Евгений Марысаев - Голубые рельсы
Каштан лукавил перед самим собою. Выжечь не мог: она была везде независимо от его воли. Что-то предпринять, даже заговорить первым — одна эта мысль казалась Каштану невозможной. Легче, казалось, смерть принять. Но самым ужасным для Каштана было то, что он сознавал, что из всего этого никогда ничего не получится: он, деревенский парень, мужик, и она, такая царевна, из столицы, такая… Она была для него самой яркой звездой, что каждый вечер поднималась над Дивным, звездой ослепительной и — недосягаемой.
Слава Дивного росла изо дня в день. Крошечный разъезд, ранее упоминавшийся не на всех областных картах, теперь чуть ли не ежедневно мелькал на страницах центральных газет. «Комсомолка» ввела постоянную рубрику: «БАМ». Приезжали всё новые ударные строительные отряды из союзных республик, областей и больших городов: «Комсомолец Азербайджана», «Комсомолец Узбекистана», «Комсомолец Донбасса».
Значительная часть их оседала в Дивном — фронт работ тут был огромный. В кратчайшие сроки намечалось построить здесь современный город на двадцать с лишним тысяч жителей. Остальные строители растворялись по многоверстной трассе до Ардека в МО (мостоотрядах), у туннельщиков, мехколонновцев, лесорубов. Из бойцов в поселке уже сколотили около ста строительных бригад.
Срочным порядком возводились щитовые сборно-разборные дома, в первую очередь под общежития и столовые. Но в большинстве новоселы устраивались в цельнометаллических жилых вагончиках, которые прибывали в Дивный состав за составом. По комфорту они ничем не уступали благоустроенным общежитиям.
Огромная сопка, возле которой сиротливо притулился старый Дивный — вокзальчик и несколько покосившихся, вросших в землю изб, где обитали люди пожилые, коренные жители, — облысела от вырубки для строений почти до самой вершины. На фоне морщинистых коричневых скал зажелтели дощатые дома, кирпичные и панельные здания.
Будущий город, заполонив долину, двинулся на штурм сопки. Едва вырублена просека, заложен фундамент первого дома, а уже кто-то прибил к лиственнице указатель: «Проспект Комсомольский», «Проспект Космонавтов», «Проспект Звездный». Все хотели жить только на проспектах, поэтому в Дивном не было ни улиц, ни переулков.
Невысокую лобастую сопочку, буйно поросшую лиственницами, которая прикрывала Дивный с восточной стороны, окрестили сопкой Любви: на ней гуляли влюбленные парочки. Только за один месяц отпраздновали двенадцать молодежно-комсомольских свадеб.
Начальство за голову хваталось: ведь семейным надо дать или отдельный вагончик, или комнату в общежитии. Но разве всех так скоро расселишь!
На постоянную базировку в поселок прибыли авиаторы — вертолетчики и пилоты тихоходных «АН-2», «Аннушек», или «кукурузников», незаменимых и в наше время сверхзвуковых скоростей. Вертолетов было четыре: один небольшой, «МИ-4», выполнявший роль воздушного извозчика, и три гигантских, черных от копоти, с куцыми крылышками «МИ-6А»; в дюралевом чреве его свободно помещался тяжелый и внушительный, как танк, вездеход «новосибирец».
Неподалеку от конторы управления стройки (управление недавно перевели в Дивный из районного города) на гранитной площадке расчистили от леса пятачок для вертолетов; для «Аннушек» с помощью бригады «хлопушников» (взрывников) соорудили взлетно-посадочную полосу-коротышку: разбег у «кукурузников» — считанные метры. Привычной стала такая картина: «МИ-6А» цепляет толстыми, в руку, тросами экскаватор, бульдозер или части стальных конструкций моста и развозит технику по участкам трассы.
Вертолетчики долго ломали голову над тем, как перевозить жилые вагончики. Сравнительно легкие, на высоте от ветра и вибрации они начинали раскачиваться. Иногда их приходилось сбрасывать над тайгой: от раскачки вертолет мог потерять управление. Выход нашел командир вертолетчиков. Он предложил в качестве стабилизатора крепить к вагончикам огромные березы. Пушистый зеленый хвост глушил раскачку. Но все-таки изредка, вопреки законам физики, на высоте вагончик начинал болтаться, как маятник. Неотрывно следящий за поведением груза пилот немедленно нажимал рычаг — и домик на полозьях стоимостью в четыре тысячи рублей вдребезги разбивался в каком-нибудь глухом таежном урочище. С потерями не считались. Не считались и с расходами. Часовой прогон «МИ-6А», например, стоит две с половиной тысячи рублей. До Ардека двести верст. Выходит, что доставить в Ардек жилой вагончик с порожним обратным прогоном обходится в пять тысяч — больше стоимости самого вагончика.
