Тайга шумит - Борис Петрович Ярочкин
— Значит, плохой был метод?
— Выходит…
— А как думаешь, лучше ли будет при новом?
— Должно бы…
— Вот именно. — А станем работать дружно и слаженно, больше шестидесяти кубометров заготовим и вывезем, и заработок прибавится, — говорил Верхутин.
— На словах-то густо, а на деле-то как выйдет, — бабушка надвое сказала, — пробурчал Николай.
— Да не хуже, — сердито заметил его бывший напарник. — От шестидесяти кубометров больше сучков будет, чем от твоих двадцати. Значит, больше и заработаешь, да прибавь еще погрузку леса на прицеп. Так, Гриша? — спросил он Верхутина и, ухмыльнувшись, кивнул на Уральцева. — Не по сердцу, видать, Кольке новый метод.
Уральцев сделал вид, что пропустил реплику мимо ушей, и стал свертывать цигарку. Татьяна внимательно посмотрела на него. Николай был хмур, в широко посаженных глазах его застыла тревога.
«Что с ним, — заволновалась девушка, — не заболел ли?»
Их взгляды встретились. Николай насупился еще больше и отвернулся, прочтя в глазах девушки немой вопрос.
Глянув на часы, Верхутин хотел сказать, что пора идти к шпалорезке — их ждут автомашины, но Таня, вспомнив, дернула его за рукав.
— Гриша, а предложение можно дать? Только я говорить ничего не буду.
Она подняла с земли ваги и раздала их Верхутину, Уральцеву и Веселову, затем позвала товарищей к разделанной сосне:
— Давайте-ка, подкатим к прицепу и погрузим. А у кого есть часы, заметьте время. Ну, раз-два… взяли!
Лесорубы с интересом ждали развязки. Они видели, с каким усилием и напряжением четверо их товарищей перекатывали шестиметровое бревно через пни, как покраснели от натуги их лица. Кто-то принес и приставил к прицепу слеги-покаты, и через несколько минут взмокшая четверка, наконец, вкатила бревно на прицеп.
— Легко? — запыхавшись, поинтересовалась Татьяна.
— Как обычно! — насмешливо отозвался Веселов. — Дружно вкатили — силы сократили. Гуртом легче.
— А теперь вот что сделаем, — сказала девушка. — Гриша, возьми электропилу и свали парочку сосен под прямым углом к тракторному волоку. Обрубите их и разделайте. А потом свалите несколько штук на разделанные, чтобы они упали параллельно дороге. И тоже разделайте.
Ее просьба вскоре была выполнена, и Таня подвела трактор, остановив прицеп у бревен; приставила к нему покаты.
— Ну, берите ваги, давайте теперь подкатывать!
И они быстро катили бревно за бревном по двум-соснам к прицепу.
— Сколько времени мы катили первое бревно? — спросила Таня, когда бревна были погружены на прицеп.
— Пять с половиной минут! — ответил кто-то из толпы.
— А остальные шесть штук?
— Тринадцать минут.
— Вот, товарищи, и все мое предложение. Поняли?
— Ты смотри, ве-ерно! — обрадовался Верхутин. — Мы так раза в два-три быстрей грузить будем.
— Правильно, Таня! И сучкорубам легче!
— Молодчина!
— Тише, товарищи! — Григорий вскочил на прицеп. — По-моему, предложение Тани очень хорошее, и нам надо обязательно его приспособить в своем звене. Как вы думаете?
— Испытал на себе? — пошутил кто-то, и все рассмеялись.
— Испытал, — засмеялся и Верхутин.
— Тоже мне, выдумщица, — уязвленный, Николай зло посмотрел на улыбающуюся девушку и зашагал к шпалорезке, чтобы поскорее уехать в поселок.
«Это она, чтобы передо мной пофорсить. А мне ни жарко ни холодно».
Таня с горечью глядела вслед удаляющемуся Уральцеву. Что с ним?
Верхутин видел волнение девушки. Когда все лесорубы направились к шпалорезке, он подошел к ней.
— Не обращай внимания, Таня, — кивнул Григорий в сторону ушедшего Николая.
— А я и не думаю, — вспыхнув, поспешно отозвалась Таня и, оставив прицеп на пасеке, поехала к тракторному парку.
16
В поселок она попала с последней автомашиной.
Придя домой, сразу же сняла комбинезон и, налив в умывальник воды, долго и сосредоточенно терла намыленной вехоткои руки, потом вымыла лицо, шею, уши, насухо вытерлась стареньким полотенцем. Прислушалась. В комнате Уральцева было тихо.
«Дома нет, что ли? — подумала она и шумно вздохнула. — Не пойму, что с ним. От меня отворачивается, и домой уехал, не дождавшись…»
Она вновь перебрала в памяти все, что произошло за день, вспомнила утреннюю встречу.
— Коля, ты знаешь, что завтра мы уже новым методом работать будем? — крикнула она Уральцеву, когда навальщики грузили ее прицеп.
— А-аа, — неопределенно отозвался Николай и усмехнулся. — Цыплят по осени считают!
Таня непонимающе посмотрела на него, хотела переспросить, но Николай включил электропилу, и в воздухе повисло монотонное жужжание. Пила коснулась хлыста, из-под стремительно бегущей цепи брызнула струя молочно-желтых опилок, жужжание стало прерывистым, то подымаясь до высокой ноты, то возвращаясь к первоначальной.
— Готово, Таня, поезжай! — крикнула ей одна из навальщиц, и девушка, не придав значения сказанному Николаем, влезла в кабину и тронула трактор…
Хотелось есть. Таня рассеянно стала чистить картофель, мягкий и сморщенный, с обрезанными ростками — остаток от посадки.
В коридоре послышались твердые, неторопливые шаги. Они приблизились, на секунду замерли у дверей. Раздался стук, и сразу же распахнулась дверь. Сказав: «Можно?» — Николай вошел в комнату.
— Коля, ты ужинал? Садись со мной.
— Спасибо, Танюша, — отказался он, свертывая цигарку, — только что из столовой.
— А ты картошки поешь, там ведь жареной не бывает.
— Жареной можно. Только немного, — согласился Николай, присаживаясь к столу.
— А я много и не дам, — пошутила девушка.
Николай ел молча. Отодвинув пустую тарелку, он начал скручивать цигарки. Выкурил две и принялся за третью. Татьяна закашлялась, открыла окна.
— Чего дымишь? — шутливо проворчала она, отбирая у Николая цигарку и ласково прибавила: — Вредно же для здоровья, Коля!
