Евгений Поповкин - Семья Рубанюк
— Наблюдай теперь ты, Саша, — попросила Мария. — Сниму, если появятся.
— Появились, — откликнулась Шляхова чужим, хриплым голосом. — Видишь?
Два солдата шли во весь рост к упавшему. Один из них в нерешительности остановился. Этого для Марии было достаточно. Она выстрелила.
Из траншеи ликующе кричали:
— Еще! Уу-ух, молодцы дочки!
Саша подумала о том, что немцы уже догадались о появлении снайперов, может быть их наблюдатели уже засекли их с Марией.
— Давай на запасную, — приказала она, овладев собой. — Потом я…
Вжимаясь в снег, Мария стала переползать на запасную позицию. Едва она положила на бруствер винтовку, со стороны немецких окопов яростно застрочил станковый пулемет, затем другой. Низко, над самой головой, засвистели пули. Вобрав голову в плечи и закрыв глаза, Мария слушала, как пули с сухим чмоканьем впивались сзади и справа в снежный наст.
«Саша… Сашенька!..» Мысль о том, что подруга не успела уползти, обожгла Марию, и она лихорадочно придумывала, что предпринять.
Пулеметы били почти без промежутков, попеременно, и девушка не смела поднять голову.
— Сигай сюда! — тревожно крикнули ей из дзота. — Шибче!
Было бы сейчас самым благоразумным укрыться от пулеметного огня в дзоте, но тревога за подругу сковала Марию.
Прошла минута, может быть две. В дзоте замолчали. Вверху вдруг прошуршал, удаляясь, снаряд и через секунду разорвался в расположении врага. Урчание повторилось правее, потом пронеслись слева один за другим еще несколько снарядов. Разрывы слились в сплошной грохот.
Немецких пулеметов уже не было слышно, и Мария отважилась приподнять голову. По всей линии вражеских окопов рвались снаряды, вздымались глыбы снега, перемешанного с землей, клубился черный дым.
Мария оглянулась: к ней подползла Саша. Вместе они бросились к дзоту. Маскировочный халат Марии зацепился за деревянную обшивку. Девушка от неожиданности упала, и тотчас же чьи-то руки помогли ей подняться и протиснуться в узкий проход.
Учащенно дыша, подруги присели на землю. Несколько солдат сидели на корточках и с любопытством разглядывали их. Сидеть так, молча, было неудобно.
— Попить у вас есть, ребята? — спросила Шляхова. Солдат с красными припухшими веками протянул ей котелок.
Канонада разрасталась все сильнее: в перестрелку включились немецкая артиллерия, минометы. После каждого близкого разрыва, с потолка сыпалась земля, позвякивали котелки.
— Это из-за вас такая каша заварилась, — сказал солдат, принимая котелок от Саши. По голосу его трудно было определить, осуждает он или одобряет девушек.
— Из-за нас? — спросила Мария.
— Не слышите разве? Вот дают!..
Пожилой усач, который несколько минут назад успокаивал Сашу после ее первого выстрела, задумчиво проговорил:
— Набрались дочки страху, так это не беда. Когда я впервой фашиста на штык поддел, тоже испужался.
— И вовсе я не испугалась, — ответила Саша и неуклюже придумала: — У меня песок набился в винтовку.
— Хочешь, почищу? — спросил услужливо солдат в прожженной на боку шинели и в цигейковой ушанке с болтающимися завязками. Он стал проворно доставать ветошь, оружейное масло.
— Нет, нет, я сама вычищу! — запротестовала Саша.
— Это именная, — пояснила Мария таким значительным тоном, что сидящие рядом солдаты потянулись взглянуть на Сашину винтовку.
Перестрелка мало-помалу затихла. Саша и Мария намеревались продолжать «охоту» из траншеи, но передали, что командир батальона вызывает их к себе на командный пункт.
Девушки, огорченные этим обстоятельством, выбрались из обстреливаемой зоны; достигнув перелеска, отряхнули свои маскхалаты и пошли уже знакомой тропкой.
— Наверно, попадет нам, что такую кутерьму подняли, — высказала опасение Мария, растирая варежкой сизый от холода вздернутый носик.
— Ну и пусть! Зато на счету имеем по одному. — Саша скосила на подругу сияющие от счастья голубые глаза.
Разобраться в сложных чувствах, которые по-разному испытывали сейчас обе, побывав впервые на передовой и впервые стреляя по врагу, они смогли лишь много времени спустя. Сейчас же девушки способны были думать только об одном: они не опозорились, не струсили, их похвалили бывалые фронтовики! Вернуться после «охоты» с пустыми руками было бы самым обидным. Уничтожив двух врагов, они утвердили свое право сражаться в одном ряду с мужчинами.
Это наполняло девушек такой радостью, что все остальное казалось им не столь важным.
