Эльмар Грин - Другой путь. Часть вторая. В стране Ивана
— Ты бы хоть женщин и детей постеснялся. Стыдись!
Но тот прохрипел сердито:
— Женщин! А что мне женщины? У меня еще два рейса сегодня. И ночной один.
— И все-таки придется подвезти.
— Вези! А мне не прикажешь. У меня свой начальник есть.
— Надо, чтобы и совесть своя была.
— Совесть! Х-ха! Совесть — это такой продукт: или пускай у всех будет, или совсем ее не надо.
— Она у всех есть, но в разной пропорции. У некоторых в микродолях, к сожалению.
— Ладно. Хватит мне зубы крутить! Женщины! Полезай наверх! Поехали домой!
Но женщины не полезли наверх. Они стояли на дороге и смотрели на него с укоризной. Человек с проседью сказал ему:
— Ты же смотрел документы. Неужели ничего не понял?
— А ну вас всех к…
Парень яростно хлопнул дверцей кабины и отвернулся от всех, закуривая папиросу. Человек с проседью сказал мне, застегивая на все пуговицы свой изрядно потертый пиджак:
— Едем, товарищ! Мы доставим вас в аэропорт. А оттуда через двадцать пять минут есть самолет на Ленинград.
Но я ответил, покачав головой:
— Нет, спасибо. Я лучше так… Я люблю пешком прогуляться.
Сказав это, я попробовал встать с места и уйти от них — тут же, так сказать, подкрепить свои слова действием. Но у меня ничего не получилось. Ноги не захотели подо мной выпрямиться, и я остался сидеть, как сидел. А они все стояли и смотрели на меня с дороги — взрослые и дети. И внимательнее всех смотрел полуседой сухощавый человек в потрепанном сером пиджаке и в коротких сапогах, залепленных землей. Из таких въедливых ко всему людей, наверно, и получаются у них парторги. Всмотревшись в меня сколько ему было нужно, он обернулся к остальным и сказал негромко:
— Все понятно, ребятки! Бумажник-то видели? Пустой. В деньгах все дело. Но разве он скажет? О, это такие люди — я знаю их. Сколько же стоит билет до Ленинграда? Кто знает?
Парень в майке ответил первый:
— Не знаю. В Москву летал, а в Ленинград не приходилось. Около ста, вероятно.
Человек с проседью проверил свои карманы:
— А у меня только сорок два рубля. Эка незадача!
Парень в майке сказал:
— И у меня тридцать найдется. Я сейчас!
И он побежал на картофельное поле, где их поджидали лошади, мирно поедавшие ботву. Парень в безрукавке крикнул ему вслед:
— И у меня в правом кармане возьми четвертак!
Пока парень в майке бегал туда и обратно, старшая из женщин тоже извлекла что-то из-под белого халата.
Принимая от них деньги, человек с проседью сказал весело:
Ермило парень грамотный,Да некогда записывать,Успей лишь сосчитать!
Потом он спросил:
— А у тебя как с деньгами, Степа?
Тот сверкнул на него свирепым взглядом и, раздавив сапогом окурок, сунул руку в кабину. Выхватив оттуда замусоленный пиджак, он не глядя вынул что-то из кармана и не глядя протянул человеку с проседью. Тот сказал весело:
— Все в порядке, ребятки! Хоть в Москву лети!
Но я к этому времени уже встал. Не сразу это мне далось. Три попытки пришлось мне сделать, прежде чем ноги выполнили мою волю. И, поднявшись на ноги, я сразу двинулся прочь от этих русских, что-то там ради меня затевавших. Не хотел я, чтобы они опять совершили относительно меня ошибку, как совершали ее много раз до этого в разных других местах своей беспредельной России. Не стоил я их заботы. Совсем другое было определено мне судьбой за мои грехи перед миром. И, помня об этом, я зашагал от них прочь к своей последней березе. Но худощавый полуседой человек закричал мне вслед:
— Куда же вы? Стойте! Ребята, держите его. Ведите сюда. С ними иначе нельзя. Они такие! Я знаю их.
Я услыхал за собой торопливые шаги и обернулся. Что надо было им от меня, этим неугомонным русским? Неужели им так трудно было оставить меня в покое? Не нуждался я в их заботе. Не хотел я ее, перкеле! Ну куда вас опять несет? Ну, выходи сюда все — сколько вас там! Выходи по десять на одну руку! Не испугался я вас!
Вышли двое, и каждый взял меня под одну руку. Я попытался вырваться, но не смог. Вежливо и настоятельно они вернули меня к дороге. А канавы я даже не коснулся ногами — так аккуратно они перенесли меня через нее прямо к машине. У машины полуседой человек опять внимательно всмотрелся в мое лицо из-под нахмуренных темных бровей и сказал:
— Ребятки, а нет ли у кого хлебца или чего другого перекусить?
Никто не отозвался на его вопрос. Тогда он покрутил головой туда-сюда и даже к детям заглянул в корзины с ягодами. И вдруг его осенило:
— А молоко-то! Дашенька, как бы это, а? Молочка бы немного — человеку подкрепиться.
