Василий Шукшин - Киноповести
— А у вас печать есть? Больничная...
Старушка рассердилась.
— Тебе чего надо-то? Что ты привязался ко мне?
— Ладно, спи.
Максим вышел, осторожно прикрыв за собой дверь.
В девять часов он пошел на стройку, отпросился с работы и направился в поликлинику.
В белой стеклянной стенке — окошечко, за окошечком — белая девушка. Она долго «заводила» на Максима карточку, потом подала ему талончик. Максим посмотрел — четырнадцатая очередь, на тринадцать тридцать.
— А поближе нету?
— Нет.
— Девушка, милая...— Максим почувствовал, что опять начинает говорить жалостливым тоном, но остановиться не мог.— Девушка, дайте мне поближе, а? Мне шибко надо. Пожалуйста.
Девушка не глядя на него порылась в талончиках, выбрала один, подала Максиму. И тогда только посмотрела на него. Максиму показалось, что она усмехнулась.
«Милая ты моя,— думал растроганный Максим.— Смейся, смейся — талончик-то вот он». Его очередь была шестой, на одиннадцать часов.
У кабинета врача сидело человек десять больных; Максим присел рядом с пожилым мужчиной, у которого была такая застойная тоска в глазах, что, глядя на него, невольно думалось: «Все равно помрем все».
«Прижало мужика»,— подумал Максим. И опять вспоминал о матери и стал с нетерпением ждать доктора.
Доктор пришел. Мужчина, еще молодой.
Вышла из кабинета женщина и спросила:
— У кого первая очередь?
Никто не встал.
— У меня,— сказал Максим и почувствовал, как его подняла какая-то сила и повела в кабинет.
— У вас первая очередь?— спросил его мужчина с тоской в глазах.
— Да,— твердо сказал Максим и вошел в кабинет совсем веселым и, как ему показалось, очень ловким парнем.
— Что?— спросил доктор, не глядя на него.
— Рецепт,— сказал Максим, присаживаясь к столу.
Доктор чего-то хмурился, не хотел подымать глаза.
— Какой рецепт?— Доктор все перебирал какие-то бумажки.
— На змеиный яд.
— А что болит-то?— доктор поднял глаза.
— Не у меня. У меня мать болеет, у нее радикулит. Ей врачи посоветовали змеиным ядом.
— Ну, так?..
— Ну а рецепта нету. А без рецепта, вы сами понимаете, никто не даст.— Максиму казалось, что он очень толково все объясняет.— Поэтому я прошу: дайте мне рецепт.
Доктора что-то заинтересовало в Максиме.
— А где мать живет?
— В Сибири. В деревне.
— Ну?.. И нужен, значит, рецепт?
— Нужен.— Максиму было легко с доктором: доктор нравился ему.
Доктор посмотрел на сестру.
— Раз нужен, значит, дадим. А, Клавдия Николаевна?
— Надо дать, конечно.
Доктор выписал рецепт.
— Он ведь редко бывает,— сказал он.— Съезди в двадцать седьмую. Знаешь где? Против кинотеатра «Прибой». Там может быть.
— Спасибо.— Максим пожал руку доктору и чуть не вылетел на крыльях из кабинета — так легко и радостно сделалось.
В двадцать седьмой яда не было.
Максим подал рецепт и, затаив дыхание, смотрел на аптекаря.
— Нет,— сказал тот и качнул седой головой.
— Как «нет»?
— Так, нет.
— Так y меня же рецепт... Вот же он, рецепт... Вот же он, рецепт-то!
— Я вижу.
— Да ты что, батя?— с таким отчаянием сказал Максим.— Мне нужен этот яд.
— Так нет же его, нет — где же я его возьму? Вы же можете соображать — нет змеиного яда.
Максим вышел на улицу, прислонился спиной к стене, бессмысленно стал смотреть в лица прохожих. Прохожие все шли и шли нескончаемым потоком... А Максим все смотрел и смотрел на них и никак о них не думал.
Потом еще одна мысль пришла в голову Максиму. Он резко качнулся от стены и направился к центру города, где жил его брат.
Квартира у Игната премиленькая. На стенах множество фотографий Игната; и так и эдак сидит Игнаха — самодовольный, здоровый,— напряженно улыбается.
Максима встретила жена Игната, молодая крупная женщина с красивым, ничего не выражающим лицом. Привстала с тахты...
— Здравствуй, Тамара,— поздоровался Максим.
— Здравствуй.
Максим сел в кресло, на краешек.
— Ты что, не работаешь сегодня?— спросила Тамара.
— Отпросился,— откликнулся Максим, доставая сигареты.— Можно я закурю?
— Кури, я сейчас окно открою.
С улицы в затхленький уют квартиры ворвался шум города.
Максим склонился руками на колени.
— Ты чего такой? Заболел?
— Нет.— Максим распрямился.— У тебя знакомых аптекарей нет? Или врач, может?..
— Н-нет... А зачем тебе?
