Алексей Бондин - Рассказы
— Крути, Гаврила!
Ванюшка-Пузырь приплясывает, помахивает руками, приговаривает:
— Три-та ли-та ри-та-та...
А Мишутка смотрит на машинку и улыбается, руки в карманы, важно этак, и папироска во рту дымит.
Дошла стружка до конца, смеряли кронциркулем. Красота!.. Сняли станок, хотели на другую шейку пристроить. И откуда ни возьмись — начальник депо. Как из земли вырос, точно его чорт подослал.
— Что это у вас тут за собрание? Марш по местам! Где бригадир?
Мишутка загородил собой машинку и говорит:
— Он, Митрий Митриевич, ушел в запасный парк паровозы описывать.
— Позвать его сюда,— приказал начальник и ушел.
Ребята машинку свою под верстак.
Миша побежал в инструментальную и залез на полати. Смотрит — Азич развалился на войлоке, дрыхнет и губами похлопывает.
Вот уж Мишутка будил его, будил, никак не может добудиться. Азич хоть бы что. Мычит только. Как быть? Мишутка навалился на него, зажал ему рот и нос. Азич пыхтит, старается освободиться, а Мишутка одно свое. Спер ему дыхание. Вот уж тот вертелся-вертелся, возился-возился, наконец, глаза открыл и выругался:
— Ты что, душегуб, делаешь?
А Мишутка:
— Вставай,— говорит,— начальник депо тебя ищет.
Тот перепугался, да не рассчитал спросонья, с полатей-то кулем свалился. Вскочил и побежал, а Мишутка пошутил вдогонку:
— Эх, родимый, лежать умеешь, а садиться не научился.
Думают ребята: «Как теперь быть с машинкой? Куда с нею деваться. Заявить надо».
Рабочие все сразу узнали. Как пчелы загудели. Только и разговоров, что про машинку. И прозвищ не стало. Будто ребята все были до того времени малышами, а тут сразу выросли и уважение к себе внушили.
Слухи дошли до начальства. Известно — язычники. Сначала Азичу сказали, тот мастеру, и до начальника депо дошло. Спрашивают ребят, что и как. А они отпираются. Они и хотели сказать, да слесарь их один напугал.— Безработных и так, говорит, много, а вы со своей машинкой лезете, у остальных, говорит, кусок хлеба хотите отнять.
Это еще все полбеды показалось ребятам, да тут другое их навело на сомнение.
— Не получить,— говорят,— вам патент. А покажете, сейчас у вас и сглядят и выпустят под своим именем. Скрадут.
Ребята совсем растерялись. Вот не было печали, так черти накачали. Взяли да ее подальше запрятали. Азич возле них мелким бесом рассыпается. Ласково стал уговаривать:
— Ребятушки... Ведь вам награда за это большая будет...
«Знаем мы, какая награда»,— думают они. А Азич свое:
— Где она у вас, эта машинка? Хоть бы мне показали. Я-то уж никому не скажу. Ужели вы меня не знаете?
Покою ребятам не стало. Начальство уговаривает, а потом грозить стали, что, дескать, вы из казенного материала сделали и в рабочее время. А Азич не отходит, как банный лист льнет. Задабривать начал. Работенку полегче стал давать. Сдельщину вольготней. Да еще в ночную смену скажет:
— Что, ребята, устали? Идите, отдохните часок-другой. Разрешаю.
Доняли ребят. Шурка говорит:
— А что, ребята, мы ведь не во вред, а на пользу сделали. Двум смертям не бывать, одной не миновать... А может, наше у нас и будет.
Скрепя сердце вытащили они машинку. Начальник осмотрел, улыбается. Попробовали. Ласковее стали к ребятам. И сразу им всем троим по двугривенному в день жалованья прибавили.
Машинку в контору унесли. Смотрим, а там чертежи с нее начали делать. А рабочие посмеиваются, особенно старики. Один тут старый слесарь Онисифорыч сказал:
— Теперь вы проститесь с нею. Теперь она не ваша.
Среди ребят раздор пошел. Мишутка-Соломина ругает Шурку:
— Из-за тебя все это. Настоящий лапоть. Поторопились. Надо бы комиссию.
А он одно свое:
— Все рабочие знают, что мы изобрели. Мы патент получим.
Пошумели, пошумели, а потом будто позабыли. Азич прежний стал. Словно и не замечает ребят. Мастер придираться к ним начал. А начальник будто не видит, будто и дело не его.
Шурка-Лапоть всю вину на Азича свалил.
— Он виноват. Он сбил. Он все разболтал. А теперь и в ус не дует. Присвоили. Чертежи делают. Весь секрет узнали. Погоди, чорт, я дойму его.
И начал. Вот один раз также в ночную смену Азич вдруг куда-то смылся. Уж его искали, искали — нет нигде. Шурка случайно спросил у подростка в инструментальной:
— Петька, Азича не видел?..
— Видел.
— Где он?
— На полатях спит у нас в инструментальной.
— Ага! Ладно!
