Антонина Коптяева - Собрание сочинений. Т.2 Иван Иванович

— Так я, маленькая, однажды ловила рыбу в какой-то яме, — сказала Ольга, задумчиво улыбаясь. — Вот так же тепло было и свежо, пахло влажной землей и зеленью. Тогда дождь прошел, и я убежала из дому босиком… До чего приятно оказалось бегать по лужам! А потом меня отшлепали в первый раз в жизни. И я плакала навзрыд, но, помнится, не потому, что больно побили, а потому, что жалела испорченное настроение. Смешно, правда?!

Ольга умолкла, прислушиваясь с просветленным лицом к шорохам уходившего дня.

«Как хорошо быть молодой, здоровой, любимой! — прозвучал в ее душе жизнерадостный возглас. — А сколько еще прекрасного впереди!»

Даже то, что никуда не надо спешить, ни о чем не надо заботиться, вызвало вдруг у Ольги чувство нежной признательности ко всему. Ну не глупо ли мучить себя, омрачать жизнь любимого человека зряшными нареканиями, когда можно чудесно жить и радоваться каждому дню, каждому часу!

— Может, помочь тебе? — спросил Иван Иванович.

— Нет, нет, я сама! — ответила она, но не шевельнулась, завороженная теплотой открывшихся ей новых ощущений.

— Я тебя очень люблю! — сказала она, обращая на мужа ясный открытый взгляд. — Когда у нас опять появится ребенок… Я в самом деле согласна иметь их полдюжины!.. Тогда мы будем очень, очень счастливы.

Взволнованный ее словами, Иван Иванович присел рядом на сруб. Словно впервые увидел он светлую красоту лица Ольги, обрызганного родниковой водой, влажного и оттого еще более яркого.

— Славная моя женка! — сказал он, любуясь ею. — Обойди шар земной, не найдешь лучше!

— Где уж найти! — Ольга ласково усмехнулась и слегка отстранилась: кто-то шел, приближаясь, по аллейке за кустами ив.

Одним удачным движением она подцепила ведро, подтянула его и, перехватив свободной рукой, выпрямилась.

— Вот как мы! — пошутил Иван Иванович, помогая ей перенести ведро через сруб колодца.

Оба они повернулись при этом и одновременно увидели проходившего возле них человека.

— Здравствуйте! — сказала Ольга, отвечая на приветствие. — Ваня, это Борис Андреевич Тавров.

— Добрый вечер! Рад познакомиться, наслышан о вас очень, — произнес Иван Иванович.

— Добрый вечер. — Тавров протянул руку Ивану Ивановичу и, залившись ярким румянцем, улыбнулся. — Я тоже много слышал о вас, когда работал раньше в соседнем районе, а по дороге сюда — от вашей жены.

Иван Иванович смотрел на него все с большим доброжелательством.

— У нас вечером жареные утки будут, — сообщил он. — Найдется и коньячок. Приходите к нам. Мы тут живем просто и дружно. В своей компании, конечно.

Ольга решила заняться домашним хозяйством по-настоящему.

— Я сама стану готовить обеды, — заявила она мужу. — Мне просто стыдно, что мы эксплуатируем Елену Денисовну, у которой и так хлопот полон рот. Невелика премудрость сварить суп да поджарить котлеты.

— Может быть, в столовую… — нерешительно возразил Иван Иванович. — А то ты опять начнешь упрекать меня.

— Вот еще! — сказала Ольга, рассердись.

Пава Романовна, забежав к ним на следующее утро, застала Ольгу в разгаре хозяйственных действий. На кухне все блестело чистотой, огонь пылал в печи, стол был заставлен кастрюлями и пакетами, а Ольга с необычно раскрасневшимся лицом, в белом фартуке и туго повязанной косынке, под которой исчезли ее пышные волосы, сидела в раздумье с поваренной книгой в руках.

— Что это значит? — спросила Пава Романовна, осматриваясь с таким любопытством, точно попала в лабораторию. — У вас будут гости?

— Нет, у нас теперь всегда так будет.

Почти торжественный тон и вид Ольги рассмешил Паву Романовну.

— Бросьте, милочка! Ведь у вас не семеро по лавкам, чтобы погибать возле плиты. Это даже несовременно…

— Я и не собираюсь погибать, — ответила Ольга, отмечая закладкой нужное место в книге. — Просто хочу использовать свободное время. Вспомнила, что Ивану Ивановичу нравились раньше миндальные пирожные. Почему не доставить ему такое удовольствие?

— А сумеете? — усомнилась Пава Романовна, однако тут же добавила глубокомысленно: — Чем меньше миндальничать с этими мужественными созданиями, тем лучше.

Ольга промолчала, занятая деловыми расчетами: «Сахару, муки, масла…»

Суп уже кипел, мясо тушилось в духовке. Уроки Елены Денисовны не пропали даром.

