Борис Четвериков - Котовский. Книга 1. Человек-легенда
— Перебили?!
— Перебили.
— Вот это здорово! — воскликнул кто-то.
— Теперь жди, что явится карательный отряд…
— Не они н-нас, — поднялся со скамейки Котовский, — мы будем их карать. Не беда, что сейчас придется уйти. Мы уйдем с оружием, чтобы собраться с силами. Зато уж когда разгромим врагов, то это будет раз и навсегда.
— Ну так и мы с тобой! А? Возьмешь?
— Вот это дело!
Сразу стало ясно, как нужно действовать, и все разбрелись по домам, чтобы накормить коней перед отъездом да собрать пожитки.
4
Как быстрокрылая птица, облетел слух молдавские села и деревеньки: Котовский бьет захватчиков, Котовский собирает отряд! И отовсюду двигались по дорогам всадники — те, кто не хотел склонить подневольную голову.
«Рэзбунэтор нородник» — так назвал молдавский народ своего Котовского. Рэзбунэтор нородник. Народный мститель. Во имя человечности он должен быть беспощаден. Чтобы не было горя, он должен нести горе врагам, вести войну во имя мира. «Рэзбунэтор нородник!» — так говорили о нем простые люди. «Веди нас, Котовский!» — говорили они.
Не одной только Софье пришлось провожать до околицы своего Гришу. Со многих дворов выезжали и старые и молодые. Вон и юный Василь, перестрелявший «на всякий случай» полицейских. Вон и незаможник Иван…
Незаможник Иван, нескладный и некрасивый, всю дорогу жалел, что оставил дома новую уздечку:
— Понимаешь, совсем новая. Я ее на кукурузу выменял. И как я ее забыл — сам не пойму.
— А ты вернись, — советовали ему, — тут недалечко.
— Да там, поди, уже румыны?
Василь по-мальчишески лихо сидел на коне и особенно приосанивался, когда на деревенских улицах глазели на него девчата.
— Когда сражение-то будет? — спрашивал он земляков.
Пробовали строиться, но не было еще слаженности, и кони были домашние, без выучки.
У кого-то захромал конь, и хозяин в каждом селе искал кузнеца, чтобы сменить подкову.
Продвигались туда, на восток. И если сегодня въезжало в село десять всадников, то завтра выезжало оттуда вдвое больше.
Дни стояли облачные. Белые облака летели одно за другим, как клубы дыма. В запахах, приносимых ветром, угадывалась близкая весна. Когда он прилетал издалека, теплый, нагретый солнцем, даже голова кружилась от упоения. Все вокруг было в состоянии предчувствия. И люди, покинувшие свои семьи, не верили тому, что свершилось. Не могло это быть, чтобы у них отняли покой, труд, жилище, чтобы у них отняли родину и свободу! Все говорило о близком ликовании и торжестве. Да, они ушли, спору нет. Но разве они уходят навсегда?
Гнедой жеребец, белоножка, злюка, нетерпеливо танцует; под гладкой блестящей кожей играют мускулы; озорной глаз косит на придорожные кусты. Так бы вот и помчал, разбрызгивая пену! И чтобы шел пар от горячей холки, и чтобы копыта едва касались земли!
Всадник задумчив, и никто не хочет ему мешать. Всем кажется, что вот обдумает он все досконально, разработает план — и тогда все пойдет иначе, и не придется коням хвостами к врагу оборачиваться, и не придется все дальше уходить от родимых мест.
Задумался Григорий Иванович, крепко задумался. А дорога-то невеселая идет. Весна непременно настанет, но сейчас еще по-зимнему унылы поля и леса. Голые деревья печально шумят. Это ли Бессарабия, такая всегда нарядная, такая цветущая?!
Холод сковал реки. Жестокая зима оголила леса. И отовсюду приходят невеселые вести: оккупанты захватывают один за другим города и поселки Бессарабии. Идут уже расправы, и повсюду охотятся за всеми, кто проявил себя при Советской власти.
И, зная это, приходится терпеть! Надо стиснуть зубы и двигаться к Днестру, на восток, мимо этих рощ и полей!
Как знакома Котовскому каждая опушка леса, которую они проезжают! Всюду промчался он вихрем, всюду побывал.
Цокают копыта. Дорога извивается среди полей…
Участливым взглядом смотрел на своих земляков Котовский. Среди них он вырос, знал их песни, их труд, их медлительный танец. И теперь отступал с ними. И знал, что не на один день.
Они уходили. Тут ничего не поделать. Их провожали печальные холмы. Белые домики селений походили на родственников, вышедших проститься с отъезжающими. И долго смотрели вослед печальные окна.
