Юрий Усыченко - Невидимый фронт
Вскоре Шимек-язва попал в кабинет полковника Всеволодова. Дрига находился уже там. На душе у капитана лежала гнетущая тяжесть. Он понимал, что совершил непростительную ошибку. К душевным страданиям капитана прибавлялись физические. Нестерпимо продолжала болеть рана на голове.
— Вы сами установите себе меру взыскания, — говорил Дриге полковник, — я не хочу этим заниматься. Как старший офицер могу сказать, что всё произошло от того, что вы еще недостаточно серьёзны. Что это вам, забава? Это боевое задание, капитан. Вы чуть не погибли сами, дали шпиону знать, что за ним следят. Вот цена вашей ошибки. Советую вам подумать о своём поведении.
— Слушаюсь, — тихо ответил Дрига.
Всеволодов понял состояние Ростислава.
— Кто вас нашёл?
— Рабочий с обувной фабрики, — угрюмо ответил Дрига. — Натолкнулся на меня в подъезде, внёс в свою квартиру и вызвал врача.
— И в карманах у вас всё цело?
— Всё, кроме портмоне, что лежало в брюках. Там было рублей сорок. Да еще сняли с руки часы.
— Странно, очень странно...
Всеволодов снял телефонную трубку и приказал ввести Шимека.
— Ну, — сказал полковник, когда вошёл Шимек, — как же всё-таки попали к вам эти часы?
Маленький, юркий, с тонкими чёрными усиками на бледном испитом лице, Шимек-язва завертелся на стуле под пристальным, спокойным взглядом полковника.
— Да, пане полковник, разве ж я могу что-нибудь такое нехорошее сделать! Пане полковник знает мою специальность. А чтобы людей грабить — никогда этого со мной не было. И отец мой порядочный человек был, может, слышали: Шимек-сатана? Магазин — да, моё дело. А человека я пальцем не трону.
— Как же часы к вам попали?
— Нашёл, пане полковник. Клянусь памятью моего отца, сердцем пресвятой девы Марии — нашёл.
По лицу Шимека-язвы текли крупные слёзы. Вся его лисья, вытянутая физиономия выражала последнюю степень отчаяния. Чувствовалось, что Шимек не врёт.
— Ладно, — сказал, наконец, полковник. — Успокойтесь и расскажите подробнее, где вы их нашли.
Прерывая речь всхлипываниями и клятвами в своей невиновности, Шимек-язва рассказал, как он возвращался домой и на мостовой, возле люка подземной канализации, увидел что-то блестящее. Это были часы. Обрадованный находкой, которая хоть немного могла возместить усилия, затраченные впустую при ограблении магазина, он схватил часы и ещё быстрее зашагал своим путём. На улице больше никого не было. Шимек был в этом уверен, так как хорошо огляделся вокруг, прежде чем поднять часы, боясь какого-нибудь подвоха.
Вот и всё, что мог сообщить Шимек-язва в своих показаниях.
Шимека увели. Всеволодов зашагал по кабинету.
— Несомненно это так, — говорил Всеволодов, скорее рассуждая сам с собой, чем обращаясь к Дриге. — Дасько хотел выдать себя за простого грабителя, чтобы направить нас по ложному пути. Правильно? — с живостью, несвойственной его летам и массивной фигуре, повернулся Всеволодов к Дриге.
— Да, скорее всего так и есть, — согласился капитан.
— А потом часы выкинул, чтобы как-нибудь не попасться с ними. Хотел бросить в канализационный люк, да промахнулся, не удалось, помешал кто-нибудь — может, тот же Шимек.
— Что же делать? — спросил Дрига.
— Прежде всего вам надо отправиться домой, хорошенько отоспаться, а то как бы рана не разболелась сильнее.
— Ничего, не разболится.
— Идите, — приказывая, сказал Всеволодов. — Я к вам пришлю врача.
Понимая, что дальше возражать бесполезно, Дрига отправился к себе.
Всеволодов остался один и по своей привычке зашагал из угла в угол кабинета — это помогало размышлениям.
Он чувствовал тот прилив энергии, ту особенно чёткую работу мысли, которые приходили всегда, когда, как выражался полковник, приходилось «браться за дело вплотную». Всё, чем занимался до сих пор Дрига по указаниям своего начальника, было лишь подготовительным этапом. Ячейка за ячейкой плелась сеть — незаметная, но прочная. Врага окружало созданное Всеволодовым кольцо. Оно смыкалось плотнее и плотнее. Оно должно было сомкнуться так, чтобы шпион и все его сообщники нигде не могли найти лазейки. Подобно инженеру, проверяющему свой чертёж, Всеволодов ещё и ещё раз старался представить себе возможные действия преступника, намечал свои контрудары. И эти удары должны были быть безошибочными.