В длинной и низкой, перегороженной надвое землянке сидели за столиком, врытым в землю, командир полка Каладзе и хозяин землянки майор Лукьянович.
Пока ординарец комбата и повар, стуча алюминиевой посудой, накрывали на стол, Каладзе, щуря карие, в густой опушке светлых ресниц, глаза и морща в улыбке смуглое лицо с коротко остриженными рыжими усиками, рассказывал:
— Сейчас затруднений таких нет… А вот когда Ловать разлилась, помнишь, майор? Дорог нет, грязь, ай, ай! Сухарями не могли людей обеспечить. Хоть плачь… Во втором батальоне по три дня — один чай. Пошел поговорить, дух поднять. Спрашиваю одного автоматчика: «Плоховато, кацо?» — «Ничего, товарищ майор, нормально». — «Что ел сегодня?» — «Борщ с мясом ел». А глаза смеются. Вот сукин сын! Другого спрашиваю. «Щи». Никто не жалуется. Один стоит, Качехидзе ему фамилия, стоит и смеется. «И ты ел щи?» — «А как же! Хороший щи. Только, товарищ командир, — с акцентом так говорит, — если бы нымно-ожечко болшэ крупы и нымно-ожечко меншэ воды».
В дверь просунул голову часовой:
— Товарищ майор. Тут эти пришли… которых вызывали.
Лукьянович, слегка прихрамывая, вышел из землянки и сейчас же вернулся, пропуская вперед Сашу Шляхову и Марию.
— А-а, снайперята!
Каладзе грузно поднялся, шагнул навстречу, долго и крепко жал руки краснеющим от радостного смущения девушкам:
— Поздравляю, поздравляю… Молодцы дивчатки!
— А все-таки я еще проверю, — добавил он, — как вы ориентируетесь в выборе огневой позиции и маскируетесь…
Пожимая руки девушкам, Лукьянович добродушно ворчливо сказал:
— Весь батальон переполошили. Командир дивизии звонил: «Что за сражение у тебя идет?» — «Артиллеристы снайперят прикрывают, докладываю. Попали, говорю, под пулеметный огонь, а артиллерийский наблюдатель донес своему начальству…»
— Потом расскажешь, — прервал его Каладзе. — За столом… Они же голодные, наверно. Еще ночью поднялись.
— Ой, спасибо, товарищ майор!
— Мы дома пообедаем.
— «Спасибо» потом будешь говорить.
Уступая настояниям Каладзе и комбата, девушки остались. Они здорово проголодались, а в землянке так вкусно пахло жареной картошкой и мясом, что Мария, потянув носом и неприметно ущипнув Сашу, скороговоркой шепнула:
— Ой, пахнет! Слышишь?
Помогая Марии снять маскхалат с полушубка, Саша спросила:
— Как Нина с Клавой? Не знаете еще?
— Из роты звонили сюда. Клава счет открыла. Но у них тише…
Без полушубков, ушанок и больших халатов, делавших девушек похожими на белых медвежат, они приобрели свой обычный вид. Обе румянощекие, в одинаковых аккуратно подогнанных гимнастерках, девушки были так похожи, что Каладзе спросил:
— Сестры?
— Подруги.
Каладзе усадил Сашу рядом. Лукьянович примостился на каком-то ящике, с краешка…
— Вам неудобно? — забеспокоилась Саша.
— Ничего. Мне выходить придется.
Подвигая Саше тарелку, Каладзе поинтересовался:
— Украинка?
— Да. С Запорожья.
— Вижу, что украинка. По выговору и по внешности. А напарница?
— Москвичка.
— Хорошо начали. Бейте, чтоб знали, какие у нас дивчата!
Подали чай, когда Лукьяновича вызвали к телефону. Вернувшись, он сообщил:
— Капитан Касаткин докладывал. Еще одного сняли ваши. Спицына, что ли? Есть такая?
— Синицына, Ниночка!..
Девушки радостно всплеснули руками.
— Рано мы ушли, — с сожалением сказала Мария.
К себе в землянку они попали только перед вечером.
— Дивчата! Люба, Зоя, поздравляйте! Два! — крикнула Мария, первой ворвавшись в землянку. — Не расстраивайтесь. Завтра и вы пойдете.
Зоя и Люба слушали оживленные рассказы Саши и Марии, и по лицам их было видно, как они завидуют.
Минут через десять пришла и вторая пара, в сопровождении Касаткина. Капитан, задержавшись у порога, сбивал варежкой снег с валенок.
— Вон в уголке веничек, товарищ капитан, — сказала Зоя Прасолова.
— Вы, Шляхова, допустили с Назаровой ошибку, — сказал он, присаживаясь. — Менять позицию надо не тогда, когда вас обнаружил противник. У артиллеристов есть иные задачи, чем прикрывать своим огнем снайпера.
— Мы не виноваты, товарищ капитан, — отрезала Саша самолюбиво. — И никого не просили нас прикрывать…