— Мать у нас захворала. Надо бы змеиный яд достать, а его нигде нету. Весь город обошел — нигде нету.
— А што с ней?
— Радикулит, гад такой.
— Нет у меня таких знакомых. Может, у Игната?..
— Он скоро приедет?
— А он не уезжал никуда.
— Как?.. А мне мать написала...
— Они хотели ехать... в Болгарию, кажется, а потом отменили. Он там сейчас — в цирке.
— Я тогда пройду к нему.— Максим встал.
— Ты что-то не заходишь к нам?..
— Да все некогда... Ну, пока.
— Господи, Максим!.. Я совсем забыла сказать: мы же завтра домой едем. Туда — к вам.
— Да?
— Конечно.
Максим долго стоял в дверях, смотрел на Тамару.
— У нас Степан пришел,— к чему-то сказал он.
— Это который в тюрьме был?
Максим улыбнулся.
— Он один у нас...
— Ну, да, я понимаю. Он пришел, да?
— Ага, пришел. А вы когда едете?
— В восемь, кажется.
— Я, наверное, успею проводить.
— Приходи, конечно,— разрешила Тамара.
— Ну, пока — до завтра.
— До свиданья.
ИгнатВахтер в цирке поднялся навстречу Максиму.
— Вам к кому?
— К Воеводину Игнату.
— У них репетиция идет.
— Ну и что?
— Репетиция!.. Как «что»?— вахтер вознамерился не впускать.
— Да пошли вы!— обозлился Максим, легко отстранил старика и прошел внутрь.
Прошел пустым, гулким залом.
На арене, посредине, стоял здоровенный дядя, а на нем, одна на другой,— изящные, как куколки, молодые женщины.
— Але!— возгласил дядя. Самая маленькая женщина на самом верху встала на руки.— Гоп!— приказал дядя. Маленькая женщина скользнула вниз головой.
Максим замер.
Дядя поймал женщину. И тут с него посыпались все остальные.
Максим подошел к человеку, который бросал в стороне тарелки.
— Как бы мне Воеводина тут найти?
Человек поймал все тарелки.
— Что?
— Мне Воеводина надо найти.
— На втором этаже. А зачем?
— Так... Он брат мой.
— Вон по той лестнице — вверх.— Человек снова запустил тарелки в воздух.
Игнат боролся с каким-то монголом. Монгол был устрашающих размеров.
— Э-ээ... Друг ситцевый!— весело орал Игнат.— У нас так не делают. Куда ты коленом-то нажал?!
— Сево?— спросил монгол.
— «Сево, сево!» — передразнил сердито Игнат.— На душу, говорю, наступил! Дай-ка я тебе разок так сделаю...
Монгол взвыл.
— А-а!.. Дошло? Игнат слез с монгола.
— Максим!.. Здорово. Ну, иди, погуляй пока,— сказал он монголу.— Я с брательником поговорю. Здоровый, бугай, а бороться не умеет.
— Неужели ты его одолеешь!— усомнился Максим.
— Хошь, покажу?
— Да ну его. Игнат, я письмо получил из дома...
Пошли в уборную Игната.
— ...Але!— возвещает дядя на манеже.— Гоп!— Маленькая женщина опять бесстрашно скользит вниз.
Человек с испитым лицом бросает вверх тарелки и поет под нос (для ритма, должно быть):
«...Или я не сын страны,—Или я за рюмку водкиНе закладывал штаны...»
Какой-то шут гороховый кричит в пустой зал:
— А чего вы смеетесь-то? Чего смеетесь-то? Тут плакать надо, а не смеяться. Во!
— Ну, как они там? Я ж еду завтра к ним!— вспомнил Игнат.
— Мать захворала...
— Но? Что с ней?
— Радикулит. Степка пришел.
— Пришел? Ну, это хорошо. А отец как? Верка...
— Игнат, надо достать змеиного яда. Матери-то. Я второй день хожу по городу — нигде нету.
— Змеиный яд... Это лекарство, что ли?
— Но.
— Тэк, тэк, тэк...— задумался Игнат.— Счас я отпущу своего чайболсана и пойдем ко мне. Попробую дозвониться до кого-нибудь.
Игнат ушел.
Максим стал рассматривать фотографии брата на стенах. Их тут было великое множество - Игнат так, Игнат эдак: сидит, стоит, борется, опять стоит и улыбается в аппарат. Лента через плечо, на ленте медали.
— ...Ну а ты как живешь?— вернулся Игнат. Стал одеваться.
— Ничо.
— Все на стройке вкалываешь?
— На стройке.
— Эхх... Максим, Максим...
— Ладно, брось про это.
— Чего «брось»-то? Чего «брось»-то? Жалко же мне тебя, дурака. Упрямый ты, Максим, а — без толку. Так и загнешься в своем общежитии!
— Загнусь — схоронишь. И все дело.
— Дело нехитрое. А ты лучше подумай — как не пропасть! Такой красивый парнина, а...