5
Была остановка в большом молдавском селе. Степенно расспрашивали старики пришельцев, судачила молодежь с жеманными красавицами у ворот. Гремели ведра у колодцев. Поили коней. Пахло конским потом и кожей седел. Махорочный дым завивался кольцами.
Приветливо встречало гостей местное население:
— Далече держите путь?
— От села до села. Собираем большое из малого.
— Доброе дело. Найдете и в нашем селе надежных парней.
Котовский уверенно вошел во двор, обнесенный каменной оградой. Как странно! Прошло столько лет, свершилось столько событий… Жизнь швыряла Котовского из конца в конец, весь мир, казалось, перетряхнуло до основания. А дворик был тот же, ни малейшей перемены. И та же груша перед крыльцом… И на той же веревке развешаны циновки…
Котовский вошел в полутемные сени. Дом построен из чамура — кирпичей, изготовленных из земли, соломы и навоза. Внутри и снаружи выбелен глиной. Фасад дома светло-голубой. Стена, выходящая в сад, светло-розовая. И какие разводы по стенам: полосы и кружочки. Внутри дома — скамьи по стенам, большая четырехугольная печь — «груба», светло-зеленая, расписанная листьями и цветами. Дом опоясан завалинками и коридорами с деревянными колонками.
— Дорогой гость!
— Здравствуй, Леонтий! Узнал?
— Отца не узнаю, тебя — узнаю!
— А ведь давненько не виделись. Никак, лет двенадцать?
— Мы тебя и сто лет помнить будем!
С этими словами хозяин, красивый молдаванин, провел Котовского в дом.
— Хорошо у тебя, Леонтий! — произнес Котовский, оглядывая все убранство «каса-маре» — комнаты для гостей.
На самом деле, в комнате была безупречная чистота. А уж ковры, пожалуй, не хуже персидских.
— У меня и жена хорошая, — улыбнулся светлой улыбкой Леонтий, — и дети хорошие.
Котовский подумал:
«Жаль будет Леонтию расставаться с домашним теплом и менять его на тяжелую походную жизнь».
Но Котовский ничего не сказал Леонтию об этом. Он знал, что дружба сильнее, а фронтовая дружба — великое дело.
Тут появилась жена Леонтия — ласковая, приветливая. Потом и детей показал Леонтий: смуглого мальчика и смелую, как мальчишка, девочку.
«Хорошая семья у Леонтия, — думал Котовский. — Именно потому, что семья хорошая, Леонтий должен оставить ее, идти на ратный подвиг».
Котовскому казалось таким естественным всего себя без остатка отдать на служение людям. Только в этом и смысл жизни. Только в этом оправдание существования.
Котовский верил в людей. Он ни на минуту не усомнился в Леонтии. Леонтий поступит так, как должен поступить.
Они вместе полюбовались на детей. Славные ребята. Ради них, ради завтрашних поколений надо бесстрашно сражаться, надо по-хозяйски налаживать жизнь.
Котовский усадил ребятишек на колени. Леонтий с удивлением наблюдал, что дети не дичились, и сразу же подружились с этим веселым, сильным, крупным дядей, и уже болтали с ним непринужденно.
Тем временем хозяйка принесла большой кувшин, и они выпили с Леонтием по стакану хорошего виноградного вина за свободную Молдавию, за светлое будущее.
— Пусть тучи рассеются над нашей страной!
Мальчик и девочка почувствовали, что предстоит расставание. Они еще не ведали, что жизнь иногда бывает безжалостна. Облепили отца, вцепились в него ручонками. Они не могли придумать, что сказать, и только бормотали:
— Папа! Папа!
Они обнимали отца. Кто знает — может быть, обнимали в последний раз?
Третья глава
1
Знакомство Котовского с Леонтием связано с необычайными событиями, о которых многие помнят в Бессарабии.
В 1900 году Котовский окончил кокорозенскую школу, окончил с отличными отметками. Только теперь, расставаясь, поняли выпускники, что у них кончается на этом молодость, что они вступают в трудную неизведанную жизнь, что их связывают навсегда воспоминания о юных, беспечных годах. Пусть не очень сытная, пусть не лишенная огорчений — все же это была хорошая пора!
— Ты куда идешь работать? — спрашивали выпускники друг друга.
— Я буду садовником в имении Вишневского, — сообщил Димитрий Скутельник.
— А я буду работать в бессарабском училище виноделия.
— Ого! Значит, выпивка нам обеспечена!
— И букет роз из оранжереи Скутельника!
— А ты, Котовский?
— Управляющим в имении Скоповского.
— Ты-то сделаешь карьеру!
— Тем более, что у Скоповского, говорят, есть красивая дочка…
