Александр Чаковский - Невеста

С трудом подавляя слезы, Валя рассказала о суде. Закончив свой рассказ, она долго не решалась взглянуть на отца.

Кудрявцев положил ей руку на плечо.

— Я предвидел все это, — тихо произнес он.

— Что, что ты мог предвидеть?! — удивленно воскликнула Валя. — Этот суд? Этот жестокий приговор?!

— Нет, Валюша, — медленно покачал головой Кудрявцев, — разумеется, не это. Но я был убежден, что парень плохо кончит.

— Почему?! — вскричала Валя. — Как ты можешь…

— Валя, девочка, успокойся, — прервал ее Кудрявцев. — Поговорим об этом потом… позже.

— Нет, нет! Я хочу говорить сейчас! Неужели ты не понимаешь, что ни о чем другом я не могу говорить?

— Хорошо, — мягко согласился Кудрявцев, — давай сейчас. — Он встал, сделал несколько шагов по комнате и остановился, прислонившись к косяку двери. — Видишь ли, — продолжал Кудрявцев, — все эти месяцы я молчал. Мне было тяжело молчать, Валюша. Знать, что ты встречаешься с этим… — он едва удержал уже готовое сорваться с губ резкое слово… — с этим человеком, знать и чувствовать свое бессилие — это очень, очень тяжело.

Он глубоко вздохнул. Валя молчала.

— Теперь наступила развязка, — продолжал Кудрявцев. — То, что не сумел доказать тебе я, доказал суд.

— Нет, папа, — сказала Валя, — суд ничего не доказал.

— Почему?! Следователь, судья, прокурор — все они, по твоим же словам, считают его преступником…

Валя вздрогнула, и Кудрявцев умолк, оборвав себя на полуслове.

— Никогда, — медленно произнесла Валя, — никогда не смей называть Володю преступником.

Кудрявцев подошел к Вале и снова тяжело опустился рядом с ней на кровать.

— Я понимаю, — сказал он. — Тебе неприятно и стыдно говорить о том, что случилось. Хорошо. Будем считать всю эту историю ошибкой. Так сказать, ошибкой молодости. Одной из тех, на которых учатся.

Он обнял Валю и слегка притянул к себе.

— Забудем обо всем этом, Валюша. Лучше поздно, чем никогда. Ну? Договорились?

— Нет, — тихо ответила Валя.

Кудрявцев отодвинулся и недоуменно переспросил:

— То есть как это «нет»? Что ты хочешь этим сказать?

— Приговор несправедлив. Я не могу с ним согласиться.

— Ах, вот как? — медленно произнес Кудрявцев. — Ин-те-рес-но. — Теперь он уже с трудом сдерживал раздражение. — «Не можешь согласиться»! Что же ты, скажи на милость, намерена делать?

— Не знаю, — устало ответила Валя. — Буду бороться.

Кудрявцев резко поднялся.

— Ты… сошла с ума!

Валя покачала головой.

— С Володей случилось несчастье, и я должна ему помочь. Вообще я уверена…

— В чем ты можешь быть уверена? — уже едва сдерживаясь, воскликнул Кудрявцев. — Что ты знаешь о жизни?

— Ты прав, — все тем же усталым голосом ответила Валя. — До сих пор я совсем не знала жизни. Не представляла себе, что такое может случиться.

— Перестань, — нетерпеливо взмахнул рукой Кудрявцев. — Это я во всем виноват! Простить себе не могу! Я должен был заставить тебя расстаться с этим парнем. Но я переоценил твой ум, твою способность разбираться в людях! Я виноват во всем, я, я!..

Он замолчал, задохнувшись от гнева.

Если бы дочь закричала, заплакала, стала бы защищать этого парня, Кудрявцеву было бы легче.

Но Валя сидела молча, как бы задумавшись. Его испугала ее внезапная отрешенность, явное безразличие к его словам, странная сосредоточенность. Кудрявцев вдруг почувствовал, что, по существу, Вали уже здесь нет, и чем дольше будет продолжаться этот разговор, тем дальше она будет уходить…

С новой силой он ощутил страх неотвратимо надвигающегося одиночества.

Валя поняла, о чем думает сейчас отец. Ей стало жалко его. Она встала с кровати, провела рукой по его редким, седеющим волосам и сказала:

— Не надо, папа! Ты ни в чем не должен обвинять себя. Но я ничего не могу поделать с собой. Я люблю Володю. Понимаешь, люблю! И тебя я тоже люблю.

— Валя, родная, разве обо мне речь! Но подумай о себе. Опомнись, постарайся увидеть вещи такими, каковы они на самом деле.

Кудрявцев лихорадочно подбирал слова, надеясь, что он еще сумеет переубедить дочь.

— Поверь мне, Валя, — продолжал Кудрявцев, — мне, отцу, человеку, который в три раза старше тебя! Ты придумала себе все это. Понимаешь, придумала! Я не могу желать тебе плохого. У меня ничего не осталось в жизни, кроме тебя. Настанет день, и ты уйдешь от меня. Но я хочу, чтобы ты ушла с человеком, который достоин тебя…

— Он достоин! — воскликнула Валя.