Пошел в депо к Ванюшке, а тот возится у дышел, усталый, позевывает.
— Вань, спать хочешь?
— Смертельно.
— Пойдем.
— Куда?
— Спать.
— Ну, как можно, а работа?
— Идем, знай. Забирай инструмент.
Вот залезли они на полати. Чиркнули спичку, смотрят — Азич сладко спит, всхрапывает во все носовые завертки. А на полатях мягко, там войлоки хранились.
— Ложись, Ванька, по ту сторону, а я на эту.
Легли. Азич у них в середине. И той же минутой уснули. Потом Шурка случайно проснулся. Слышит — стук. А это в инструменталку летят кувалды, буксовые ломы.
«Значит, смена кончается»,— думает.
Азич проснулся, вскочил, впотьмах не увидел ребят и слез с полатей. Шурка полежал немного, опять задремал, потом слышит сквозь сон, гудок первый на денную смену гудит. Значит, тоже пора вставать. Разбудил Ванюшку.
Зашли в конторку, а там уже все собрались, отмечаются, работу Азичу сдают. А он строгий. Допрашивает.
— Это сделали? Это?.. Ну, а вы как кончили? — спросил он Шурку с Ванюшкой.
— Нет, говорят,— не поспели.
— Как это так? Машинки всякие поспеваете делать воровски, а казенной работы не поспеваете делать? Ну, вот я вам и отмечу, сколько вы сделали.
— Спать захотелось, Филимон Азич! Соснули малость...
— Как это так? Спать! Вы что сюда спать ходите?!
— А так же, как ты, Филимон Азич,— говорит Шурка-Пузырь.
Тон у него ласковый такой, а улыбочка ядовитая. Просто издевается над бригадиром.
— Как это так?! — кричит Азич.
— Да так, Филимон Азич. С тобой вместе ведь ночевали. На полатцах в инструменталке. Уж больно мягко там на войлочке-то, ну и приморило.
Азич сразу смяк.
— Экой ты, Александрушка... как он все увидит... Ха, ха, ха...— и по плечу его похлопал.— Ну, идите, ребятушки, отдыхайте. Я отмечу вам все полностью... Вы ведь заслуженные у нас работники. Вот машинку какую замысловатую придумали. Инженеру думать, не скоро придумает. На что наш начальник — инженер, а не у шубы рукав.
«У, суслик,— подумал Шурка,— дойму я тебя, дай срок».
И вот подыграл этот Шурка над Азичем. Так же однажды в ночную смену Азич исчез. Шурка сразу заметил, что бригадир убрался куда-то в опочивальню. Все углы осмотрел,— как в воду канул. И вот случайно зашел в будку на горячий паровоз. Слышит — на крыше будки кто-то завозился. Шурка тихонько отворил дверцы с левой стороны на площадку и заглянул на крышу. Видит, там Азич спит. Так это удобно устроился возле самого свистка.
— Эге-э!.. Вот ты где, родимый. Сейча-ас.
Вот он зашел тихонько опять в будку, взялся за свистковую ручку и дернул. Гудок сначала зашипел, потом как заорет, да дико. Азич на крыше завозился и тоже заорал, да так заорал, будто с него шкуру начали сдирать. Шурка даже перепугался, выскочил из будки и спрятался в канаву под тендер.
Утром Азич отмечает рабочих и молчит. Ни слова ни с кем не говорит. Только потом не утерпел, сказал:
— Пакостный у нас народ... негодь народ!
Ну, чем же все это кончилось? Шурка больше не стал Азича тревожить.
Дело,— думает,— не в Азиче. Собрал своих товарищей и говорит:
— Пойдемте, ребята, к Молчанову.
А Молчанов — это начальник депо. Настоящая его фамилия была Бахтияров, но рабочие его звали Митей и Молчановым. А прозвали вот почему. Придут, бывало, к нему в кабинет с просьбой с какой-нибудь. Скажут, так и так, мол, Митрий Митрич. А он сидит, глазами хлопает и молчит. Посмотрит на них, уткнется в свои бумаги и молчит. Будто возле него никого нету. Ну, те постоят, постоят возле него, потопчутся без толку и уйдут ни с чем. Иной раз с досады просто сплюнут да выругаются, что-де круглый ты дурак.
А он не дурак был, хитрый. Молчит, бывало, в землю глядит, а зелье творит.
Так и с ребятами. Пришли они к нему и говорят:
— Так как машинку эту мы придумали, мы ее своими руками и сделали, так разрешите нам ее предъявить куда следует, чтобы патент на нее получить.
А он молчит. Посмотрел на них. Похоже, что усмехнулся, а потом уткнулся в свои бумаги, молчит, точно не слышал, что ребята ему сказали. Стоят ребята, с ноги на ногу переступают, ждут.
— Митрий Митрич, мы ведь с вами разговариваем? Он приподнял немного брови, шевельнул ими, голову набок немного склонил. Поежился и опять молчит. Обидно стало ребятам. Даже за работу не заплатили Азич еще обиды добавил, когда они от начальника пришли:
