Минная гавань - Юрий Александрович Баранов
Никогда еще он так не жаждал работы, как сейчас. В голове рождались десятки еще не осознанных полностью начинаний, планов, которые искали лишь случая проявить себя в полной мере…
В сопровождении дежурного по низам Ледорубов минут за сорок до побудки успел побывать во всех отсеках, выгородках и рубках. Порядок на корабле поддерживался неплохой, но он, Захар Ледорубов, был бы никудышным помощником, если не смог бы найти и кое-какие недостатки. Он пометил их в записной книжке, для порядка сделал несколько незначительных замечаний дежурному, а в целом внешним состоянием корабельных помещений остался доволен.
Ледорубова официально представили экипажу сразу же после подъема флага. Пока Пугачев говорил о нем, Захар стоял перед строем, чувствуя себя неловко, будто перезрелая невеста во время очередных смотрин. Он испытывал на себе пристальные, изучающие взгляды моряков, — мол, посмотрим, каков будешь в деле. Но Ледорубов пока оставался непроницаемым.
Как только закончился осмотр и проворачивание механизмов, Пугачев отправился по своим служебным делам в штаб, и Ледорубов остался на корабле полным хозяином. Настало время поближе познакомиться с людьми. Первым делом заглянул в ходовую рубку. Командиром штурманской боевой части оказался тот самый молодой лейтенант, который вчера дежурил по бригаде.
— Лейтенант Завалихин, — представился он, — Валерий Егорович.
Штурман выглядел все таким же щеголевато подтянутым, неулыбчивым и неприступным.
— Так, Валерий Егорович, — сказал Ледорубов веселым, но твердым голосом. — Давайте посмотрим ваше хозяйство. Покажите-ка штурманскую документацию.
Завалихин открыл маленький герметичный сейф, прикрепленный к палубе под прокладочным столом, и принялся вынимать чистенькие, аккуратно обернутые плотной зеленой бумагой журналы и книжки.
Ледорубов полистал их и не нашел, к чему бы придраться: все записи четки, лаконичны, без единой помарки.
— Ну а как обстоит дело с ходовыми картами? — поинтересовался Захар как бы между прочим.
— Получены в полном комплекте. Будете пересчитывать?
— Зачем же? Надеюсь, считаете вы не хуже меня. А вот когда вы в последний раз занимались корректурой?
— Две недели назад.
— А сколько за это время оповещений из гидрографии получили?
— Восемь. — Лейтенант отвечал все так же строго и бесстрастно.
— И в море выходили?
— Так точно.
— Как вы считаете: имеет ли право штурман работать с картой, которой нельзя доверять?
— Но пока мы не ходили в те районы, где гидрографическая обстановка изменилась.
— А если вдруг прикажут пойти? Вы ручаетесь, что так не случится послезавтра, завтра или сию минуту?
Лейтенант молчал. Его свежее, гладко выбритое лицо по-мальчишески залилось пунцовой краской.
— Вечером где вы вчера были? — допытывался Ледорубов.
— Ходил в Дом офицеров на эстрадный концерт, — признался Завалихин.
— В то время как вам не хватило на корректировку каких-нибудь двух часов?
Завалихин смущенно смотрел в иллюминатор и молчал.
«Мальчишка, совсем мальчишка, — без тени раздражения думал о нем Захар, — такого и наказывать-то неудобно — расплачется еще…»
— Разрешите, товарищ капитан-лейтенант? — словно очнулся Завалихин. — Я немедленно исправлю.
— Разрешаю, — ответил Захар, едва сдерживая улыбку. Лейтенант ему все-таки понравился.
Выйдя из рубки, Ледорубов столкнулся с пожилым, невысокого роста, полноватым мичманом.
— Виноват, — сказал он, почтительно уступая Ледорубову дорогу, и представился: — Боцман Глушко.
— А по отчеству? — спросил Захар.
— Семен Потапович, — отвечал мичман, стараясь держаться перед новым начальством более солидно. — С командиром, значит, тезки мы.
— Очень приятно, Семен Потапович. — Захар доверительно тронул его за рукав. — Вот вас-то мне и надо. Хотелось бы посмотреть ваше заведование более основательно. С вашей помощью не мешало бы и людей поближе узнать.
— Всегда рад! — Глушко выпрямился, стараясь подобрать свой кругленький, выпиравший из-под кителя живот.
Они пошли по палубе: Ледорубов впереди, боцман чуть поотстав. Семен Потапович давал пояснения коротко и четко. Несмотря на его некоторую скованность, он вовсе не производил впечатления человека робкого или подобострастного. Ледорубов предположил, что боцман, вероятно, относится к тому типу людей, которые больше показывают себя на деле, чем на словах. Судя по тому, как на него с уважительной опаской поглядывали матросы, можно было догадаться, что характер у боцмана далеко не мягкий.
— Красочки шаровой мало осталось, — жаловался боцман Ледорубову. — А экономить без толку тоже не приходится. Коробочка наша красивой должна быть, как яичко на пасху.
С полубака спустились по трапу на шкафут. Из открытой в надстройке двери, где помещался камбуз, распространялся аппетитный запах. У плиты громыхал бачками высокий, белобрысый матрос в белоснежной куртке и высоком поварском колпаке.
— Это наш чудодей Волдынь Балодис, — не без гордости пояснил Глушко. — До службы работал по высшему разряду в рижском ресторане «Стабурагс». Такого кока на всей бригаде не сыскать. Он такие блюда готовит, что собственный язык проглотить можно.
Ледорубов перешагнул через комингс камбузной двери.
— Как дела на Олимпе? — поинтересовался он, оглядывая просторное помещение.
— Как у всякого божества, — тут же нашелся кок, по-латышски мягко выговаривая слова. — Лишь мой жертвенник разгорится, — он лукаво кивнул на плиту, — как морячки молиться мне начинают, чтобы суп не пересолил.
— А случается?
— Пока ни разу, товарищ капитан-лейтенант. Но все боятся, чтобы не влюбился. Тогда не гарантирую.
— Посмотрим, посмотрим, — нахмурившись, неопределенно сказал Захар и подумал: «Уверенно держится. Видимо, как и всякий хороший специалист, цену себе знает…»
Боцман предостерегающе зыркнул на своего любимца, — мол, разговорился некстати… Тот с хитрецой поджал губы и принялся, виртуозно орудуя ножом, резать морковку.
Отпустив боцмана, Захар направился к машинному отделению. Рослую, крепко сбитую фигуру механика он увидал еще издали. Тот расхаживал перед строем из пяти моряков и что-то растолковывал им.
— А, старшой! — приветливо сказал он, протягивая Ледорубову свою широченную ладонь. — Отправляю вот команду на строительство.
— Какое еще строительство? — спросил Захар, недовольный тем, что механик продолжал называть