя. То, что Смирин сегодня заканчивал восьмидесятигектарный клин под зябь, его радовало. «Теперь побыстрей бы засеять и первый участок будет обставлен», — думалось ему.
Митрий увидел гостя еще издали, когда подъезжал к краю пашни для очередного разворота. Узнал его по серой капроновой шляпе. «Чего бы ему тут надо?»
Грызлов поднял руку: остановись, мол.
Митрий остановил машину, спрыгнул на землю.
— Заканчиваешь? — улыбаясь, спросил гость, поздоровавшись.
— Десяток-другой заходов — и баста.
— Молодец! Сегодня, надо полагать, закончишь?
— До обеда всего-то делов.
Управляющий недоверчиво оглядел своего собеседника.
— Ну, до обеда не до обеда…
— Я зря не говорю, оказал — до обеда.
— Ишь ты, — Грызлов опять изучающе посмотрел на тракториста. — Вот что: завтра с утра сеять. Как думаешь, в две смены за день осилим?
— А чем сеять? — вопросом ответил Митрий.
— Семенами.
— Ваши семена дают всего шестьдесят процентов всхожести, и сеять ими я не собираюсь, Леонид Петрович.
Грызлов побледнел, его водянистые глаза, кажется, еще больше посветлели.
— Это что же, вы думаете, как у Колосова, своевольничать можно… понимаете… — Управляющий в сердцах выплюнул сигарету. — Я этого не позволю, понимаете.
Митрий готов был взорваться. «Понимаете, понимаете», — мысленно передразнил он управляющего.
— Засорять землю не стану.
«Ладно, попробую его убедить», — подумалось Смирину.
— Вы же сами, Леонид Петрович, ратуете за высокий урожай. Помните, даже замечание мне сделали, когда я в соцобязательствах пропустил пункт по качеству. Так ведь?
— Ну? — Грызлов насторожился, ему хотелось понять: к чему клонит собеседник.
— Какой же прок от такого поля, если я засею его некондицией?..
— Это мы посмотрим.
— И смотреть нечего. Сегодня же Голованову доложу, а если надо — и Романцову.
Управляющий притворно улыбнулся.
— Не забывайте: здесь не колхоз, не у Колосова это своевольничать.
— Вы меня Колосовым не попрекайте. Он не вам чета, может быть. Во всяком случае, такое распоряжение он бы не стал давать. — Митрий хотел сказать «такое глупое распоряжение», но опять сдержался.
— Добро, посмотрим, — пообещал Грызлов, — поглядим, как заговоришь завтра. — Он окинул холодным взглядом тракториста с ног до головы, круто повернулся и зашагал к машине.
Сначала Митрий хотел было все бросить и ехать к Голованову. Потом прикинул, что в это предобеденное время в управлении вряд ли кто будет, и решил прежде всего закончить пашню. «Вечером все на месте будут — и агроном и директор», — успокоил он себя.
Настроение его сменилось с быстротой, с какой меняется погода в осеннее время, когда после скупого солнца тучи заволакивают небо и идет нудный серый дождь и тут же вслед ему летят мокрые хлопья снега.
Под однотонное однообразное гудение думались невеселые думы. Митрий возлагал большие надежды на перемены, которые открывались перед ним в связи с переходом в совхоз. Да поначалу все вроде так и складывалось. А вот поди ж ты: раз с управляющим так пришлось разговаривать на первых порах — добра теперь не жди. Спорить с ним — что против ветра плевать. И как оно все получается, рассуждал Митрий, чего бы не быть по-хорошему?
Закончив работу, он взглянул на часы, было половина третьего — пора домой. А тут еще снег повалил…
Марина сразу заметила, что муж был не в духе, но не подавала виду.
— Обедать, — бросил он, глядя куда-то в сторону.
Когда на столе все было готово, он сел на свое место в углу, задумался.
Марина знала повадки мужа, когда тот был не в настроении. Он поймал ее взгляд, повелительно перевел глаза в сторону буфета, и та, не говоря ни слова, достала и поставила на стол бутылку с самодельным вином.
Хозяин налил полстакана, выпил, крякнул и стал есть.
