Алексей Корнеев - Высокая макуша

— О-о, да это Его-орка! Откуда ты, озорник, или разыгрываешь дядю Колю?

Мальчишка только рот раскрывал, заглатывая воздух, — слова вымолвить не мог.

— Ты что же это, грозы испугался? Или заблудился, отца потерял? Ну, ну, не бойся. И гроза скоро пройдет, и домой доберешься.

Помог ему подняться, ласково потрепал, как мужчину, по плечу.

— Там… Крюков верх… дядю Ва-асю… — выдавил Егор бессвязно.

Николай Матвеевич только плечами пожал, ничего не понимая.

— Да что такое, говори же толком!

Скороговоркой, проглатывая слова, Егор объяснил, что случилось там, возле старого дуба в Крюковом верху.

— Много их там! — раскинул руки. — И с ножами к нему… Скорее, дядя Коля… убьют его!..

Снова близко прогрохотал над лесом гром, стукнулись о траву первые крупные капли. Николай Матвеевич понял наконец и засуетился, подсадил в повозку мальчишку. Прыгая по корневищам и валежинам, повозка затарахтела, замелькала колесами.

Дождь опустился горохом, и только сейчас Егор вспомнил про новую панаму, которую обронил, когда бежал по лесу. Крупные капли ударяли его по открытой голове, но что там дождь, если спасать надо дядю Васю… Вдруг повозку подкинуло так, что он язык прикусил, едва удержался, расцарапав руку о грядку. Дядя Коля гикнул, стегнул с досады лошадь, и та понеслась еще быстрее.

Тем временем, пока Егор бежал к леснику за подмогой, Илья катил на мотоцикле по направлению к Крюкову верху. И не один, а с лесоустроителем из областного управления. Вздумалось тому приезжему взглянуть на легендарный дуб с его громким названием, вот и торопились успеть до грозы.

На поляне перед овражком мотоцикл чихнул и смолк. Тут-то и донеслись до них крики со стороны дуба, так что Илья даже замер, не снимая рук с руля. И, опомнясь, кинулся на крики, забыв о своем спутнике.

Первым, кого он увидел, был человек с окровавленной головой и в порванной рубашке, отбивавшийся от нападающих. Не сразу узнал он в этом человеке Василия, а только выскочив на пригорок, когда уже оказался рядом. Ближний к нему, с моржовыми усами, лягнулся было ногой. Илья успел схватить ее и дернуть к себе так, что тот ахнулся затылком о землю. Но тут подскочили к нему двое. Первого Илья рванул одной рукой за гриву, другого тычком в подбородок отбросил в дымящийся костер. И тогда чернявый, метнувшись к нему коброй, выхватил нож. Илья пригнулся, резким ударом ноги угодил ему ниже локтя, и нож взлетел, сверкая рыбой. Успел схватить за красный шнурок с крестом, но тот оборвался.

— Братцы, полундра! — крикнул чернявый, увидев на Илье тельняшку.

— Ай, — взвизгнула толстобедрая девица.

Илья схватил увесистую головешку, а тут и лесоустроитель подскочил на подмогу. Чернявый, дрыгая ногами в облезлых джинсах, раком пополз в кусты, и другие бросились как зайцы кто куда.

— Что, лохмачи-христосики, в лесу вам тесно?..

И вдруг стало тихо, только слышался треск в кустах от убегавших. Илья обернулся, увидел лежавшего без движения Василия: с виска его стекала алая струйка, не успел, наверное, увернуться.

— Вася, Вася, что с тобой? — принялся трясти за плечо. — Вставай же!..

— Вот они, во-от! — раздался рядом знакомый звонкий голос, и вслед за этим показались Николай Матвеевич, а за ним Егор.

Мальчишка глазам своим не поверил, увидев отца. И тут же осекся, глядя, как тот перевязывал клочьями рубашки голову дяди Васи.

— Да кто же его так? — всплеснул руками Николай Матвеевич. — Да как же это?..

Оглядев пригорок с затухающим кострищем, с рюкзаками и шмотками вокруг, Илья брезгливо заметил:

— Прихватим как свидетельство… А-а, вот еще!.. — Увидел оброненные кем-то корочки, раскрыл — проездной билет с фотокарточкой. — Теперь уж вам, «христосики», не скрыться.

Василия, так и не пришедшего в сознание, бережно понесли к повозке.

А гроза все не утихала. Огненными плетями хлестали молнии небо и землю, накатывался гром, как бы проламывая крышу над головой, гудел ветровал, раскачивая верхушки деревьев. Кто выше, кто смелее — тому первый, самый страшный удар…

VII

Василий пришел в себя в просторной светлой комнате с высоким белым потолком и стенами бледно-голубого цвета, отчего те казались студеными, как лед. Он почувствовал в себе странную опустошенность, словно уплывал куда-то, подхваченный невидимым течением. А когда открыл глаза, то увидел близко над собою незнакомое лицо женщины во всем белом, от которой, как и от стен, дохнуло холодом, и тут сознание его стало проясняться. Он заволновался, хотел было приподняться, но в глазах поплыли красно-желтые круги, а тупые боли во всем теле как бы пригвоздили его к месту.

