Чудесное мгновение - Алим Пшемахович Кешоков
В одной из автобиографических заметок Кешоков рассказывает: «Отец был недоволен несправедливостью и жестокостью тогдашней жизни и громко говорил об этом. Начальник округа в то время мог стереть с лица земли крамольника и всю его семью, или, как в ту пору выражались, «наглухо заколотить двери и окна дома». Отец отделался тем, что его отлучили от мечети.
В годы борьбы за Советскую власть отец решил, что настало время, когда нужно по-настоящему пустить оружие в ход за счастье народа. Он стал партизаном».
Вы начинаете узнавать в биографии и характере отца поэта черты объездчика Астемира Баташева из романа «Чудесное мгновение»? И вы не ошибетесь, в особенности если в другой автобиографии узнаете, что он — «один из первых энтузиастов просвещения в Кабарде после победы Октября» — переоборудовал под школу бывшую кулацкую конюшню и сам стал учить в ней детишек, в том числе и маленького Алима, лелея надежду, что из него действительно вырастет алим (что означает — «ученый»).
Да, в образе Астемира воплощены многие черты отца писателя, как в маленьком Лю — многое из биографии самого автора романа. Некоторые факты из автобиографии писателя воспринимаются как своеобразные схематические наброски будущих глав романа. Так, вспоминая о раннем детстве, Кешоков писал: «Отец уехал в Нальчик и вернулся не скоро, но снова привез нечто интересное: голубой шар на подставке. Отец всем говорил, что это не просто шар, а сама земля. Баляцо пришел к нам и, когда услышал про эту «землю», громко рассмеялся и сказал: «Хорошо, если это земля, я ее украду, а где вы тогда будете жить?» Я полностью был согласен с ним».
Вы, конечно, узнаете этот эпизод, ибо в более подробном и чуть измененном виде он вошел в роман. Вы надолго запомнили замечательного деда Баляцо, который перекочевал из жизни в роман, даже не изменив своего имени. И вы обратили внимание на то, какой глубокий смысл приобрел этот голубой глобус, атрибут просвещения, в романе и в развитии образа Астемира, с оружием в руках завоевавшего право и возможность звоном колокольчика созвать кабардинских детей на первый урок.
В изображении того, как Астемир осуществляет наконец свою мечту, вложено столько душевной теплоты, что прощаешь автору явный просчет: слишком уж наивно восторженным и простодушным выглядит этот умный человек в сцене, когда, построив парами детей, к которым пристроились и дед Баляцо со старухой, он повел их в школу.
Вооруженная борьба открывает дорогу к науке, к знанию, к свету, — это подчеркнуто не только в рассказе об Астемире. Читатель не может не обратить внимание на то, что человек, открывший Астемиру правду коммунизма, русский большевик Степан Коломейцев, после гражданской войны также возглавил первую в Кабарде школу-коммуну.
Все это — и борьба с оружием в руках и борьба за знание — совершается для таких вот, как маленький Лю. Кешокову удалось раскрыть мир ребенка, воспринимающего бурные события, с большой правдивостью. Ему удалось сохранить всю непосредственность и наивность этого восприятия. Для Лю приобретают одинаковую важность и смена власти в ауле, и каким-то образом доставшаяся в наследство мальчику красная феска хаджи Инуса, которую новый обладатель увенчал блестящим шаром от никелированной кровати и превратил в революционный головной убор. Психологически тонко и достоверно описана трогательная детская любовь Лю к диковатой «замарашке» девочке Тине. Но главное — большой такт в изображении того, как ребенок, сам того не сознавая, приобщается к большим делам революционной борьбы, как в процессе чисто инстинктивного приспособления ко всякого рода неожиданностям, которыми изобилует эта борьба, формируется характер мальчика.
Не приходится говорить, что своей правдивостью образ Лю обязан в первую очередь тому, что писатель во многом рассказывает здесь о собственном детстве и своем восприятии событий в ту пору. Более того, роман вырос из первоначального замысла написать повесть о своем детстве, и автор этих строк читал в рукописи интересные наброски этой повести, где рассказывалось и о юном табунщике, превратившемся в «живое седло» из-за того, что он не мог слезть с коня, и о том, как мальчику довелось вывозить из аула последнюю княгиню, и о ряде других случаев, которые описаны в романе. Но по мере углубления в прошлое перед писателем встала потребность показать жизнь и бурные события того времени во всей их глубине. А возложить эту большую задачу на плечи наблюдателя-ребенка уже нельзя было — и, понятно, не только потому, что это ограничило бы круг событий маленьким мирком, непосредственно наблюдаемым ребенком, но и лишило бы возможности раскрыть смысл этих событий, не нарушив психологической правды, ибо не зря Лю думает о том, что «у взрослых все не так, как должно быть».
Так лично повествовательный рассказ о маленьком мальчике превратился в живо написанную хронику аула, а хроника — в роман об исторических судьбах народа.
V
По мере развития романа, в особенности во второй его части, рамки художественной хроники и историко-бытового повествования начинают расширяться и произведение приобретает характер историко-революционного романа, в центре которого оказывается важный идейно-политический конфликт. В свете этого конфликта получает более широкое звучание ряд событий из жизни селения и его обитателей. Это — игравший немалую роль в борьбе мусульманских народов за революционное переустройство мира, за свою судьбу конфликт между коммунистическими идеями и программой, с одной стороны, и социально-этическими религиозными идеалами шариата, пытавшимися приспособить к своим целям борьбу трудящихся за национальное и социальное освобождение, с другой.
Роман Кешокова — пока что единственное не только в кабардинской и вообще в северокавказской, но и во всей нашей литературе произведение, где этот конфликт показан широко и во всей его сложности. Его драматизм усилен тем, что люди, возглавившие в романе борющиеся силы, дружили в детстве, а затем были противопоставлены друг другу, как кровники. Правда, они — и один из руководителей большевиков Кабарды Инал Маремканов, и руководитель шариатистов верховный кадий Казгирей Матханов — встали над реакционными предрассудками кровной мести. Но оба столкнулись в борьбе куда более значительной, чем вражда между двумя родами.
«Сегодня народ встретился со своей судьбой, а не Маремканов с Матхановым…» — говорит Маремканов на бурном собрании народов Кабардино-Балкарии, где столкнулись два мировоззрения и две политические программы.
Вместе с углублением конфликта меняется и манера рассказчика. Исчезает любовно-ироническая или
