Чудесное мгновение - Алим Пшемахович Кешоков
— Удивляешь ты меня, Еруль! Что же у нас, война с турками?
Думасара разрешила себе высказать свои соображения.
— Война что болезнь, — сказала Думасара. — Раз началась, не кончится, пока не выйдет срок. А сроки болезни и войны знает один аллах… Садитесь кушать!
Лю и Тембот уже сидели с ложками в руках.
Подводы и мажары хозяев, согласившихся взять с собою учеников, подъезжали к воротам, громче стали крики детей и матерей, рассаживающих ребят.
Ход мыслей у Еруля изменился. Глотая горячую мамалыгу, он заговорил о загадках такого новшества, как железная дорога и паровоз:
— А что, Астемир, если поставить на колесо кипящий котел с ляпсом, котел поедет, как паровоз?
На посрамление Еруля Лю, ища глазами поддержку у Тембота, проговорил:
— То котел, а это паровоз. Паровоз едет потому, что его распирает огонь. И вот какие слова кричит: «Куф-куф-цуф… Куф-куф-цуф!» Вот как говорит паровоз.
— Собирайтесь, некогда! — Астемир поднялся из-за стола.
На слиянии дорог с запада и востока, откуда уже одна общая вела к Нальчику и станции железной дороги, мажары из Шхало встретились с группой всадников в боевом снаряжении. На черных смушковых шапках красовались лоскутки красной материи, как в горячие дни борьбы за советскую власть.
— Салям алейкум! — прокричал передовой всадник. — Куда везешь столько кукурузы и столько детей?
— Алейкум салям, Хажмет, — отвечал Астемир. — Мы — школа. Едем на станцию смотреть паровоз. А тут, я вижу, малокабардинцы.
— Да, мы все тут, — отвечал Астемиру передовой. — Мы, Малая Кабарда, спешим на помощь Большой Кабарде. Инал с войском в горах… Разве мы не помним, как собственными кишками чувяки себе крепили!
— Инал уже вернулся, — вмешались в разговор всадники, ехавшие с запада. — Мы каменномостские, Инал посылал за нами. А вас звал кто-нибудь?
— Зачем каждого звать? — отвечали малокабардинцы. — Кому дорога невеста, тот сам едет за нею.
Словцо, сказанное со смыслом, понравилось. Люди поддержали шутку:
— Девушка приглянулась — не отдашь ее другому, будь он сам верховный кадий! Не затем и советскую власть наряжали невестой.
— Кому не лестно постоять за нее! — воодушевился Астемир.
— Верно говоришь, Астемир. Кому не лестно быть в войске Инала! Да где искать его?
— А зачем искать? — сказал всадник из Каменного Моста. — Зачем его искать? Вот он едет!
Все мгновенно обернулись.
Вдали, на дороге, подводы сторонились перед коляской. Это была коляска Матханова. Ее сопровождало несколько всадников. Всмотревшись, Астемир увидел в коляске Степана Ильича. Рядом скакали верхами Инал и Эльдар. Еще несколько всадников гарцевали позади.
Бо́льшую удачу трудно было себе представить. Астемир не только успевал с детьми к зрелищу отходящего поезда, но неожиданно попадал к самому отъезду в Москву Инала, который ехал туда со срочным докладом.
Астемир не знал, что этим же поездом должен был ехать и Казгирей к месту нового назначения в московское представительство. Однако коляска Матханова приехала в окружком без Казгирея. По словам кучера, хромого Башира, верховный кадий ушел куда-то с Саидом после того, как они, запершись, беседовали всю ночь.
Откладывать отъезд Инал не мог. Нечего говорить, в каком состоянии он, Эльдар и Степан Ильич прибыли на вокзал. Вместо Казгирея их встречали здесь подводы из Шхальмивоко с Астемиром и детьми, отряд партизан из Малой Кабарды и всадники из Каменного Моста.
Степан Ильич и Инал сразу увидели Астемира, Инал направил своего коня к мажаре.
— Салям алейкум, Астемир! Рад тебя видеть, дорогой наш учитель. Это все твои ученики? Зачем приехал?
Подъехал и Эльдар.
— Салям алейкум, Астемир! Как здоровье Думасары и Сарымы? Салям, Лю! Салям, Тембот!
В то время как между Астемиром, Иналом и Степаном Ильичом завязался оживленный разговор, на площади перед станцией начинался базар.
Сюда съехались сотни подвод со всех концов Кабарды, мажары и арбы с кукурузой, с кулями муки, с крынками кислого молока, с корзинами, наполненными живой и битой птицей, с вязанками лука и чеснока.
— Покупайте топленый бараний жир, устраивайте поминки по большевикам, — кричал какой-то бойкий продавец, — жарьте поминальные лепешки и лакумы!
— По тебе поминки будут! — кричал другой. — Погибают не большевики, а шариатисты.
С мажары, доверху груженной кулями с мукой, владелец этого добра кричал:
— Запасайтесь мукой — горит дом! Большевики хотят спалить половину, в которой живут шариатисты… Запасайтесь мукой!
— Не большевики сожгут половину, в которой живут шариатисты, а шариатисты сожгут половину, в которой живут большевики, — отвечали продавцу мучных запасов, и спор опять разрастался, люди забывали торговлю, и тут и там можно было услышать острое словцо.
— Кто даст шариатистам в руки огонь! Разве безумному дают огонь в руки? Кто мчащемуся всаднику дает в руки кувшин?
— Было время, шариат был нужен, как палка для перехода реки. Мы перешли через реку, можно палку отбросить.
— Шариат сеет только рознь, а мы хотим, чтобы русские и кабардинцы ходили друг к другу за ситом, как добрые соседи.
— И балкарцы хотят этого. Этого не хочет только Матханов!..
Поезд уже был подан, паровоз пыхтел совершенно так, как изображал это Лю. Уже приближалось время третьего звонка. Инал, Степан Ильич, Астемир, Эльдар и присоединившийся к нему главарь малокабардинцев Хажмет вышли на перрон. Детей Астемир поручил Ерулю, и тот повел их к самому паровозу, в голову поезда.
Не было только Матханова. Что же случилось?
Башир не врал. Ночь после возвращения из Батога Казгирей провел с Саидом. Старый кадий дожидался сто, чтобы просить освобождения от должности: пришло ему время выполнить последний долг перед самим собою — поклониться гробу пророка. И тут Матханова осенила мысль: не только отпустить старика, но и самому ехать с ним… Ничего лучшего нельзя было бы сейчас придумать! Не ехать же, в самом деле, в Москву! Не Москва, а Мекка! Там он найдет новые силы, утешение и ободрение. А эта прямая цель не исключает поездки в Стамбул, где у него осталось столько друзей; там он найдет и совет и помощь. Ведь цветет же дерево шариата на турецкой почве, почему же не прививается оно здесь, в Кабарде? Разве здесь другие души, другие умы правоверных? «Не в состоянии ехать сейчас в Москву — еду к гробу пророка, отпустите меня туда… Погибли отец и мать, умер брат, нарушено дело, в которое я вложил все силы души, все достояние свое, — разве этого недостаточно?..» — скажет он, и даже бездушный Инал не посмеет возразить, не станет снова кричать о предательстве…
Саид, разумеется, только порадовался такому решению Казгирея. Он готов был даже помочь своими сбережениями. Не составит греха употребить на эту святую цель деньги, собранные на постройку мечети. Трата окупится…
Так и было решено. Казгирей, повеселев,