Дивному понадобился путеукладчик — его монтируют досрочно, отгружают без всякого промедления и везут через Урал, Сибирь, Дальний Восток с зелеными светофорами. На станции плакаты: «БАМу — зеленую улицу!» Великая магистраль нужна стране в кратчайшие сроки…
К радости строителей, в промтоварном вагончике появилась наимоднейшая японская, итальянская, французская одежда и обувь, дефицитная даже для столицы; в продовольственном — диковинные в этих краях апельсины, бананы, ананасы. Монголы прислали в подарок строителям пятнадцать тысяч овчинных полушубков. То и дело разгружали контейнеры с дарственными книгами. «Дорогим строителям БАМа от школьников Закарпатья». От мурманских рыбаков. От комсомольских организаций Крыма… Частыми гостями на трассе стали знаменитые артисты, на концерты которых невозможно достать билеты даже в Москве.
На общем комсомольском собрании постановили: в кратчайший срок написать песню о БАМе. Был объявлен конкурс. Лучшей признали «Трассу мужества» на стихи Эрнеста. Он написал их за одну ночь. Припев этой песни написали при въезде на проспект Павла Корчагина, на огромном щите из жердей лиственниц (буквы состояли из скрепленных проволокой лиственничных веток):
Мы идем навстречу новым песням,За одной сияющей мечтой.Если надо — мы проложим рельсыМеж Венерой, Марсом и Землей.
Ребятам песня нравилась, но сам Эрнест считал, что с прокладкой рельсов до Венеры и Марса он здорово «загнул».
От журналистов не было отбоя. Корреспондент «Комсомолки», нескладный долговязый парень лет тридцати, ходил с бригадой путеукладчиков на смену и жил в бригадных вагончиках недели две кряду. Он измучил парней вконец. Такого недотепу они еще не видывали. Опускают звено — будто нарочно, он стоит под шпалами; платформа с пакетом на него ползет, а он и в ус не дует, строчит, сидя на рельсе, в своем блокноте.
Каштан парень терпеливый, но и он взорвался, отругал его как следует. А тот в ответ смотрел сквозь толстые стекла очков своими черными, детски-наивными глазами — сердиться на него было невозможно. Вскоре в газете появилась большая, на всю полосу, статья — «Бригадир». Корреспондент оказался парнем толковым, наблюдательным. Обрисовал Каштана таким, какой он есть на самом деле, ничего не приукрасил. И как бригадир здорово умеет работать, и как крепко он обругал его, журналиста, за ротозейство возле путеукладчика. Статья была с портретом Каштана. Кое-кто из начальства стал теперь называть бригадира по имени-отчеству…
Еще совсем недавно жаловались вертолетчики, что то и дело «проскакивают» мимо Дивного. Не город, мол, а одно название, сверху почти незаметен: зеленые вагончики слиты с тайгою, только начатые деревянные постройки похожи на нагромождения деревьев, вынесенных на берег паводным Урханом.
Сейчас вертолетчики этого уже не говорили. Город был виден за много верст. Особенно клуб, который строили в субботники. Когда его закончили, вздохнули, загрустили: внешне клуб смахивал на конюшню. Эрнест предложил чем-то украсить строение. Одни взялись сооружать деревянные башенки на крыше, другие — сосновые колонны перед фасадом, третьи из толстого кедрача вырубили гривастого льва с ощеренной пастью. Переборщили. Эрнест и художники стенгазеты разрисовали дощатые стены, башенки и колонны яркими, солнечными красками, на фасаде написали скачущими разноцветными буквами: «ДВОРЕЦ КУЛЬТУРЫ». Это чтобы было понятно приезжим. А то их брала оторопь при виде столь необычного сооружения.
Зато столовая, она же ресторан «Медвежий угол», щитовой сборно-разборный дом, получилась что надо. Ее собирали в первую очередь. Перед крыльцом — длинный жердяной навес с пучками пихтовой хвои на стойках. Под навесом расставлены чурбаны. Потолще и повыше — столы, ниже и уже — табуреты. На каждом столе в граненых стаканах красуются блеклые северные цветочки вперемешку с жарками. Хотя здесь, под навесом, тучами висит мошка и вечерами тянет с Урхана промозглой сыростью, но все равно, получив на раздаче еду, строители трапезничают на свежем воздухе. Так веселее, экзотичнее. Тут же стоит жердяной теремок, крытый толстой полиэтиленовой пленкой. На крыше — славянская вязь букв, составленных из кедровых веток: «БУФЕТ БУДУЩЕГО». Там стоят большие коробки с шоколадом, компотом, печеньем, сигаретами, спичками. Буфет без продавца. Клади деньги, отсчитывай сдачу, бери товар. «Буфет будущего» решили открыть на общем собрании. Каждый вечер заведующая столовой недоверчиво щелкает костяшками счет, сидя в теремке, подсчитывает выручку. Выручка всякий раз немного превышает стоимость проданного товара: с медяками в Дивном туговато.
