Чудесное мгновение - Алим Пшемахович Кешоков

Чудесное мгновение

Отцу, первому председателю сельского ревкома

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Глава первая

ШХАЛЬМИВОКО — АУЛ, ШХАЛЬМИВОКОПС — РЕКА

День рождения мальчика Лю был отмечен событием, памятным для всего аула. Аул Шхальмивоко, что в переводе на русский язык означает Долина Жерновов, расположен вдоль протоков реки, носящей такое же название. В старину главным занятием жителей этого аула была выделка мельничных жерновов из камней, приносимых рекой в паводок из ущелья. Жернова из твердой горной породы славились по всей Кабарде. Окружной городок Нальчик совсем рядом, не больше часа езды верхом, двух — на арбе, и там, на многолюдном базаре, всегда был спрос и на малые жернова, потребные в каждом хозяйстве для ручного помола, и на большие, мельничные. Не удавалось продать за деньги — брали зерном, мукой, а то и бараниной.

Река, служившая таким образом на пользу славному ремеслу, не всегда, однако, выглядела бурной горной рекой. Полной своей силы Шхальмивокопс достигала только во время таяния горных снегов либо после длительных ливней. В иное время, мельчая, она оставляла лужи среди ослепительно белых валунов и неторопливо несла посветлевшие воды по каменистым рукавам, выбирая то одно, то другое русло; под высыхающими валунами мальчуганы выискивали: не занесло ли сюда какого-нибудь добра?

Иногда попадалась форель…

Ну, а уж что делалось на реке, когда, неудержимо прибывая от дождей или стремительного таяния снегов, она с шумом неслась, разливаясь по всем рукавам!

В день рождения Лю хлынул страшнейший ливень. Он заглушил все голоса селения — кудахтанье кур, гоготанье гусей, лай собак. Хозяева с опаской прислушивались, как в их садах ветер и ливень срывают яблоки, треплют солому на крышах… Но вот ливень прошел, женщины бросились в сады и в курятники, мужчины двинулись к берегу вздувшейся реки.

Прояснилось. Блеснуло солнце, как бы довольное тем, что мир освежен дождем. Всюду зазвучали голоса. И уж, конечно, мальчуганы, закатав штаны, прыгали по лужам, через быстрые ручьи…

Могучий поток, грохоча, катил невидимые камни, нес валежину, ветви и целые стволы деревьев, смытых в ущелье.

Все это годилось на топливо или даже на стройку. Легкая добыча влекла сюда и нищего Нургали, и вдову Дису с дочерью, хорошенькой Сарымой, и деда-весельчака Баляцо, и, наконец, богача Мусу, торопившегося на берег с двумя скрипучими арбами и своими приспешниками Батоко и Масхудом.

Лишь жена объездчика Астемира, Думасара, да с нею старая нана, мать Астемира, оставались дома: зачем искать даров горной реки, когда дом озаряется самым большим счастьем: Думасара вот-вот подарит мужу сына.

Об этом еще никто не знал. Даже длинноносая Чача, знахарка, первая сплетница в ауле, известная и за пределами Кабарды, копошилась на берегу и прозевала важную новость.

Не усидел дома и мулла Саид. Стараясь не замочить свои сафьяновые чигили, он со стариковской осторожностью перешагивал с камня на камень, поддерживаемый под руку работником Эльдаром, широколицым, статным парнем лет семнадцати, с горячими черными глазами. Почтительная заботливость не мешала Эльдару перебрасываться шутками с другими парнями. Весело блеснувшее солнце и всеобщее оживление радовали его, хотя недавно парня постигло большое несчастье.

Не успела еще сойти та луна, при зарождении которой окружной суд присудил отца Эльдара, табунщика Мурата, вместе с другими участниками Зольского возмущения[1] к ссылке в Сибирь. Парень остался круглым сиротою — его мать умерла раньше. Имущество бунтовщика Мурата Пашева было конфисковано в возмещение убытков, причиненных восстанием. Пару коней и корову отвели на скотный двор и в конюшню князей Шардановых. Но жить-то сироте нужно! Не один раз его тетка Думасара посетила муллу Саида с курицей под мышкой, и наконец мулла согласился взять парня к себе во двор батраком.

— Эльдар, гляди, чинару несет. Бросайся! Хватай! — понукал работника Саид, утвердившись на большом плоском камне.

— Ой, мулла, меня самого унесет, — отшучивался Эльдар.

— Не отпускай от своего сердца аллаха, и поток не унесет тебя. Смелее, Эльдар, смелее!

Эльдар, не разуваясь, уже входил в шумящую воду.

— А и в самом деле может унести, — раздавались голоса. — Унесет, как унесло его отца Мурата…

— Ну что же, разве не знал табунщик Мурат, куда суется? — заметил кто-то осуждающе. — И не таких уносит.

— То-то и оно! Кувыркнет — и все тут.

— Ой, не шутите, правоверные, — помните, как утонул старшина Магомет Шарданов?

Табунщик Мурат Пашев был единственным из Шхальмивоко осужденным по делу о Зольском возмущении, и тут, в ауле, откровенно говоря, плохо понимали особенный и грозный смысл этого события, но вот не могли забыть, как прошлым летом, в день, подобный сегодняшнему, когда река не любит шуток, подгулявший в городе князек Шарданов, старшина аула и двоюродный брат нынешнего владетельного князя Берда, задумал перебраться вброд через бушующую реку и утонул. Утонул на глазах у людей, вылавливавших, как и сегодня, валежину и не успевших выловить самоуверенного князька. Всадника мгновенно смыло с коня, только бурка мелькнула и поплыла папаха.

Между тем чинару несло на Эльдара. Он ухватил ее.

За чинарой по течению плыла другая добыча.

Теперь навстречу ей забегал уже богач Муса Абуков, понукая полунищего Масхуда и нищего Нургали:

— Масхуд! Нургали! Скорей! Не ждите лодыря Батоко.

Постоянный спутник Мусы, длинноногий, лысеющий хитрец Батоко, всегда охотно поддерживал Мусу в любых словесных стычках, но работать не любил и сейчас опять норовил увильнуть.

Муса не был бы Мусой, если бы упустил случай прихватить чужое. Нет, Муса не брезговал ничем. Дурак делит богатство с богатым, — иронически замечает пословица. Не потому ли, что дурак верит, будто богатый не забудет его в своем завещании?.. Не потому ли и Нургали так хлопочет для Мусы?

Давно уже забытый родственниками и самим аллахом, печальный Нургали, всем своим видом смахивающий на козла, лишен даже чашки молока, ибо не имеет коровы. Но всем известно, какие пылкие мечты лелеет этот корыстолюбивый неудачник, живущий с той доли, что магометане свозят осенью от своих достатков на нищенский его двор…

Впрочем, так ли это? Только ли этим жив мечтатель Нургали?

А другой пособник Мусы, мясник Масхуд, почему он лезет в воду для Абукова? По простоте душевной?

Коран велит помогать соседу — и жилистый, сухопарый Масхуд тоже лезет в воду, хотя не хуже других знает,