Сейчас полковник рассуждал так. Очевидно, сразу же после совершённого, как он думал, убийства, шпион отправился на свою квартиру, уверенный, что больше за ним никто не следит. Вполне возможно, что он там и останется, но гораздо более вероятно другое: преступник попытается сразу же скрыться, замести следы.
Отдав приказания, нужные для того, чтобы была выполнена первая часть намеченного им плана, Всеволодов продолжал думать о том, как открыть новую неизвестную явку шпиона, на которую тот, несомненно, рассчитывал. И постепенно у полковника начала рождаться программа дальнейших действий...
Отмеривая шаги от угла к углу, Всеволодов взглянул на часы. Ого, добрые люди в это время уже готовятся к обеду, а он еще не завтракал! За думами полковник не заметил, как прошло время. Он почувствовал голод и решил отправиться в столовую, когда дежурный доложил, что начальника разведки спрашивает девушка, назвавшая себя Стефанией Гнатышиной.
Появление Стефы в кабинете Всеволодова так же было следствием событий, разыгравшихся минувшей ночью.
Стефа не знала, что её сосед не возвращался домой с вечера, и была очень удивлена, встретив его утром у входа в дом бледного, усталого, с повязкой на голове, сквозь которую просачивалось пятно крови.
— Василь! — воскликнула испуганная Стефа. — Что с вами?
— С трамвая упал, расшибся, — глухо ответил Дрига.
— Да разве можно таким неосторожным быть! На фронте жив остался, а тут мог ведь насмерть разбиться! Пойдемте домой скорее.
Дрига пытался отказываться, но спорить со Стефой было невозможно. Не слушая, что бормотал раненый, она взяла его под руку и повела наверх, в квартиру.
Здесь Стефа быстро приготовила постель, заставила Дригу лечь. Нагрев воду, она стала менять перевязку.
Когда бинт с головы был снят и обнажилась рана, Дрига почувствовал, как дрогнули пальцы девушки, прикасавшиеся к его горячему лбу. «Здорово, видно, он меня угостил, — подумал Ростислав. — Даже Стефа испугалась, увидев рану».
Дрига ошибался. Девушка вздрогнула по другой причине.
Большую часть своего пребывания в партизанском отряде Стефа была медицинской сестрой. Именно тогда она полюбила медицину и решила стать врачом.
Ран Стефе пришлось повидать и лечить много. Увидев окровавленную, содранную кожу на голове Василя, она сразу поняла, что он ей солгал. Такая рана никак не могла быть получена при падении с трамвая. «Рана нанесена твёрдым тупым орудием, скорее всего — рукояткой пистолета», — эта мысль и заставила Стефу вздрогнуть.
Девушка ничем не выдала своих чувств. Она только перестала охать и жалеть своего пациента, молча закончила перевязку, ушла к себе.
Запершись в своей комнате, Стефа почти без сил опустилась на кровать. Тяжёлые мысли овладели ею. До сих пор Стефа как-то не обращала внимания на то, что Василь каждый вечер уходил из дома, а сегодня его не было всю ночь. Почему? Где он бывает допоздна? Идёт война. Все честные люди или на фронте, или трудятся для фронта в тылу. Василь нигде не работает и, судя по всему, не собирается устраиваться на работу. На какие средства он живёт? Кто нанёс ему эту рану? Что заставило его солгать Стефе? Все эти вопросы задавала себе девушка и не находила на них ответа. Ясно ей было одно — Василь подозрительный человек.
Глубокое горе охватило девушку. Только сейчас она призналась себе в том, что старалась скрыть от других и от себя самой: она любит этого человека. Любит с первой встречи, с первой беседы тогда, вечером, когда он рассказывал о Москве. Ей нравилась его размеренная, спокойная манера говорить, его выдержка, его чёрные глаза, вспыхивающие, когда Василя что-нибудь задевало.
Девушка уткнулась лицом в подушку и горько заплакала. Так не плакала она с тех пор, как узнала от друга своего отца, что Зенон Гнатышин расстрелян в «Бригидках» — кленовской тюрьме и что даже могилу его никогда не удастся отыскать.
В маленькой стефиной комнатке долго еще слышались всхлипывания.
Наконец, Стефа подняла голову с подушки.
Она любит этого человека? Нет, теперь об этом нечего и думать...
Для Стефы не могло быть борьбы между чувством и долгом. Стефа сумеет найти в себе силы, чтобы и не вспомнить об этой любви, еще не начавшейся, а уже пришедшей к столь горькому концу. Это очень тяжело, но это нужно. И нужно начать действовать.
Девушка оделась, приоткрыла дверь в комнату Василя. Он чуть пошевелился. Как бы по рассеянности, Стефа взяла ключи от входной двери с собой, чтобы без неё Василь не мог уйти, и быстро сбежала по лестнице.
