Илья Вергасов - Избранное
В темноте угадывались контуры кораблей, колышущиеся на прибрежных волнах. Нас встретил линейный офицер и повел за собой. Мы шагали мимо громаднейших пакгаузов, портовых кранов, зачехленных машин с пушками на прицепах, спящих у портового забора солдат. Словно сабельный взмах блеснул Дунай. Перекликались гудками буксиры.
Наш причал просторен, батальоны свободно расположились на нем. Вдоль пирса тянулись длинные черные баржи. Меня разыскал офицер с повязкой на рукаве.
- Вас вызывает генерал Валович.
На «виллисе» проскочили несколько кварталов и оказались в бетонном доте. Валович посмотрел на меня:
- С жирком, подполковник!
- На наркомовских харчах, товарищ генерал…
- Дров по пути не наломал?… Где полк?
- На пятом причале.
- Вооружены?
- Как положено, исключая батарею.
- Снаряды подбросим. Подойди. - Начштаба армии развернул карту. - Порт Видин. Здесь должен быть с полком пятого октября на рассвете. Плавсредства готовы, зенитное прикрытие - твоя забота.
- Что могу узнать о фарватере?
Генерал поднял телефонную трубку:
- Моряка ко мне.
Вошел высокий морской офицер, козырнул:
- Капитан второго ранга Демерджи, старший офицер оперативного отдела Дунайской флотилии! Приказано сообщить, что последняя баржа четвертого каравана…
- В воздух? - Валович вздрогнул.
- Наскочила, товарищ генерал…
- Вы не моряки, а… Тралили фарватер?
- Так точно, но мины с особыми секретами.
Валович обошел вокруг стола, сел; спросил, не поднимая глаз:
- Как обеспечивается пятый караван?
Капитан необнадеживающе ответил:
- Тралим. Разрешите идти?
- Идите…
Офицер вышел, генерал сказал мне:
- Спасательные средства держи в готовности номер один. С богом! - Подал руку. - До встречи в Видине!
* * *
Грузились на баржи молча, рота за ротой быстро и бесшумно занимали места. Много хлопот доставила баржа, на которую втаскивали пушки со снарядами, обоз с лошадьми и хозяйственные службы. Сиплый гудок головного буксира возвестил: караван к отплытию готов.
Клименко держал на коротком поводу Нарзана и своего пегого Чекана. Я смотрел на худое, постаревшее лицо ездового и вспомнил про свое намерение отправить его в родное село.
- Боишься воды, старина?
- Кажуть, шо глубока…
- Из дому-то пишут?
- А як же? - Переступая с ноги на ногу, щерил рот до ушей.
Караван вытягивался в кильватер.
Светлело, Небо распахнулось сразу, стало высоким, без облачка.
Оставляя пенный след, мы плыли вверх по реке. Ускользали берега с поймами, на которых виднелись стога сена, старые вязы, белые деревеньки, городки, дома вокруг церквей - православных на болгарской стороне, католических на румынской.
Дунай штурмовал наш караван и стремительно бежал к морю. По откосам сползали синие дымки, быстро тая над водой. Курчавые рощи манили зелеными опушками, берега то удалялись, открывая просторы, то наступали на нас.
Солнце в зените, зноем окутывает русло. Недвижный воздух густел, и караван вдавливался в него, как нож тупым концом в хлебную мякоть. Где-то вдали пролетел самолет. Мы не спускали глаз с неба, зенитчики дежурили у раскаленных пулеметов.
День убывал. От воды поднималась прохлада. За холмом скрылось солнце, меня неудержимо потянуло ко сну, Улегся на теплой палубе…
Страшной силы взрыв поднял корму, и мы, сшибая друг друга с ног, сгрудились в носовой части. Крики: «По-мо-ги-те!» - слились с тревожным воем сирен. На подводной мине взорвалась баржа, что тянулась за нами.
Задыхаясь, с трудом выбрался из мешанины тел.
- Вера!
- Я тут!
Она цепко держалась за лебедку, рядом с ней стоял Касим с рассеченной губой.
- Никуда с баржи! - приказал я им и крикнул: - Эй, на буксире!
Никто меня, конечно, не услышал. Но я видел, как с головного буксира спускали катер на воду. Выхватил у дежурного по полку ракетницу, в небо взлетели зеленая, а за ней красная ракеты - сигнал боевой тревоги.
К нашему трапу причалил катер, с него раздался голос Ашота:
- Здесь мы, товарищ подполковник!
Я сбежал по трапу, крикнул ему:
- Поднимайтесь на баржу, выстройте караван в кильватер - и курс на Видин, без задержки!
Татевосов и я обменялись местами. Положил руку на плечо румынского моториста:
- Пошел!
