Борис Бондаренко - Залив Терпения (Повести)
— Дай-ка я постою.
Но Валька мотнул головой, заорал ему в ухо:
— Давай, Макар, гуляй отсюда, я сам!
Василий пытался настаивать, но Валька зло ощерился:
— Я капитан или ты?
И Василий, махнув рукой, перебрался на нос дорки, на всякий случай приготовил весло, чтобы отталкиваться от камней. Хорошо еще, что был прилив. Дорка по широкой дуге на полном ходу влетела в бухту и, замедлив ход, направилась к устью реки. И, казалось, все уже сошло с рук веселому капитану, — оставалось сделать последний нетрудный поворот, выключить мотор и ткнуться носом в берег. Валька крикнул механику, чтобы он сбавил обороты. Жорка Смагин, одуревший от бензинового чада, вместо того чтобы сбросить газ — прибавил обороты до полного. Дорка рванулась вперед, и Валька вылетел за борт, не успев вовремя выпустить румпель. Дорка круто развернулась влево, Смагин тут же выключил зажигание, но было уже поздно — корма дорки с грохотом налетела на камень. Василий, тоже едва не свалившийся в воду, уперся длинным веслом в дно реки и с трудом подтолкнул дорку к берегу.
Двое безмятежно спавших на дне дорки, даже не проснулись. Василий закрепил дорку и пошел к корме посмотреть на винт. Смотреть оказалось не на что — все три лопасти срезало с вала так аккуратно, словно их там никогда и не было.
Из реки, отфыркиваясь, вылез мигом протрезвевший Валька. Василий, глядя на него, пожалел, что сам не сбросил его с кормы еще в море, — авось протрезвел бы часом раньше и ничего не случилось бы. Плавал Валька как рыба, так что опасаться было нечего.
— С приехалом, капитан, — мрачно сказал Василий. — Морду бы тебе набить за такое вождение.
— Да брось, — миролюбиво сказал Валька. — Обошлось, и ладно.
— Обошлось? А ты на винт посмотри, — посоветовал Василий.
Валька посмотрел — и даже икнул от неожиданности. И полез в дорку — бить Жорку Смагина. Тот уже вылез из рубки, обалдело щурился на солнце. Василий, не трогаясь с места, спокойно пообещал, глядя на Вальку:
— Будете счеты сводить — обоих за борт выброшу.
И Валька присмирел, сел на борт, зябко поводя плечами.
Из всей бригады на месте оказался только Степан Хомяков — тихий многодетный мужичок.
— А где остальные? — спросил Василий.
— «Лбы» здесь, с бабами, остальные еще вчера в Кандыбу умотали.
Василий, не раздеваясь, лег на раскладушку и задремал. Сквозь сон слышал, как Валька бодро докладывает по рации в Старорусское:
— «Ролик», я «двенадцатый». Докладываю обстановочку. Были в море, рыбы нет. Прием.
— Вас понял, «двенадцатый». Примите прогноз погоды.
Прогноз был обычный, спокойный.
— «Ролик», как у «шестого» и «десятого»?
У «шестого» и «десятого» рыбы тоже не было.
— У меня все, «ролик», — сказал Валька и выключил рацию.
Василий посмотрел на него. Валька, в выходном костюме и сапогах, готов был отчалить. И остальные, кроме Степана и Володи Карасева, тоже.
— Ты что, о винте ничего не сказал? — спросил Василий.
— Это не твоя забота, Макар, — небрежно ответил Валька, даже не взглянув на него. — Винт в Кандыбе достанем.
— Где, в пивной?
— Не ерепенься, сказал, достанем, — значит, достанем. И вообще — тебе-то что за дело? Будете выходить на связь, докладывайте, как обычно: были в море, рыбы нет.
И все умотали в Кандыбу. Василий повернулся на бок и снова заснул.
10
Утром Василий ушел на охоту, предупредил Степана:
— Не забудь на связь выйти.
— Ладно.
Когда Василий вернулся и спросил, что нового передавали, Степан виновато сказал:
— Так, понимаешь, вчера спать-то рано легли, двигун не включили. Аккумуляторы сели, ничего не было слышно.
— Ну и черт с ними, — бросил Василий. На связь, случалось, и раньше не всегда выходили, ничего страшного в этом не было.
В двенадцать он сам включил рацию и приготовился было привычно соврать, — были в море, рыбы нет, — но диспетчер сразу обрушился на него:
— «Двенадцатый», почему утром на связь не вышли?
— Все в море были, а у кандея часы стали, — ляпнул Василий первое, что пришло в голову.
— Кто это говорит?
— Макаренков.
— А где бригадир, капитан? — бушевал «ролик».