— Ребятишки где? — опросил он нарочно грубым голосом, в котором она уловила нотки примирения и улыбнулась про себя, отвечая безразлично:
— Где им быть. Гуляют, должно…
Несколько минут длилось молчание.
— Ты вот что, спроси Лемеховых: не раздумали ли они покупать пшеницу?
— Что так?
— Надоело! — Митрий бросил вилку на стол, поднес к губам полотенце, вытер руки и стал рассказывать о стычке с Грызловым на пашне, о том, что теперь не будет житья в совхозе.
— Хватит, пора перебираться в Петровск.
Вбежал Дениска: щеки в подтеках от соленого арбуза, глаза горят, на голове — каска (снял с мотоцикла).
— Ох и герой у меня, — рассмеялся Митрий. — В город жить поедем?
— На мациклете, да?
— На мациклете.
— Поедем!
14
Возвращение Натальи Илюхиной в Починки было вынужденным. Там, на Дальнем Востоке, несмотря на то что семейная жизнь у нее не сложилась, были свои, большие преимущества. Проживая в небольшом приморском городке, неподалеку от сестры, она занимала пусть и небольшую, но вполне для нее приличную должность старшей медсестры в городской клинике. Первое время жила она у сестры, потом в общежитии, а последние полгода занимала отдельную небольшую комнату-девятиметровку, хотя и в том же общежитии.
Конечно же, пребывание ее там, а не в Починках, давало ей немалые выгоды. Во-первых, она была обеспечена постоянной работой. В случае даже ее потери найти место там гораздо легче, чем здесь, в Починках. Во-вторых, у нее было гораздо больше шансов заново устроить семейную жизнь. Пусть небольшой приморский городок, но его не сравнить со степным хутором, затерянным и обжитом, исколесенном Придонье. В-третьих, там никому нет дела до твоих неудач, кроме ближайших людей, тогда как в Починках каждый твой шаг, каждое движение у всех на виду.
Разве бы обошлось без кривотолков и насмешек здесь в Починках ее неудавшееся замужество?.. Местное сарафан-радио разнесло бы такую молву по всей округе, что хоть в Дон бросайся. Чего доброго, еще бы и кличку, прозвище какое-нибудь выдумали, вроде морячки, рыбачки или капитанши. Да виданное ли дело, чтобы такой случай так оставить, без своих оценок, домыслов, комментариев, наконец, без своего собственного изложения такого события со всеми подробностями, которые были и которых не было вовсе?.. А событие и в самом деле аховское…
Спустя год со дня своего приезда в Приморье Наталья повстречалась на одной из вечеринок в доме подруги своей сестры со штурманом траулера Арнольдом Баскаковым. Молодой моряк был обходителен, вел себя вполне свободно, хотя это и не мешало ему быть скромным, даже несколько застенчивым. Штурман носил каштановые усы, имел рыжие, почти красные волосы и белесые ресницы на веснушчатых веках. Массивный с горбинкой нос и глаза несколько навыкате придавали его лицу властное выражение. Небольшая изящная трубка черной кости, которую он любил держать во рту, хотя она большей частью и не дымилась, красиво лежала на его полной сочной губе. Что также придавало выражению его лица черты загадочности, романтичности. Тем более что, как он утверждал, трубка эта привезена была им с далеких Гавайских островов.
Вечеринка состоялась в канун Нового года. Сразу, в первых же числах января штурман отправлялся в плавание и обещал вернуться весной, через два-три месяца.
Наталья не придавала особого значения этой встрече, считала ее случайной, какие бывают часто, но женское любопытство брало верх, и она согласилась и встречалась с Арнольдом те последние дни перед его отплытием то в портовом кафе, то в клубе моряков, то в кинотеатре.
Баскаков был неутомимым рассказчиком, и для Илюхиной мир открывался с каждым днем все с новой и новой стороны, о котором она и не подозревала. Оказывалось, кроме сельских пахарей, которых она знала с детских лет, существует целая армия моряков, рыбаков, китобоев… Об их существовании она, конечно, знала, но никогда не думала, что это целый мир, большой и удивительно интересный.
