Корзина спелой вишни - Фазу Гамзатовна Алиева
Над дымоходными трубами кизячный дым, сначала густой, потом все бледнее. Первой всегда оживает труба над домом Парзилат. Она как бы призывает других последовать ее примеру.
Парзилат — Синее утро! Это разбуженные жестяным ковшом родники, это вспыхивающий медью кувшин за спиной. Это светлые капли, стекающие по кувшину.
Парзилат — Синее утро! Это острый серп в руке и ковровая сумка за спиной. А в ней полевой завтрак в ситцевом платочке, белом с черными крапинками. Это десять серпов, и десять ковровых сумок, и десять завтраков подруг Парзилат. Это и умудренные жизнью старухи, которые, провожая их в поле, протягивают им глиняные кувшины молока со словами: «Пусть оно снимет усталость к полудню».
Парзилат — Синее утро! Это и плещущее впереди озеро пшеницы. Это и выше локтя засученные рукава, и первый взмах серпа, и первый сноп, что ложится у ее ног.
Парзилат — Синее утро! Это не только синее утро и ясное лето. Это и полдень, когда от усталости ломит тело. И время сенокоса, когда тучи справа и тучи слева, дожди звенят по косам, а коса — по травам. Но кончится полоса дождя. И запахнет сено в лугах солнечными тайнами.
Синее утро не было бы так насыщено синевой, если бы Парзилат не склонялась над колыбелью. А в глиняной миске уже восходит добрый дух блинов. Похрустывают в очаге кизяки. Густым расплавленным золотом стекает в тарелку мед. Дымно варится хинкал. В ткани мелькает игла.
Парзилат — Синее утро… А впрочем, утро уже давно стало днем. Солнце в зените. Среди десятка горянок ее звена Парзилат и не отличишь от них. Пожалуй, она чуть меньше ростом, да на лице конопатинки, да нос облупился. Этот нос, зимой почему-то красный, а летом облупленный, и в ранней юности был причиной всех ее горестей. Молодые парни — народ несерьезный. Их притягивает броская внешность, обжигающий взгляд. А что кроется за этим, им и невдомек.
Когда Парзилат давали имя, никто и не подозревал, что она действительно принесет в дом синее утро. До нее в их семье была тьма, ссоры да нелады.
Когда отец ее Мухтар, простой горец, колхозник, ничем не отличающийся от других, в разгар войны вернулся домой раненый и без левой руки, его встретил холодный очаг. Жена, которую, уходя на фронт, он оставил беременной, умерла. Остался маленький сын. Бабушки ни со стороны отца, ни со стороны матери у него уже не было. И потому, пока отец сражался на фронте, Султана взяла к себе сестра Мухтара Чаргар. У нее самой осталось пятеро сирот, а похоронку от мужа она получила в первый же год войны.
Вернувшись домой, Мухтар забрал сына. Но что такое мужчина без жены? Это птица без одного крыла. А разве птица с одним крылом может летать? Мужчина без жены — что пандур без второй струны. А разве на одной струне сыграешь песню?
А в эти годы людям особенно хотелось, чтобы рождались сыновья взамен тех, погибших, чьи имена должны были дать новорожденным. И потому Мухтар, хотел он этого или нет, обязан был жениться, чем скорее, тем лучше.
Вот он и привел в дом новую жену, Майсарат. Она оказалась женщиной сухой, неразговорчивой и очень властной. Как скажет, так и должно быть. Замуж она вышла уже в годах. Видно, этот ее характер отпугивал женихов. Мачеха с первых же дней невзлюбила Султана. То ли ревновала к нему мужа, то ли ей казалось, что Султана избаловала его сестра, то ли оттого, что вообще ее сердце не было рождено для любви и тепла.
Так или иначе, но все в этом ребенке было ей неприятно; особенно ее раздражали его светлые русые волосы и крупные коричневые веснушки на носу. «Первый раз вижу, чтобы у ребенка даже зимой не сходили с носа веснушки, — брезгливо говорила она. — Он ничуть не похож на горца. И волосы светлые, и глаза голубые. Разве из него получится мужчина?» Мухтар первое время пытался вступаться за сына, но из этого ничего не выходило, кроме скандала. И он отступил. «Если бы это был твой сын, — с грустью думал он. — Ты бы так не говорила, тебе бы все нравилось в нем».
И вот настал день, когда у Майсарат родилась дочка. Назвали ее Парзилат, дали имя бабушки — матери Майсарат. Первое, что бросилось в глаза Майсарат, когда она вынесла колыбель с новорожденной на солнечную веранду, — это глаза цвета неба. Молодая мать вскрикнула от радости и стала звать мужа:
— Мухтар, скорее иди сюда! У нашей Парзилат глаза как осколок неба.
— Да-а, — сказал Мухтар и перевел глаза на Султана, который вместе с отцом прибежал на крики.
Конечно, Майсарат, поглощенная своим открытием, не заметила этого многозначительного взгляда.
В один из солнечных дней, когда закатное солнце согревало угол веранды и Майсарат, поставив там саргас, купала дочь, она вдруг обнаружила, что у Парзилат волосы как золотые нити.
— О аллах! — вскрикнула от восторга молодая мать и позвала мужа: — Мухтар, иди скорее сюда! Посмотри, у нашей дочки волосы как золотая пряжа. — И она перебирала их пальцами.
— Да, — подтвердил подоспевший Мухтар и перевел взгляд с головы дочери на голову сына: он сидел неподалеку и строгал палку. Его волосы тоже сверкали на солнце золотой шапкой.
Но Майсарат, поглощенная красотой своей дочки, опять не обратила на это внимания.
Как-то Майсарат с дочкой на руках поднималась по лестнице, а навстречу им спускался Султан. И вдруг Парзилат, отчаянно крича, всем телом потянулась к брату. И Майсарат, хоть и боялась, что Султан ее уронит, пришлось уступить. А девочка, обхватив шею брата, звонко захохотала. Майсарат обомлела.
Два лица были похожи друг на друга, как две капли воды из одного родника. Те же голубые глаза, те же русые волосы. Даже те же веснушки на курносых носах. Прежде они казались ей мушиными яйцами. А теперь — звездами на летнем небе. В этот день Майсарат сделала для себя открытие. Если Султан так похож на ее красавицу дочь, значит, он тоже красивый!
Что-то растаяла в ее сердце, мягкое тепло вошло в него.
— Султан! — непривычно ласково обратилась она к мальчику. — Поиграй с сестренкой. Видишь, как она тянется к тебе.
Парзилат действительно не отходила от брата. И Майсарат, прежде всегда старавшаяся выпроводить Султана на улицу, теперь, наоборот, зазывала его