— В море все, вот-вот должны вернуться, — изворачивался Василий.
— Примите штормовое предупреждение, — вдруг спокойным голосом сказал диспетчер, и у Василия вспотели ладони. Он успел подумать, что шторм, может быть, ожидается так себе, но четкие, скупые слова прогноза не оставляли никаких надежд: восемь — девять баллов, ветер западный с переходом на юго-западный, порывистый, до двадцати пяти метров в секунду. Приказ по всем бригадам: невода немедленно снять, плавсредства закрепить, — в общем все, что полагается в таких случаях.
— Повторите, как поняли, — приказал «ролик».
Василий повторил, и «ролик» сказал:
— Все.
Василий медленно повесил микрофон и выключил рацию.
— Пропал невод, — жалобно сказал сзади Степан.
Василий повернулся. Степан и Володя смотрели на него так, словно ждали каких-то указаний. Каких? И почему именно от него? «А от кого же еще», — спокойно подумал Василий. Не им же, впервые столкнувшимся с морем, что-то решать…
— Что же теперь будет? — сморщился Степан. Казалось, он вот-вот заплачет. — Побьет ведь невод — что тогда? Посадят Демьяныча…
— Да не ной ты, — оборвал его Василий и вышел из избы.
Над землей и морем полыхало яркое солнце, с берега дул теплый, совсем не сильный ветер. Вышедший следом Володя, глядя на это благостное великолепие, с надеждой сказал:
— А может, они того… загнули с прогнозом? Больно уж не похоже на шторм.
— Все похоже, — невесело сказал Василий. — К вечеру такая свистопляска начнется — всем чертям тошно станет.
Его-то эта благодать ничуть не успокаивала. Скорее наоборот — по опыту он знал, что летом самые сильные штормы бывают именно после таких вот теплых дней. Он посмотрел на море. И там ничто не предвещало бури — неторопливо бил в берег невысокий накат, кое-где прорезывались «белячки». Он прикинул, что еще часа два-три будет сравнительно спокойно. Была бы дорка на ходу — всей работы с неводом на час, не больше. А теперь оставалось одно — попытаться снять невод на кунгасе…
Мысль эта пришла сразу, как только он выключил рацию. И он стал обдумывать, как это сделать.
— А где «лбы»? — спросил он.
— Да где же им быть… — сказал Володя и покосился на дом под скалами.
— В Кандыбу не умотали?
— Вроде нет, утром я видел их… Слушай, Вась, что делать-то будем?
— Невод снимать, — спокойно сказал Василий.
— На кунгасе?
— А на чем же еще?
— А это самое… — Володя опасливо покосился на море, — не загремим? Ветер-то береговой, унесет к чертовой матери — и крышка нам.
— Не унесет, — уверенно сказал Василий, — впятером выгребемся, ветер несильный. Поторопиться только надо.
— Ты думаешь, эти «лбы» пойдут?
— Пойдут, куда они денутся.
На самом деле Василий совсем не был уверен в том, что «лбы» пойдут. Если не пойдут — все: втроем и соваться нечего. Он посмотрел на Степана — тот задергал глазами, опустил голову и мелко заперебирал ногами. Очень уж, видно, не хотелось ему идти в море. Василий негромко сказал:
— Братцы, невод надо снять, иначе Демьянычу и Вальке хана, упекут за решетку. Да и нам не поздоровится, — на всякий случай добавил он, — сами знаете, барахло на всей бригаде висит, это же колхоз, а не гослов. Припаяют — и будешь платить как миленький.
Зачем он говорил им об этом? Василий знал, что никто им ничего не припаяет и не придется платить ни копейки. Слишком уж явные тут были виновники, чтобы можно было взвалить ответственность на всю бригаду. Даже в том, что они утром не вышли на связь и вовремя не получили штормовое предупреждение, виноват был не Степан, забывший включить аккумуляторы на зарядку, а Валька и Демьяныч, оставившие бригаду. Они-то и получат на полную катушку…
Знали об этом Володя и Степан или нет, но оба промолчали, словно соглашаясь с ним. Василий сказал:
— Ничего страшного, ребята, поверьте уж мне, старому волку. Мне ведь тоже подыхать неохота. Часа четыре еще спокойно будет, — на всякий случай приврал он, — а мы и за полтора управимся.
— А чего стоим тогда, пошли, — заторопился Володя.
— Подожди, — остановил его Василий. — Возьмите спасательные жилеты и робы этих «лбов», а я за ними пойду. Готовьте пока кунгас и шлюпку. Весел возьмите четыре пары, проверьте уключины. Черпаки не забудьте, отлейте пока воду. На всякий случай «яшку» положите.
— А какой кунгас готовить? — спросил Степан.
