Владимир Востоков - Ошибка резидента
Зароков закурил.
– Дальше. Он спросит, в чем она одета, как ее узнать. Но встретит ее у самого дома – конечно, она не должна его видеть. Обязательно надо проверить, не следят ли за ней. Как это делается, Круг знает. А с полпути он сумеет раньше ее добраться до места свидания. – Зароков перебил себя: – Вы не удивляйтесь, Дембович, что я так все разжевываю. Здесь мельчайшие детали могут быть самыми решающими. Вы сумеете все в точности изложить это Кругу?
– Да, да, я слушаю.
– Самое главное. Меня не интересует, где и как он с нею покончит. Обстоятельства подскажут, а рука у него, думаю, набита. Самое главное, чтобы все было похоже на убийство с целью ограбления. И чтобы он убрался из Ленинграда в ту же ночь. Хорошо, если у него в кармане заранее будет билет на поезд, который уходит из Ленинграда часов в одиннадцать-двенадцать. В любую сторону, только не в наш город. А дело сделать надо за час-полтора до отъезда. И не дай бог, если он привезет сюда с собой хоть одну ее вещичку. Все надо где-нибудь спрятать так, чтобы никто не нашел. И обязательно чтобы был в перчатках и в новой обуви.
Зароков встал, начал расхаживать взад-вперед.
– Дальше. На следующий день он даст телеграмму сюда, на главный почтамт, до востребования на имя Корнеева. Пусть напишет два слова: «Перевод получил» – если все в порядке. Если нет – «Жду перевода»… Теперь о нем самом. Он, конечно, сообразит, что ему трудно будет объяснить дома и на работе неожиданный отъезд. Скажите вот что. После Ленинграда он не вернется на седьмой километр, мы переведем его на нелегальное положение. Пусть приедет в город, пойдет на хлебозавод и найдет там Корнеева. Куда поведет его Бекас, после решим. В конце разговора объявите ему, что весной, если все будет хорошо, его переправят за кордон. Это вдохновит. А потом дадите ему триста рублей на разъезды. Кажется, все…
Но, подумав, Зароков уточнил еще одну деталь:
– Да, забыл… Когда он с ней встретится, пусть расскажет такую историю. Я сбил нечаянно пешехода. Не насмерть. Начали следствие. С меня взяли подписку о невыезде. Подробности придумать легко. – Зароков посмотрел на озабоченно хмурившего лоб Дембовича. – Ой, боюсь, Дембович, не донесете вы все это до Круга, перепутается у вас в голове.
– Нет, я все запомнил.
– Ну, тогда с богом!
Они вышли вместе, сели в машину, стоявшую в переулке. Прежде чем тронуться, Зароков разогрел мотор, покурил. Высадив Дембовича у автобусной остановки, он отправился в парк.
Было около девяти. В диспетчерской, по обычаю, толклись водители. Возле Марии, опершись о барьер, стоял дежурный балагур. Когда Зароков хлопнул его по спине, тот сказал:
– А, Зарокову привет!
– Ты свободен.
– Вот спасибо! Как дела?
– Какие дела? Я с шести за рулем, а накрутил на полтора целковых. Все ходят пешком… Я же сказал, ты свободен. – Наклонившись к Марии, он подмигнул ей и сказал:
– У меня новость.
– Расскажешь?
– Сестра нашлась… Сама меня разыскала… Представляешь?
Мария приложила ладони к щекам.
– Да что ты говоришь?!
– Ей-богу… Живет в Ленинграде. Фамилия Воробьева. А я-то искал Зарокову.
– Как я рада за тебя…
– Хочу дня на три отпуск у начальства попросить.
– Ну как же, конечно, надо.
Зароков рассказал подробно, как все это произошло, какую он послал и получил телеграмму, как говорил с сестрой по телефону.
– Ладно, Мария, – он взглянул на часы. – Надо поработать.
– Завтра увидимся?
– Обязательно. Если я не уеду…
А в одиннадцать часов дня на площади перед филармонией произошел несчастный случай, по поводу которого работники ОРУДа составили протокол.
Вот как было дело.
К остановке на площади подошел автобус. Следом за автобусом ехало такси – голубая «Волга». В тот момент, когда такси обгоняло автобус, из-за него на проезжую часть выскочил молодой человек, он хотел перебежать на другую сторону, к скверу. Такси вильнуло, молодой человек заметался, и машина ударила его правым крылом в бедро. Очевидцы сообщили, что скорость такси была небольшая, во всяком случае, не превышала шестидесяти километров. Резко тормозить водитель не мог, так как был гололед, да к тому же площадь покрыта не асфальтом, а гладкой гранитной брусчаткой. Общая картина позволяла сделать заключение, что водитель такси не виноват. Между прочим, остановившись, он первым бросился к лежавшему на мостовой парню, хотел отвезти его в больницу. Но тут, на счастье, мимо проходила машина «Скорой помощи», она и забрала парня. У незадачливого пешехода оказался перелом бедренной кости, других повреждений не нашли.