Старшая женщина ответила:
— Можно бы, да ведь как? Прямо из подойника неудобно…
Тот согласился:
— Да. Кружку бы надо. — Он опять обернулся к детям, глядя на них вопросительно. Те не отозвались. Он обернулся к водителю: — Как у тебя, Степа, нет ли чего?..
Тот обвел всех таким свирепым взглядом, будто готовился приступить к всеобщему избиению и только примерялся, с кого бы начать. Полуседой человек смотрел на него спокойно снизу вверх, и его твердо сжатые губы не то чтобы улыбались, но как-то так сложились, что выдавили своими уголками ямки в его впалых щеках. Разбойный парень сверкнул на него яростно светло-серыми глазами, очень заметными на его крупном темном лице, но бить, кажется, раздумал. Сунув руку в кабину, он извлек оттуда синюю кружку, объемом в пол-литра, и протянул младшей женщине. Та поднялась в кузов, где стояли четыре больших бидона, и раскупорила один из них. Накренив его, она отлила немного молока в подойник, а из подойника налила в кружку.
Парни перестали держать меня под руки, и я уже начал подумывать о том, чтобы опять двинуться вдоль дороги своим путем. Но в это время перед моими глазами появилась полная кружка молока. Ее протягивала мне через борт кузова молодая женщина в белом халате. И, протягивая молоко, она улыбалась мне, улыбалась как-то неуверенно, виновато, словно прося извинения за то, что осмеливалась предлагать мне такой неказистый продукт. И в голосе ее была просьба, когда она сказала:
— Попейте, пожалуйста.
Хотел бы я знать, кто отвернулся бы от этого молока при таких обстоятельствах. Я не отвернулся от него. Взяв кружку в обе руки, я одним духом вытянул из нее больше половины. Молоко было теплое, парное. Как видно, они только что надоили его и теперь везли куда-то на сдаточный пункт. И едва я оторвался от кружки, чтобы перевести дух, как женщина вылила из подойника остальное, снова ее наполнив.
В три приема я осушил кружку. Ее сразу же у меня отобрали, и не успел я сказать «спасибо», как очутился в кабине грузовика рядом с желтоволосым разбойником. Он развернулся на дороге и погнал свою машину в обратном направлении.
Я не видел, куда он ее гнал, круто сворачивая на перекрестках. Что-то подступало к моему горлу, и я пытался проглотить это. А оно опять подступало, и я опять глотал.
Встрепанный разбойник сказал вдруг хрипло: «Ладно». И, не глядя на меня, тронул мое плечо, слегка стиснув его ладонью. Но после этого к моему горлу стало подступать еще обильнее и вдобавок затуманились глаза. Я отвернулся от разбойника, чтобы он этого не заметил. Черт его знает, что это со мной вдруг сделалось такое!
Минут пятнадцать неслась так машина на предельной скорости и остановилась. Дверца кабины с моей стороны открылась, и худощавый человек, заглядывая внутрь, сказал торопливо:
— Покарауль его, Степа, а я сейчас. Если билетов нет — все равно настою, чтобы взяли.
Он убежал, а я вышел из кабины, пытаясь определить, где находится север и северо-восток, чтобы при случае двинуться дальше своим путем. Ноги подо мной как будто укрепились немного. Молоко делало свое дело. Как мало надо человеку, чтобы он воспрянул!
Перед моими глазами раскинулся аэродром с несколькими самолетами, выстроенными в ряд. Тут же блистало на солнце стеклами небольшое здание аэровокзала. А по другую сторону виднелось неподалеку какое-то селение с церковными куполами и фабричными трубами. Я не успел его разглядеть. Худощавый человек тронул меня за руку и сказал: «Пойдемте». Он запыхался, и его густые волосы с проседью растопорщились на все стороны. Подтолкнув меня к выходу на аэродром, он сунул мне в руку билет, а в другую руку — что-то завернутое в газету. И еще что-то он положил мне в боковой карман пиджака.
Я плохо понимал, что он мне подсовывал и зачем. Но, видя, что передо мной открылась контрольная калитка для выхода на аэродром, я обернулся к машине, на которой приехал. Желтоволосый встрепанный разбойник стоял там в своей расстегнутой клетчатой рубахе, дымя папиросой, и смотрел в мою сторону. Перехватив мой взгляд, он тряхнул одобряюще лохматой головой и даже улыбнулся вдруг. Боже мой, он, оказывается, и улыбаться тоже умел! И какая же у него была хорошая улыбка — как у младенца. Молодая женщина, поившая меня молоком, тоже улыбнулась мне из кузова машины и даже помахала рукой. Я кивнул им и прошел в контрольную калитку. Контролерша проверила мой билет и указала самолет. Но, пройдя калитку, я тут же снова к ней вернулся, чтобы сказать «спасибо» главному хлопотуну, а вернувшись, крикнул ему совсем другое:
