Курган - Василий Афанасьевич Воронов
— Дорогой товарищ, — сказал он выразительным шепотом и, как показалось Мрыхину, несколько театрально. — Это наша самая болючая, можно сказать, язва. И через это самое сколько я крови попортил главному инженеру, а он мне. Дело такое, что пора на каждом перекрестке во всю ивановскую кричать: караул, берегите колхозное добро! Ведь что получается? Угробил тракторист мотор по своей, так сказать, пьяной неосмотрительности — что мы делаем? Трактор — в мастерскую, на капремонт… А где техэксперт и комиссия? Нету ни того, ни другого. Мотор списали, новый поставили. Плакали колхозные денежки. А те, кто виноват, в стороне… И ведь не только у нас в колхозе, в райсельхозуправлении нет техэкспертной комиссии.
— Вы говорили об этом правлению?
— Что говорил?! Криком кричал!
Мрыхин вздохнул, изучающе посмотрел в глаза главбуху.
— А вы могли бы подготовить доклад об этом на очередном парткоме?
Главбух часто и смущенно заморгал.
— Что ж, если надо… — И вдруг оживился: — Конечно, надо! Все как есть подготовлю. Только вы, товарищ Мрыхин, уж поддержите меня. А то до вас было дело с товарищем Колычевым… Я выступил вот так на парткоме, а в итоге помялись-помялись и побоялись наказать виноватых-то. И так, мол, людей не хватает, а ты тут со своими наказаниями…
— На поводу у ротозеев партком не пойдет, это я вам обещаю! — резко и холодно сказал Мрыхин.
В конце августа, перед самым севом озимых Мрыхин осматривал паровые поля. На одном из них, возле неглубокой балки, изрытой сурчиными норами, он остановился, с удивлением глядя вслед трактору К-700 со сцепкой культиваторов: высокие стебли сурепки, осота, донника и молочая пружинисто поднимались сразу за агрегатом. Видно, он попросту греб землю тупыми стрельчатыми лапками, не причиняя никакого вреда сорнякам.
Мрыхин прямо по пахоте направил газик вдогонку.
Из кабины трактора выглянула и быстро спряталась мальчишеская голова.
Через минуту тракторист стоял перед Мрыхиным, почесывая переносицу и напряженно глядя в землю. Парню было лет восемнадцать.
— Ну-ка подними агрегат! — скомандовал Мрыхин.
Вся сцепка, вздрогнув, подскочила кверху, снежно сверкнув отполированной сталью ножей.
Мрыхин попробовал рукой стрелы, они были не то что тупы, а просто округлились.
Паренек был испуган, видно, понимал свой грех, и это несколько смягчило Мрыхина.
— Что ж ты елозишь без толку? — вздохнув, спросил он. — Вредитель ты, бессовестный человек! Ведь через неделю сеять начнем.
Паренек, сдерживая обиду в горле, чуть заикаясь, глухо проворчал:
— Вы сперва у бригадира нашего спросите, отчего лапки не точат, почему точило не наладят? Я просил: давай на центральную смотаюсь… Езжай, говорит, в загонку, твое дело маленькое… Ну я и поехал, раз такое дело.
— Маленькое… — задумчиво повторил Мрыхин, и в его черных глазах было больше растерянности, чем гнева. — Что ж у тебя, своей головы нет? Бригадира мы, конечно, накажем, ну а ты-то понимаешь, что делаешь? Эх, парень-парень, ты ж только начинаешь работать…
Мрыхин велел трактористу ждать, а сам поехал в бригаду.
После одного из районных совещаний Аржановский попросил Мрыхина зайти к нему.
Внимательно оглядев молодого человека в черном, с иголочки костюме, отметив про себя все, от сияющих носков туфель до накрахмаленных манжетов сорочки с крупными запонками, вспомнил, что кто-то из моховцев назвал его кавалером, и благодушно, шутливо-наигранно спросил:
— Не подыскал еще невесту в «Моховском»?
Мрыхин, не смущаясь, и даже с излишней серьезностью ответил:
— Невеста моя институт заканчивает.
— А-а-а… Ну-ну! Значит, свадьба скоро?
— Скоро. Через полгода.
— Та-а-ак…
Аржановскому, видно, доставляло удовольствие столь необычное сочетание молодости и серьезности в лице Мрыхина, и он оценивающе, зорко оглядывал его из-под седых бровей обманчиво ленивыми глазами.
— Не набил еще оскомину на новом месте? А? Ты давай без стеснения…
— Нет, колхоз мне нравится. — Мрыхин искренне и спокойно улыбнулся.
— А Мохов?
Мрыхин неопределенно пожал плечами:
— Партком у нас был… не из простых. Об экономии и бережливости главбух по моей просьбе докладывал. Крутой вышел разговор. Не знаю, куда бы он и вывел, если б не Мохов. Честно говоря, я не ожидал от него такой горячей поддержки. В самую нужную, трудную минуту. Наказали кое-кого за бесхозяйственность, равнодушие, решения дельные приняли. Укрепили группу народного контроля. Создали наконец общественный технадзор. После этого парткома мне и дышать легче стало.
— Ну вот! — засмеялся Аржановский. — Зело крепок был орешек… Ну, а поближе не сошлись? Дома был у него?
Мрыхин улыбнулся виновато:
— Хороша любовь взаимная, а я особой симпатии Мохова к себе не чувствую…
— Я, товарищ Мрыхин, в свое время сознательно не стал тебя подробно знакомить с хозяйством и с особенностями характера Мохова. Это, думаю, лишнее, пока ты своими руками не пощупал, не узнал колхоза. Да и торопиться в таких делах… сам знаешь. Голова у тебя свежая, молодая, глаз острый. А свой опыт — самый надежный опыт. Теперь, когда ты уже огляделся немного, один совет я все же дам. Ваши специалисты отсиживаются за широкой спиной Мохова. И не потому, что ленивы, а так уж повелось: председатель добровольно взваливает иногда непосильную ношу на свои плечи. А надо распределять равномерно на всех. Специалисты молодые, не бойтесь доверять им. И спрашивайте тоже. Самостоятельности побольше давайте. А то в затишке они трутнями сделаются. Я и Мохову об этом говорил, но ум хорошо, а два лучше. Ты подумай тоже.
На том и закончили разговор. Аржановский положил на плечо Мрыхину тяжелую руку, крепко сжал пальцы и с суровостью глянул ему в глаза.
— Мохова понять надо…
Мрыхин вживался в колхоз с жадностью и азартом, по-юношески горячо, словно от этого зависела вся его жизнь, все надежды. Он тщательно, как нечто сокровенное, дорогое, скрывал от посторонних свои мысли о Мохове и других людях, причем тщательнее всего скрывал неприятности и разочарования. И кровно обижался, когда в райцентре руководители и специалисты соседних хозяйств добродушно пошучивали, спрашивая его: «Ну как, не сбежал еще от Мохова? Значит, сбежишь…» или: «Моховцы народ крепкий, заставят под свою дудку плясать».
В последнее время из райкома несколько раз напоминали об отчетах, справках, месячных планах, но Мрыхин, оставив бумажные дела, с утра до вечера ездил по фермам, говорил с людьми, записывал все хозяйственные мелочи, просил в плановом отделе нужные справки. Иногда оставался доволен, но были в блокноте и такие записи:
«Инерция… вот что страшно. Как в мутной воде. У каждого есть на кого сослаться, есть чем оправдаться: «мое дело маленькое, мне сказали…», «есть