Он закивал головой, развернулся и дал полный газ. Мы мчались туда, где в пенящемся водовороте кричали люди, всхрапывали плывущие лошади. Спасательные суденышки подбирали тонущих. Мы подняли из воды полкового капельмейстера с кларнетом, медсестру.
Баржа с пушками, лошадьми, санчастью, музвзводом подорвалась на мине и торчала из воды, как гигантской толщины обрубленное дерево.
Теперь уже крики раздавались далеко от нас - Дунай был неумолим и спешил унести свою добычу… Ниже по течению, в темнеющей дали, у румынского и болгарского берегов копошились люди; артиллерийские лошади сами выходили из воды. Ни Клименко, ни Нарзана нигде не было, как я ни всматривался в каждого спасенного солдата, в каждую лошадь, понуро стоящую на том или другом берегу.
Безразлично и неутомимо нес свои воды Дунай. В излучине подобрали трех артиллеристов, ухватившихся за бревно, медленно кружившееся в водовороте. Прислушивались, не раздастся ли крик о помощи, но вокруг чернела безмолвная вода…
Караван под командой начштаба шел на Видин. Я с врачом полка и его помощниками остался на песчаной косе. Распалили большой костер. Сушняк горел с треском, выбрасывая высокое пламя, а вокруг была огромная слепая ночь, поглотившая берега. Шумела вода, вдали перекликались голоса.
К костру стягивались спасенные. Их высаживали из лодок румыны, болгары. Я снова всматривался в каждого солдата, Клименко среди них не было. Перевязывали раненых, сушили одежду. Насквозь промокшие солдаты жались к огню; вокруг костра становилось тесно: пришли даже те, кого вытащили из воды в далеком низовье.
Рассветало. Пламя сбилось, жарко пылали угли.
- Глядите! - сказал рядом со мной солдат, показывая на восток.
Шли кони. Они шли одни. Вел их Нарзан. Не спеша перебирая копытами, приближались к костру, застыли метрах в трех от него, подняв головы.
Я подошел к Нарзану, он ткнул голову мне под руку. Гладя коня, тихо спросил:
- Ты где же потерял нашего друга? Где, где?…
Он поднял голову, негромко заржал…
Утро теплое, на деревьях - яркие краски осени. А на душе тягостно… Может, не только от пережитого на реке, но и оттого, что на тротуарах Видина - битое стекло, а в воздухе пороховая гарь.
Шагаю вдоль стен, увитых плющом, мимо молчаливых домов с окнами, перечеркнутыми бумажными полосками. Добрыми взглядами встречают меня болгары, машинально отвечаю на их приветствия. Иду к командующему, не знаю, зачем он меня срочно вызвал. Как он распорядится мной, чего я недосмотрел, что упустил?
Сухие листья каштанов шелестят под ногами. Аллея впереди длинная, и мне не хочется торопиться.
Кабинет командующего огромен и роскошен: в мраморе, с мозаичным паркетом, с большими хрустальными люстрами и огромным столом. За ним - худощавая фигура генерала.
- Пришел? - крикнул издалека. - Сколько в Дунае оставил?
- Точных сведений не имею. Но предварительно…
- А должен иметь! Садись, Аника-воин!
Я сел. Генерал расстегнул китель, посмотрел в упор:
- Как со здоровьем?
- Нормально, товарищ командующий.
- Ягдт-команда, прорвавшаяся из Лубниц, сегодня на рассвете истребила штаб полка в дивизии Епифанова. Пойдешь в его соединение и будешь командовать полком.
Я поднялся:
- Есть принять полк! Разрешите подобрать в запасном полку офицеров.
- Бери, кого найдешь нужным, пусть еще повоюют… Кроме того, даю три маршевые роты. - Он подошел ко мне и тоном, в котором были и горечь и доверительность, что не часто случается между подчиненными и генералом, сказал: - На фронте горячо, но нам нельзя топтаться на одном месте - нас ждет Белград!…
У меня трудно со временем.
И в штабе армии спешат: из резерва прислали пожилого полковника, видно соскучившегося по горячему делу: сейчас же сдавай ему полк, и никаких отсрочек!… Он прилип ко мне, куда я - туда и он. И смотрит во все глаза, и принюхивается. Вгляделся в офицеров, с которыми я собираюсь уходить на передний край, ахнул:
- Да вы что, батенька? С кем же я-то останусь? Уж обижайтесь не обижайтесь, а я бегу и звоню генералу Валовичу!
- Как вам будет угодно…
Ашот Богданович безоговорочно заявил, что судьба нас связала одной веревочкой. Он собирал маршевые роты. Знаю - не прогадает, солдат возьмет обстрелянных, тех, с кем мы добивали окруженную группировку в лесах Молдавии.