— Нет! — крикнул Кудрявцев, делая резкий жест рукой. — Я больше не хочу слышать об этом! Тебе просто жалко этого неудачника. Он сам виноват во всех своих несчастьях. Мне достаточно было поговорить с ним полчаса, чтобы увидеть его насквозь. Он озлоблен, во всем ищет плохое, не любит нашу жизнь…

— Нет! — перебила его Валя. — Он любит нашу жизнь! Но он хочет, чтобы она стала лучше, еще лучше!

— Он нигилист! — с негодованием крикнул Кудрявцев. — Скажите пожалуйста! Молокосос! Он хочет, чтобы наша жизнь стала лучше! И ты всерьез это повторяешь?

— Я верю в Володю! Верю вопреки всему, что о нем говорят!

«Все напрасно, — сказал себе Кудрявцев. — Этот разговор ни к чему не приведет. Переубедить ее невозможно. Если не пресечь все это, она наделает глупостей. Потом я никогда не прощу себе, что не проявил характера».

— Ну вот что, Валя, — твердо сказал Кудрявцев. — Я перестал бы уважать себя, если бы не позаботился о судьбе единственной дочери. Я требую, чтобы ты прекратила всякие отношения с этим человеком. Ясно? Ты должна дать мне слово…

— Нет! — твердо сказала Валя. — Пойми меня, папа! — добавила она уже спокойнее. — Я не могу. Я должна увидеть его.

— Но он же в тюрьме!

— Пусть. Я пойду к следователю и буду просить…

— Ты… моя дочь, — задыхаясь, проговорил Кудрявцев, — будешь просить свидания с этим… уголовником?

— Я должна это сделать.

— Ты сделаешь это вопреки моей воле? — спросил Кудрявцев.

— Я должна увидеть Володю. Я хочу поговорить с ним. Они обвинили его в том, что он сбил человека и не оказал ему помощи. Я должна увидеться с ним. И я добьюсь этого. Обязательно добьюсь! — твердо повторила Валя.

— Хорошо, — глухо сказал Кудрявцев. — Я сам поговорю с прокурором. Увижу его во вторник на партийном активе. Попрошу разрешить тебе свидание. Знать, что моя дочь обивает пороги милиции…

Он безнадежно махнул рукой и вышел из комнаты.

Во вторник Валя с нетерпением ждала отца, чтобы узнать, чем окончился его разговор с прокурором.

Но Кудрявцев сказал, что прокурора на активе не было и что завтра он постарается договориться с ним по телефону.

На следующий день отец, уже не ожидая вопроса дочери, сказал, что много раз звонил прокурору, но не мог застать его на работе. Еще днем позже сказал, что видел прокурора, но только мельком и они условились поговорить завтра. Но и завтра, по словам отца, разговор не состоялся, так как прокурора срочно вызвали в район. Он твердо обещал вернуться на другой день. Однако он не вернулся ни на другой день, ни через два дня…

Когда отец сказал Вале об этом, она пошла в свою комнату, села на кровать и заплакала.

Она плакала тихо, уткнувшись в подушку, чтобы отец не слышал. Потом встала, вытерла слезы. «Хватит! — сказала она себе. — Слезами делу не поможешь. Володя столько времени сидит в тюрьме, не имея от меня ни одной весточки. Наверное, он думает, что я всему поверила. Отшатнулась. Бросила его…»

Боже мой, как она могла жить все эти дни в полном бездействии!

На другой день, в девять часов утра, Валя вошла в кабинет следователя Пивоварова.

6. Письмо

Валя робко постучала в дверь, приоткрыла ее и неуверенно спросила сидевшего за письменным столом немолодого, полного человека в милицейской форме:

— Можно?..

Пивоваров хотел было сказать: «Обождите в коридоре». Такой фразой он обычно встречал непрошеных или слишком назойливых посетителей. Но лицо этой худенькой девушки с шапкой льняных волос показалось ему знакомым. Он кивнул головой и недовольно сказал:

— Входите.

Она вошла, но остановилась на полдороге от двери до письменного стола и сказала напряженным голосом, словно что-то сдавило ей горло:

— Я хочу получить разрешение на свидание с Владимиром Харламовым.

— С Харламовым? — медленно переспросил Пивоваров и откинулся в своем деревянном кресле. — Вы кто же ему будете?

— Это не имеет значения, — резко ответила девушка.

Пивоварову ее ответ не понравился.

— Как зовут? — сухо спросил он.

— Его? Но я же сказала…

— Это я знаю без вас. Ваше имя?

— Валя.

— Ва-ля! — с усмешкой повторил Пивоваров. — Разве так отвечают? Где работаете?

— Студентка пединститута, — растерянно ответила Валя. — Но какое это имеет значение?..