— Лежите, лежите спокойно, — послышался сквозь звон в голове тихий голос женщины.

Однако губы его уже раскрылись сами собою, прошелестели невнятно полушепотом:

— Где… я?

— В доме отдыха, — отозвался все тот же ласковый голос, и Василий увидел, как лицо ее осветилось детски милой улыбкой.

«В доме… отдыха, — повторил он про себя. Но, задумавшись и вспоминая, спохватился вдруг: — В каком… доме отдыха? Да я в лесу был»…

И снова прошелестели его губы, но уже громче:

— Где… Егор?..

— Вон он, вот ваш Егор, — слегка кивнула женщина.

Василий медленно повернул от стены свинцово тяжелую голову и тут только заметил двоих, сидевших неподалеку и также одетых в белое. Он всмотрелся в их лица, узнал Илью, Егора и слабым движением головы заодобрил их присутствие.

— Больно? — негромко спросил Илья.

Василий хотел ответить и только охнул от прилива боли, точно сжали тисками голову. Теперь он понял, что лежит на больничной койке.

Женщина сделала знак рукой и, поднявшись, Илья с Егором молча направились к выходу…

Сознание вернуло к Василию то, что случилось у старого дуба. Припомнилось, как лез на него с ножом чернявый «иисусик», как отбивался он от наседавших, пока не подоспел, будто с неба свалившись, Илья, а кто и чем ударил его в этот момент, так и не мог себе представить.

Затем в мыслях пошел он, пошел по лесным дорогам вслед за мальчишкой, пересекая то непролазные чащи, то залитые солнцем поляны с их пышным цветением трав и щебетом птиц, — и все это закружилось плавно, обволакиваясь туманом, повело в то далекое и сказочное, что давно уже вырисовывалось в его воображении…

Отступление в будущее

…мы хотим, чтобы современники наши не забывали, что после нас будут жить многие поколения… Мы хотим, чтобы потомки не корили бы нас, что мы слишком много отобрали у них — их же именем.

Ясное летнее утро.

По гладкой и ровной, как стрела, дороге мчится машина, и бег ее напоминает полет стремительной чайки.

Слева и справа тянутся сады с диковинными плодами, гибридами севера и юга, — рви и ешь, сколько тебе угодно.

За садами изумрудным морем расплеснуты леса и поляны, зелеными коврами стелются посевы.

В плавных поворотах прямых и ромбических крыльев уплывают вслед за машиной бело-розовые города и поселки.

Распахивая двери, зазывают путника гостеприимные мотели, уютные коттеджи, станции для зарядки машин.

За машинами не видно синих или черных шлейфов выхлопного газа, как это было в двадцатом веке, и двигатели их, неся в себе аккумуляторный заряд, бездымны, бесшумны и достаточно мощны.

В машине сидят двое: молодой человек с выразительными глазами и прической, уложенной серповидной скобкой надо лбом, и девушка с лицом атласно-смуглой, как у юной березки, кожи, черноглазая, с приспущенными по узким плечам темными, чуть вьющимися волосами. Они едут в двухмесячный отпуск, который станет для них одновременно свадебным путешествием: Василий получил его за новую научную работу, недавно одобренную ученым советом, Эмилия — за диплом с отличием, который ей только что вручили после окончания гидрологического института.

Машину они взяли на прокатной станции, как обычно брали все, кому она понадобится: ни платы за нее, ни никаких-то особых условий.

Свой отпуск молодые люди решили провести так: сначала заедут на родину его дальнего предка; затем ознакомятся с лесами и реками средней части Восточной Европы; достигнув Черного моря, отдохнут там немного на пляже; от моря направятся на запад Европы, откуда девушка приехала сюда учиться. Но отпуск этот был не просто увеселительной прогулкой: по пути они задумали собрать материал для будущих научных работ.

— Странно, если вспомнить историю… — проговорил Василий. — Мы едем в твою страну, где были в свое время какие-то фашисты. В ту пору там приняли бы меня за шпиона или красного агитатора.

— Да, сложное было то время, — согласилась с ним спутница. — Какие-то войны были, границы, валюты… А сейчас поезжай в любую страну, хоть за океан, и нигде не спросят с тебя визы, не станут придираться — чей ты, куда и зачем? В любом поселке или городе, в любом мотеле тебя накормят, пригласят на ночлег. И денег каких-то не спросят. О-о, как трудно, наверное, жилось нашим предкам!..