Водителем этого такси был Зароков. Его повезли на экспертизу, где заставили дуть в трубку. Трубка не показала ни малейших следов алкоголя. После составления протокола у Зарокова взяли подписку о невыезде из города и велели отправляться в парк. На линию выезжать сегодня больше не разрешили.
В парке по этому поводу было много толков. Хорошо еще, что Мария сдала смену и ушла до его появления. Все шоферы жалели Зарокова, считали, что ему просто не повезло. Ведь водитель первого класса. Допустить наезд из-за нерасторопности, по недосмотру он не мог…
Убитый случившимся, Зароков покинул парк и отправился на телефонный переговорный пункт. Прождав целый час, он наконец получил Ленинград. Ему не хотелось описывать случившееся Нине в слишком трагических тонах, но все же он был очень расстроен. Главным образом потому, что это досадное происшествие задержит его приезд в Ленинград. Не может ли она сама приехать к нему? Нет, в ближайшие дни никак не может, составляется план на второй квартал. Договорились, что он будет звонить ей как можно чаще.
По пути домой он зашел в винный магазин, где продавали в розлив, и выпил стакан коньяку.
Дембович встретил его словами:
– Он уехал.
Зарокова удивило: слова приятные, а произнесены так мрачно.
– Уже? – спросил он.
– На курсы уехал.
Хмель сразу прошел.
– На какие курсы?
– Повышения квалификации.
Зароков сунул изжеванный окурок в пепельницу.
– Неужели это из-за вас?
– За последние три года его посылают вторично. Я узнавал у его заведующей.
Зароков покачал головой.
– Наследили, Дембович. Заведующая вас запомнит.
– Не уверен… Я ведь тоже задал себе вопрос: неужели из-за меня? Лучше уж наследить, чем думать о таких страшных вещах. И потом, это не так опасно. Она меня помнит с тех времен, когда я еще работал в управлении культуры.
Зароков не спорил. Он попросил дать чего-нибудь поесть. Дембович не мешал ему, но Зароков заговорил сам:
– Надолго послали?
– На месяц.
– Надо проверить, но с ним не встречайтесь. – Он покачал головой. – А я-то насочинял… Драматург! Режиссер несчастный!
Дембович тоже не стал спорить. Зароков отложил вилку.
– Но что-то необходимо делать. Нужен другой.
– Я думал, – сказал Дембович. – У меня есть только один человек, который может пойти на такую вещь. Но это будет очень грязный вариант.
– Кто он?
– Зовут его Василий Терентьев. Мы вместе служили в гестапо во время войны на Карпатах. На нем много крови, его держали на самых грязных акциях. А я в этом смысле был не замаран. Когда уходили, немцы меня взяли, а его бросили. Он знает, что его разыскивают как государственного преступника. В сорок седьмом он меня нашел. Я помог ему достать документы.
– Плохо… Плохо, но поневоле приходится иметь дело с подонками. Где живет?
– Псков.
– Надо ехать к нему, Дембович. Завтра же.
– Другого ничего нет.
– То, что мы насочиняли для Круга, годится?
– Думаю, годится. Только разговаривать он не мастер. Не знаю, как сейчас. Ваша сестра удивится, что у ее брата такой друг.
– Другого же никого нет… Давайте спать. Встанем пораньше… Вам в дорогу, а мне надо одного пострадавшего пешехода в больнице навестить, передачу снести.
Глава 14
Забытый Павел
В течение последнего месяца Куртис не баловал Павла своим вниманием. Словно бы охладел к нему. Приходил раз в неделю по вечерам, справлялся, как идет работа, давал двадцать или тридцать рублей и откланивался.
Однажды, поговорив дольше обычного, он выразил удивление, что Павел резко изменил свой лексикон и вообще как-то изменился.
– Вы что же, прикажете с хлебопеками по изящной фене ботать? – возразил Павел. – Они могут не так понять. Приспосабливаться обязан, дорогой товарищ. А вообще надоело мне носить хомут. Видели бы кореша! Боже мой! Вот завеснит немножко – помашу я вам платочком.
Куртис сказал, что снимает с повестки совещания свой вопрос насчет лексикона как совершенно неуместный. И чтобы Павел не тосковал. Все окупится когда-нибудь. И дал тридцать рублей.
Жизнь Павла текла размеренно и спокойно. Время от времени являлся домой поздно. Тогда хозяйка ворчала, а на следующий день завтрак бывал хуже тюремного. Но Павел не очень-то обижался. Добродушие его было неистощимо. И это обезоруживало строгую и дисциплинированную старушку.
