Антонина Коптяева - Собрание сочинений. Т.2 Иван Иванович
— Многие из наших охотников уйдут на фронт, и опять звери будут подходить к поселкам, — сказал Никита с печалью.
Иван Иванович удивился тому, как вырос и украсился молодой город Укамчан за последнее время. Теперь он выглядел настоящим областным центром. Но и здесь все напоминало о войне, к тому же чувство горькой утраты не покидало доктора, и он грустил…
— Вас не узнать! — сказал ему Логунов, когда они после хлопот и беготни по учреждениям снова встретились в порту перед посадкой на пароход.
Иван Иванович был в форме военного врача. Логунов — в форме старшего батальонного комиссара.
Совсем не узнали они Дениса Антоновича Хижняка, подошедшего к ним, тоже в военном костюме, вместе с Никитой. Лишь вздернутый нос да синие глаза остались у него те же.
— Что произошло с вами? — недоуменно хмурясь, спросил Иван Иванович и рассмеялся: — Чуб! Да-да-да! Как это вы расстались со своим рыжим коком?
— Вот так и расстался! — Хижняк снял фуражку и провел ладонью по цепко-шершавой коже бритой головы, светлой по сравнению с загоревшим лицом. — Не полагается пехотному фельдшеру трясти в строю чубом.
Все четверо присели рядом на ступени набережной, отвоеванной для порта у крутого подножия гор, окружающих бухту Глубокую. Мрачными глыбами дико-пустынного камня поднимаются горы побережья. Свирепые ветры выдувают их беспрестанно: зимой с материка, летом с моря. Только искалеченные лиственницы без макушек, с ветвями, опущенными к земле, словно шпалеры, зеленеют кое-где среди скал. В глубине береговой подковы, за желтой каймой песков, намытых морскими приливами, стоят одиночками обломанные ветлы. Выше — сплошные ступени крыш, поднимающихся на взгорье, за которым раскинулся Укамчан.
Незабываемые, дорогие сердцу картины!
Пронзительно кричали чайки. Темная лоснящаяся голова нерпы без плеска плавно поднялась из глубины у самого причала порта и застыла на месте. Нерпа стояла в воде, прислушиваясь к шуму на каменной, совсем недавно возникшей террасе, выбитой в сплошных скалах: внимание тюленя привлекла масса людей, двигавшихся по берегу сплошным потоком.
Грянул оркестр, и нерпа исчезла. Солнце ушло далеко за полдень, туда, где виднелись ворота в море… Ослепительно сверкающая полоса тянулась от него, как дорога, через всю бухту.
Океанский пароход высился у причала черно-красной громадой. Его еще не перекрасили в защитный цвет войны. Но шли к нему люди в военном и пестро одетые провожающие: мужчины, женщины, дети.
Потом над портом вздохнула и широко разлилась песня:
На рейде большом легла тишина,А море окутал туман…
Вечер и правда был прекрасный. На рейде вздымались могучие корпуса вновь подошедших кораблей, прошумел и опустился гидросамолет, а на сушу уже надвигался прилив. Вместе с приливом наступала песня:
Прощай, любимый город,Уходим завтра в море.И ранней порой мелькнет за кормойЗнакомый платок голубой.
— Добрая песня! — заключил Хижняк, грустно помаргивая синими, как море, глазами. — И спели добре. Наташка моя уже знает эту песню.
— Счастливый ты человек, Денис Антонович! — сказал Логунов.
— Очень счастливый, — подтвердил Хижняк горячо. — За то и иду.
— Выходит, мы все такие, — отозвался Иван Иванович и после небольшого молчания: — Во всяком случае, жизнь у нас богатая!
Они снова умолкли, а над портом росла и крепла новая песня.
1949
Примечания
1
Каюр — погонщик собак или оленей, запряженных в нарты. (Здесь и далее примечания автора.).
2
Хомус — якутский музыкальный инструмент.
3
Улахан — большой (якут.).
4
Сох — нет (якут.).
5
Кабарга — горное животное. Ценится из-за мешочка с мускусом («струей»).
6
Бар — есть (якут.).
7
Пальма — широкий нож на длинной рукоятке.
