Не унесу я радости земной... - Михаил Андреевич Чванов
Несколько месяцев Альбанов жил на «Святой Анне», уединившись в своей каюте, в качестве пассажира.
В начале января 1914 года он обратился к Брусилову с просьбой дать ему материал для постройки саней и каяка: ему тяжело оставаться на судне ненужным пассажиром, и он уйдет по плавучим льдам к ближайшей суше — к Земле Франца-Иосифа. Решился на этот шаг он, видимо, после долгих раздумий, уйти в это время со «Святой Анны», да еще одному, — это ведь не сойти по трапу с прогулочной яхты в очередном порту.
Брусилов, как он писал в «Выписке из судового журнала», доставленной Альбановым в Главное гидрографическое управление, «понимая его (Альбанова) тяжелое положение на судне», разрешил ему покинуть корабль.
Экипаж «Святой Анны» переживал тяжелое время: будущее было тревожным, стычки между капитаном и штурманом, хотя оба и старались избегать друг друга, продолжались, с каждым днем все заметнее пустели кладовые и трюмы, ближайшая земля все дальше уплывала на юго-восток, а предстояла еще одна и более тяжелая зимовка, а может, и не одна. Если в первую зиму везло с охотой (47 медведей и около 40 тюленей), то во вторую зимовку ее вообще не было, и особенно рассчитывать на нее не приходилось. А даже в самом лучшем случае, — если подобно «Жаннете» (судну американской полярной экспедиции лейтенанта Джорджа де Лонга, на опыт которого постоянно ссылался Брусилов, пытаясь вселить в людей надежду), которую в 1879 году раздавило льдами возле острова Врангеля, а экипаж ее, по словам Брусилова, якобы, благополучно добрался до берега на вельботах, или подобно «Фраму», который после долгого дрейфа сам освободился изо льдов, — «Святой Анне» предстояло дрейфовать еще двадцать — двадцать два месяца. Это в лучшем случае — но и на этот срок продовольствия было недостаточно. И все больше и больше людей склоняются к варианту Альбанова: хотя бы части экипажа нужно покидать судно, пока еще сравнительно недалеко Земля Франца-Иосифа, тогда оставшимся на судне хватит продовольствия протянуть до октября 1915 года, то есть до времени вероятного освобождения изо льдов.
Брусилов, как он написал все в той же «Выписке из судового журнала», снова «пробовал разубедить их, говоря, что летом, если не будет надежды освободиться, мы можем покинуть судно на ботах, указывая на пример «Жаннеты», где им пришлось пройти гораздо большее расстояние на вельботах, чем это придется нам, и то они достигли земли благополучно».
Альбанов заявляет, что на последнее надеяться наивно, тем более, что экипаж «Жаннеты» добрался до земли далеко не так благополучно, как утверждает капитан, да и нельзя брать себе в пример эту экспедицию, потому что она дрейфовала совсем в другой части Северного Ледовитого океана, подчиняясь совершенно иным гидрометеорологическим законам, — и отношения между штурманом и капитаном обостряются еще больше, а Земля Франца-Иосифа тем временем все дальше уплывает назад.
Уже вышел керосин, для освещения пользовались жестяными баночками с тюленьим или медвежьим жиром, которые больше коптили, чем светили. С потолков текло, в каютах, температура в которых редко поднималась до плюс четырех, всегда висел промозглый туман. Все были невероятно грязны. Пробовали варить мыло, но неудачно — «насилу удалось соскоблить с физиономии эту «замазку».
И команда вновь просит прийти к ней капитана, и когда он пришел, то снова обратилась к нему с просьбой разрешить им тоже строить каяки по примеру штурмана, потому что на третью зиму не хватит провизии. Брусилов, поняв, что их не убедить, объявил, «что они могут готовиться и отправляться хоть все».
И, действительно, сначала решают идти почти все, потом часть из них начинают одолевать сомнения, и они решают остаться с Брусиловым, потом почти все решают остаться, и снова решают идти…
В конце концов на судне, кроме Брусилова, решают остаться сестра милосердия Жданко, боцман Потапов, старший машинист Фрейберг, гарпунеры Шленский и Денисов, два молодых матроса Мельбарт и Параприц, стюарт Регальд и повар Калмыков. С Альбановым уходят матросы: два неразлучных друга Конрад и Шпаковский, Нильсен, Пономарев, Шахнин, Луняев, Архиереев, Баев, Смиренников, машинист Губанов, старший рулевой Максимов, кочегар Шабатура.
Как относится к этому капитан?
Теперь он, кажется, уже рад, что все так сложилось. Вот что он записал в судовом журнале 4 февраля: «На судне остаются, кроме меня и Е. А. Жданко, оба гарпунера, боцман, старший машинист, стюарт, повар, 2 молодых матроса (один из которых ученик мореходных классов). Это то количество, которое необходимо для управления судном и которое я смогу прокормить оставшейся провизией еще 1 год. Уходящие люди не представляются нужными на судне, так что теперь я очень рад, что обстоятельства так сложились».
Начинается подготовка к походу. Работа не прекращается и ночью, ведь с каждым днем до спасительной земли все больше миль. Самодельные нарты и каяки ненадежны, но что делать, никто не собирался попадать в эти широты. 15 апреля 1914 года Альбанов с тринадцатью спутниками начинает поход на юг. Вместо старика Анисимова с ним уходит Регальд. С собой Альбанов забирает копию судового журнала, документы и письма оставшихся на судне. Особенно много и долго пишут — «с утра до вечера вот уже целую неделю» — Брусилов, Жданко и Шленский, и Альбанов боялся, что почта получится очень громоздкой, но, к его удивлению, она оказалась невелика.
Восемьдесят два процента провианта составляют сухари. А сколько времени продлится этот поход? Полгода? Год?
На юг, к теплой земле…
Вокруг идущих белая пустыня из плавучих льдов, и уже на одиннадцатый день трое решают возвратиться назад: матросы Пономарев, Шахнин и Шабатура. 5 мая — первая смерть. 17 июня, когда наконец увидели землю, двое (Альбанов специально не называет их фамилий) тайком уходят, забрав лучшее из продовольствия, одежды и… документы, уверенные в том, что теперь-то уж, конечно, точно до земли дойдут они, а не те, от кого они, обобрав, ушли.
Оставшиеся с Альбановым жаждут мести и порываются организовать погоню. Альбанов останавливает их: нечего терять попусту драгоценные силы. Его мутит от бессмысленности этого побега. Беглецов во льдах ждет неминуемая смерть, ведь они не знают куда идти. И он еще больше торопит своих спутников.
На что он надеялся? Отличный штурман, знающий Север, он уверенно, несмотря на почти встречный дрейф льдов и отсутствие каких-либо карт, не считая схематичного наброска великого норвежца Нансена (на котором, кстати, красовались, сбивая с толку, несуществующие большие острова: Земля Петермана и Земля Короля Оскара), вел свой маленький отряд к Земле Франца-Иосифа. Он снова и
