Летние гости - Владимир Арсентьевич Ситников
Быстро вытянули вдвоем-то на уху, и ног не замочили: и щучка была, и окунь, и сорога.
— Ексель-моксель, окаянная душа! А зачем меня штаны заставил снять? — весело ругался Зотов и нахваливал Степана: — Умелец ты, Степан Никитич. Левша, бредень подковал.
Степан уху сварил, хотел оставить директора с гостем, но те настояли, чтоб и он не уходил. Такое умение проявил — надо остаться. Хвалили уху гости, наелись до «не хочу».
Лежали у костерка, и Леон Васильевич вспоминал о своей работе в районе.
Долго они в тот вечер засиделись. Банкир, хоть и ссылался на сердце, водку пил и под конец вовсе подобрел, начал Степана обнимать:
— Я ведь тебя давно знаю. Парнишкой за твоим трактором бегал. Мечтал механизатором сделаться. Лучше работы не знал.
Зотов все старался свести разговоры на анекдоты да на всякие смешные бывальщины, а Редькин гнул свое: хотелось ему рассказать, при ком он работал да как умел выполнять тяжелые задания. Степан помалкивал: о таких-то людях он только понаслышке знал, а Леон Васильевич вон работал с ними и мог не сбиваясь рассказать, кто за каким председателем райпотребсоюза шел, куда делся какой директор МТС и другие видные люди.
Разъехались вроде довольные друг другом. А Зотов как-то сказал:
— Ексель-моксель, все о своей службе толкует банкир. Тоскливо с ним. Неживой он человек. А я люблю, знаешь, повеселее, чтоб похохотать всласть.
Хоть недоволен оказался Зотов Редькиным, а знакомство ценил.
Опять как-то позвал Степана в кабинет:
— Я знаю, ты не болтливый, Степан Никитич. Поедешь за комбикормами в Иготино, сбрось пару мешочков банкиру. В тупике он тебя станет ровно в три ждать.
Степан головой кивнул. Раз надо, сделает. Подвернул в три часа трактор в тупичок, уложил в багажник банкирова «москвича» два мешка.
— Спасибо. Привет Зотову, — ласково сказал банкир. Как ему ласковым-то не быть? За счет совхоза в прошлом году четыре свиньи откормил. Считай, тыщу рублей получил за них. А ныне вот вторую тыщу набирает. Свиньям картошки, травы да хлеба не наберешься, а с комбикормами они быстренько на прибавку пойдут.
Степан после этого ехал домой и думал: «Конешно, не больно это по-честному, да ведь мое дело трактористское, маленькое. Зотову больше знать. Для Зотова банкир человек полезный: ссуду может дать совхозу, кредит откроет». Но все равно не по себе было. Как у Редькина язык поворачивается только просить совхозные корма?
В следующий раз уже нехотя поворачивал Степан свой трактор в банкиров тупичок. Озирался, будто украл чего или украсть собирался. А ведь и вправду он воровал. По приказу Зотова, но воровал. И не для себя, а для банкира Редькина. А разве это лучше? Все равно воровал.
Мешки свалил уже молча и благодарностей слушать не стал, сразу уехал.
И вот в очередной раз, когда сказал ему Зотов:
— Сбрось банкиру пару мешков и еще один завези Тимоне-тараторке, — Степан уперся:
— Не стану я, Кирилл Федорович, возить. Не дело это. Не дело.
Зотов опешил, не мог выговорить свой «ексель-моксель». Лицо у него побледнело.
— Это как тебя, Степан Никитич, понимать?
— А так и понимай. Не повезу. Совестно мне. Банкир под себя гребет, Тимоня мимо рук ничего не пропустит, а ты им потачишь.
Лицо у директора начало бледнеть, глаза сузились.
— Это не твое дело! — крикнул он. — Я за отказ сниму тебя с трактора. Мне такие не нужны.
— Да я уж тридцать четыре года на тракторе, — разгорячился Степан. — Как это снимешь?
— А мне такие не нужны, — вовсе из себя вышел Зотов. Такой же был он, пожалуй, как тогда, когда смазал Макину по роже.
Но и у Степана голос задрожал, руки заходили. Обидно стало.
— Снимай, снимай, Кирилло Федорович, сделай доброе дело. Понапрасну я, выходит, тогда тебя послушался, не уехал, — сказал он и, натыкаясь на стулья, пошел к двери.
Зотов вдогонку добавил:
— Ишь какой! А я тебя все жалею. Я за ту пьянку мог еще тебя снять, просто по головке погладил. Не понимаешь добра, ну и иди.
Ушел Степан, будто больным стал.
Зотов-то, поди, эту ссору переносил играючи. Может, для него это пустяковина была. А у Степана всю дорогу, пока домой шагал, душа была не на месте. Внука обидел. Тот про свою Волгу стал рассказывать, а он взъелся:
— Да чо ты со своей лошадью привязался!
Алик посмотрел на него, не понимая. Вот-вот убежит, заревет. Ладно, Ольга дома оказалась.
— Ты што это, дед? Муха тебя поганая укусила али петух клюнул?
Степана и это рассердило, ушел из дому и дверью хлопнул.
Да, Зотову, наверное, раз чихнуть — такого наговорить, а у Степана голова разламывалась. Поди, надо было согласиться, съездить, не переломился бы. Но потом он обрывал себя: чтоб Тимониным свиньям посыпку возить?! Пущай ищут другого.
Хитер Тараторка, опять почуял свою незаменимость. Прознал, видно, что Зотов отвалил этакий куш Редькину, тоже выклянчил мешок. Присосутся к директору, так потом не отдерешь. Сгубят его.
— Ну чо ты, Степ, не спишь? — сердилась Ольга. — Куришь да куришь.
— Не сплю — и все, — сердито отвечал он и опять дымил, уйдя за заборку. Выучка снохи Вели все-таки сказывалась. В белой половине избы только из-за расстройства закуривал.
«Свихнется Кирилл Федорович. Свихнется», — думал Степан и жалел бедолагу директора. Решил, что надо об этом капитально с Зотовым поговорить. Должен он понять. Ведь на добро же ему. Надо поговорить.
В конторе был ремонт, и все перепуталось. Счетоводы и специалисты сидели где попало. Баб и девок в замазанных белилами комбинезонах было больше, чем конторских. Сказали ему, что Зотов теперь сидит в Доме культуры, в кабинете, где есть телефон.
Степан заглянул в клубный кабинет. Там сидел не тот человек, кого ему было надо. Склонился над «боевым листком» Санька Макин. Волосы на голове у него были покрашены в медный цвет. Вовсе измодничался парень.
Степан от нечего делать вчитался в Санькину писанину.
«Заготовка кормов, набрав максимально высокие темпы, достигла апогея. Теперь находится в кульминационном напряжении и идет к концу», — говорилось в листке.
— Гладко ты шпаришь, Сань, только где к концу-то? Ишшо на заливные луга не выезжали, а там главное-то сено.
— Там не в счет, — сказал Санька. — Там опять достигнет апогея. По этапам пойдет.
— Ладно, — махнул рукой Степан. — Где Зотов-то?
— К одиннадцати всех специалистов вызывал, так, наверное, будет, — сказал младший Макин.
Степан вышел на улицу, сел в сторонке в зеленоватом сумраке тополей. Почему-то теперь ночные его думы показались ему совсем не такими тревожными. Чтобы Тараторка из-за мешка посыпки подвел Зотова? Зотов не дурак!
