С добрым утром, Марина - Андрей Яковлевич Фесенко
Марина поспешила встать с постели.
Все эти дни после ее приезда в Гремякино она никак не могла встретиться с Жуковым: он куда-то исчез, клуб был на замке. Кто бы подумал, что сразу же возникнет такое нелепое осложнение? Марина начинала нервничать, беспокоиться. Дед Блажов говорил, что Жуков отправился на автобусе в соседний район, куда собирался перебраться на более выгодную работу, с тех пор его и не видели в деревне. Павлу Николаевичу, занятому подготовкой к косовице и развертыванием строительства в Гремякине, вовсе было не до клубных дел. И все же Марина с помощью Евгении Ивановны наметила мероприятия, которые должны проводиться летом в клубе, побывала в райцентре в управлении кинофикации, получила план демонстрации фильмов и готовилась в воскресенье показывать гремякинцам первую картину…
А вчера Жуков наконец-то появился в доме тетки Лопатихи поздно вечером, попил на веранде воды из ведра и юркнул к себе в комнату. Марине не терпелось поговорить с ним о клубной работе, но зайти к незнакомому парню в столь поздний час она постеснялась. Утром же он опять исчез со двора, под окнами промелькнула его плоская фигура в белой рубашке. Тетка Лопатиха пошла закрыть за ним калитку, пробурчала в сердцах:
— Ишь, не понравилось ему у нас… Культурный работничек!
Не теряя надежды застать Жукова в клубе, Марина принарядилась, в цветастом платье и янтарных бусах вышла за калитку.
Клуб и сегодня оказался закрытым.
Марина села на ступеньки, не зная, что делать дальше.
Гремякино будто пряталось в зелени деревьев от яркого солнца, лишь клуб, как бы оторвавшись от других домов, взобрался на бугор да и остановился там, выставив напоказ свои стены, окна, крышу. Здание было из серых бревен, приземистое, непривлекательное. Обширный двор зарос травой, над которой несмело торчали редко посаженные топольки, повсюду валялись консервные банки, битые бутылки, смятые коробки от папирос. На фанерных щитах цифры и диаграммы рассказывали об урожаях и надоях молока в колхозе, а на доске объявлений старая, чуть ли не месячной давности афиша сообщала, что в клубе состоится лекция о событиях во Вьетнаме.
«Наверно, с тех пор ничего интересного и не проводилось!» — подумала Марина.
Вдоль улицы высились телеграфные столбы, на проводах самозабвенно щебетали ласточки, их было много, точно нанизанных на нитку бусинок. Марина слушала веселое, дружное щебетание, а мысли ее были о том, что хорошо бы разбить вокруг клуба цветники, да посадить бы яблоньки во дворе, да построить бы красивую беседку с вьюнками, чтобы можно было посидеть в тени. Она знала за собой такой грех — вдруг засмотрится на что-нибудь да и размечтается… Постепенно фантазия унесла ее от гремякинского клуба бог знает куда. Уж не эти ли говорливо-звонкие ласточки виноваты? Марина опять посмотрела на живую, радостно щебечущую цепочку между столбами и, не удержавшись, подмигнула им:
— Щебечете? Давайте, давайте веселей!
Потом она еще раз обошла вокруг клуба, долго стояла в бурьяне, глядя на крыши домов, в синеву неба. И вдруг с досадой подумала: «Запустение какое!.. И о чем только здешняя молодежь беспокоится!» Она никого еще как следует не знала в Гремякине, но готова была задать этот вопрос первому встречному, будь то парень или девушка.
Не дождавшись Жукова возле клуба, Марина отправилась в контору, но там его тоже никто не видел. День начинался с неудач, и настроение у девушки портилось. Она заглянула в магазин, в школу, в механическую мастерскую — бывшего завклубом нигде не было. Должно быть, и сегодня он уехал на автобусе.
«Уйду на Лузьву и просижу там на песочке целый день!» — внезапно решила Марина, чувствуя, как ее начинает охватывать глухая тоска.
Через полчаса она уже была на берегу реки.
Вдруг пошел дождь, серебристый и звонкий; Лузьва сразу зарябила, будто в нее вколачивали тысячи гвоздей, вколачивали быстро, торопливо, наперегонки. Мальчишки, загоравшие на песке, похватав рубашки и штаны, пустились через луговину к ближайшему сараю; мелькали их мокрые загорелые ноги, вразнобой раздавались голоса:
— Дождик, дождик, перестань! Я поеду во Рязань!..
Марина и не думала выбираться из воды; она любила купаться в дождь, и эта любовь сохранялась в ней, может, с той поры, когда была вот в таком же возрасте, как и убегавшая к сараю ребятня. Во время дождя в воде всегда казалось теплее, чем на берегу, да еще почему-то хорошо думалось и мечталось.
Шум в склоненных над Лузьвою ивах сделался теперь сплошным; гвозди вокруг Марины втыкались в воду так часто, что рябило в глазах. Она доплыла до середины реки и дальше не поплыла, все смотрела и смотрела на бегущих мальчишек, стараясь угадать, кто же скорей укроется под крышей сарая. Первым добежал нескладный тонконогий паренек, который пробовал ходить на руках по песку, но у него никак не получалось.
«Молодец, всех обогнал!» — похвалила тонконогого Марина, может быть, потому что девчонкой бегала быстрее многих мальчишек.
Пока она купалась, шум дождя то слабел, то опять крепчал. Ребятишек возле сарая уже не было видно — разбежались кто куда. С дороги свернул грузовик с кирпичом и остановился под ивой. Шофер распахнул дверцу кабины, не вылезая, стал наблюдать за купальщицей. Даже издали хорошо была видна его белозубая улыбка на загорелом продолговатом лице. Он смотрел пристально, будто хотел, чтобы девушка непременно заметила его улыбку.
«Вот тип!.. Чего ему надо?» — подумала Марина и поплыла к другому берегу.
А шофер то ли позавидовал купальщице, то ли был самонадеянным смельчаком, быстро разделся, выскочил под дождь, попрыгал на одной ноге и с разбегу бросился в воду. Марина успела заметить, что он высок, голова маленькая, подстриженная ежиком. Через две-три минуты он поравнялся с ней, зафыркал, как морж. Дождь перестал мгновенно, лишь с ив все еще капало в реку, булькало, звенело.
— Здравствуйте! — весело сказал он. — А я еду, вижу — кто-то в дождь купается. Дай, думаю, тоже окунусь.
— Что вам надо? — спросила Марина, решив поскорее выбраться на берег.
Он поплыл рядом, то и дело заглядывал ей в глаза.
— Познакомиться с вами хочу. В вагоне знакомился, на рынке тоже, даже на похоронах, не говоря уже о кино и танцах, А вот в воде — ни разу. Вы — киномеханик, заведующая клубом? Слыхал. Слыхал,