Ольга хлопотала с таким увлечением, что соблазненная Пава Романовна тоже взялась помогать ей чистить миндаль.

— Мне самой не терпится, если можно отведать сладкого.

И полетели дни. В конце недели Ольга объявила:

— Кажется, я выдержала испытание на хозяйку. Иногда пересолю, иногда пережарю, но, в общем, дело идет.

— Может быть, это Иван Иванович выдержал испытание! — пошутил Логунов, зашедший с Тавровым после работы.

— Похоже, вы напрашиваетесь на обед! — сказала Ольга вызывающе от смущения. — Пожалуйста! — храбро добавила она, не совсем еще уверенная в своем поварском искусстве.

Волосы, запросто подобранные в пучок, не закрывали ни ее ушей, ни гладкой, словно выточенной, шеи.

«Вот я какая! — казалось, говорило каждое движение молодой женщины. — Что же поделаешь, если такая хорошая уродилась!»

Логунов смотрел на нее с веселым расположением, Иван Иванович — ласково, Тавров — угрюмо. Они сидели за столом и спорили до хрипоты об организации труда и дисциплине на производстве, пока вмешательство Ольги не напомнило им о времени.

— Значит, вы посвятили себя служению домовому? — спросил Логунов, наблюдая, как она расставляла на белой скатерти обеденные приборы и тарелочки с закуской.

— Приходится… Но вы знаете, я хотела заниматься хозяйством между прочим, а получается наоборот: теперь я так занята, что мне даже учиться некогда. И странно: мне нравятся эти хлопоты. Я, например, уже со спортивным азартом закупаю разные разности.

«С них все и начинается! — подумал Логунов, неодобрительно взглянув на Ивана Ивановича и тут же представив, как был бы счастлив он сам, если бы Варвара так же трогательно заботилась о нем. — Нам приятно, чтобы за нами ухаживали, и ради мелкой, эгоистической радости мы иногда незаметно губим своих подруг».

— Я говорил Оле, чтобы она не тратила время на нудную возню в кухне, — серьезно сказал Иван Иванович, угадывая мысли Логунова. — Она не слушается, но в выходной день я просто не разрешаю ей заниматься этим.

— Что же, голодовку объявляете? — смеясь глазами, спросил Логунов.

— Заказываем в столовой или довольствуемся подогретыми обедами.

— А я с тем и пришел, чтобы отбить вас от кухни, — сказал Логунов, обращаясь к Ольге. — Бросьте вы это дело! Еще никто не оценил домашнюю каторгу, на которую по доброй воле обрекают себя женщины. Мы организовали кружок для изучения иностранных языков. Все взрослые, серьезные люди и раньше уже занимались немножко. Немецкий будет преподавать Сергутов, он язык знает отлично, а англичанку никак не найдем. Та, что преподает в десятилетке, не соглашается: слаба здоровьем и… у нас бесплатно. Если бы вы согласились?.. Как общественная нагрузка. А? И для вас хорошо иметь практику, ведь языки быстро забываются.

Ольга посмотрела на Ивана Ивановича: должно быть, он подсказал Логунову это предложение после недавнего разговора с нею.

— Хорошо, — решилась она. — Конечно, мы не имеем права забывать… Как вы думаете, Борис Андреевич?

Тавров, до сих пор сидевший молча, скупо улыбнулся:

— Я уже высказывал вам свое мнение не однажды. Если угодно, могу повторить и сейчас, но вряд ли оно доставит вам удовольствие.

— Угодно! Высказал! Доставит удовольствие! — передразнил его по-дружески Логунов. — Что за обращение, когда нужно приобрести нового активиста?!

Первое занятие кружка прошло, как говорится, комом, и, придя домой, Ольга не могла отделаться от чувства неловкости.

«В следующий раз я все поведу иначе», — думала она, привычно растапливая плиту. Ей очень нравилось, когда огонь дружно охватывал поленья, и она постояла немножко, протягивая к нему ладони, наслаждаясь его еще не жгучим теплом.

Ребятишки и старики любят сидеть у огня… Как хорошо, если бы на свете не существовало подлых болезней вроде скарлатины: на днях Леночке исполнилось бы восемь лет. Нынче она пошла бы в школу.

Вот она совсем крошечная… Маленькое, беспомощное существо, но сколько чувств и переживаний было связано с ним! До ее появления Ольга даже не представляла такой привязанности. А потом куда бы она ни уходила, что бы ни делала, а думала только о том, как чувствует себя ее девочка. Постоянное ощущение тревоги…

Но до чего дороги были эти волнения! Ольга вспомнила, как однажды баюкала прихворнувшую дочь, а та приоткрыла глазки, выпростала ручонку и, вынув соску-пустышку из маленьких губок, сунула ее в рот своей молодой маме, будто говоря: поспи и ты немножко…