Мечты сбываются - Лев Маркович Вайсенберг
В проходной, за перегородкой, стоял мужчина, одетый не то по-городскому, не то по-деревенски, с толстой палкой в руке. Едва Баджи показалась, лицо мужчины расплылось в приветливую улыбку.
— Сулейман! — радостно воскликнула Баджи. — Какими судьбами?
— Направили меня, Баджи-ханум, наши крестьяне делегатом на Первый съезд колхозников-ударников Азербайджана — вот и очутился я у вас в Баку.
— Добро пожаловать!
— А сейчас я пришел сюда передать от наших крестьян колхозный товарищеский привет. Они до сих пор вспоминают «Могилу имама» и благодарны товарищам актерам… Извини, Баджи-ханум, за беспокойство!
— Такое беспокойство я готова терпеть каждый день! Спасибо тебе, товарищ Сулейман, за привет, но не лучше ли будет, если ты зайдешь в театр и сам передашь привет нашим актерам, будешь нашим гостем? У нас как раз только что закончилась репетиция.
Сулейман замялся:
— Я, Баджи-ханум, не один — там, на улице, меня дожидаются земляки, товарищи делегаты.
— Зови и их!
— Если позволишь…
Сулейман заковылял к выходу и тут же вернулся, ведя за собой нескольких сельчан.
Двух из них Баджи сразу же узнала:
— Зарифа! Дедушка Фарзали! Ну, входите же, входите, друзья!
Старик вахтер заколебался: пускать ли всех? Но Баджи коротко бросила:
— На мою ответственность!
И хозяйским жестом широко раскрыв калитку проходной, пропустила гостей за кулисы, в свою уборную.
Не прошло и минуты, как за кулисами стало известно о приходе колхозников. Маленькая уборная наполнилась до отказа. Пришлось перейти в актерское фойе.
Усевшись в углу за круглым столом, принялись вспоминать о днях, когда бригада ездила по районам. В непривычной обстановке гости чувствовали себя несколько смущенно, но тут подоспел чай с угощением, и разговор оживился.
— Теперь в такую чушь, как могила имама, у нас уже никто не верит, — сказал Сулейман.
— Разве только самые древние старухи, — добавил дедушка Фарзали.
А Зарифа поправила его:
— И темные старики!
Разговор зашел о колхозах.
— Помню, ты сетовал, что женщины ваши плохо идут в колхоз, — сказала Баджи.
— После того как вы у нас побывали, они свой самостоятельный колхоз организовали. Вон сестры наши из Баку уже давно на сцене играют, а мы, что ли, не сумеем засеять и собрать хлопок? Мы, говорят, не глупей мужчин — справимся и без них. Ну, выделили им участок земли, лошадей, тягло, инвентарь, и засеяли наши женщины два десятка га хлопка. — Сулейман бросил взгляд на Зарифу. — Она у них была главной, председательницей.
Зарифа вдруг чего-то застеснялась, прикрыла рот платком:
— Хватит тебе, Сулейман…
Баджи спросила:
— А как работал женский колхоз?
Сулейман досадливо махнул рукой:
— Ясно как — плохо!
Баджи укоризненно заметила:
— Ты чего это, Сулейман, так ополчился на женщин — может быть, какая-нибудь не угодила?
Теперь пришла очередь смутиться Сулейману:
— Не в том, Баджи-ханум, дело, что кто-то мне не угодил, а в том, что женщины наши перемудрили: не следовало им дробить, распылять наше колхозное хозяйство. В районном центре им это растолковали и посоветовали ликвидировать их колхоз.
— Ну и как?
— Поартачились наши женщины с недельку, а потом свою же выгоду поняли и вошли в общий колхоз, теперь работают с нами рука об руку.
— Выходит, значит, что женщины в самом деле не глупей мужчин! Так ведь?
Сулейман улыбнулся:
— Выходит, что так!
Он и Зарифа обменялись дружелюбными взглядами, и Баджи поняла: мир полностью восстановлен…
О том, что в театр явились колхозники, узнал и Хабибулла. Он покривился: мало того, что к ним выезжала агитбригада, они еще приперлись в театр, за кулисы. Нет покоя от мужичья!
Но он все же не утерпел и заглянул в актерское фойе.
Вот они, эти колхозники! Простые мужицкие лица, грубые руки, запах земли, пота, дешевого табака.
Было в этих незнакомых людях что-то напоминавшее Хабибулле крестьян, каких он встречал в детстве. Его отец, покойный Бахрам-бек, находился с ними в непрестанной тяжбе из-за спорных участков, из-за права на воду, из-за всевозможных видов податей. Это они однажды взбунтовались против Бахрам-бека, захватили его землю, пригрозили убить. Из-за них вынужден был Бахрам-бек покинуть родные края и умереть на чужбине. Из-за них пришлось молодому Хабибулле изведать горечь унижений.
Но было в этих людях, сидевших сейчас в актерском фойе и дружески беседовавших с актерами, и нечто такое, что решительно отличало их от крестьян, каких Хабибулла привык видеть с детства. Быть может, их одежда? Да, отжили свой век крестьянская, пропахшая потом папаха-косматка, рваный, ветхий бешмет, лапти из сыромятной кожи с закрученным, поднятым вверх носком. И все же не в этом было разительное отличие… Откуда-то появились сознание собственного достоинства, свобода в разговоре с актерами, будто с ровней. Посмотреть только на этого инвалида и на эту женщину в платке!
Сидеть рядом с ними и слушать, как это мужичье выхваляется своими успехами на земле, которая, быть может, принадлежала его отцам и дедам, тем, чей род восходит к древнейшим властительным фамилиям Азербайджана? Нет, это для него, Хабибуллы-бека, превыше сил!
С деловитым видом взглянув на часы, Хабибулла шепнул стоящему поблизости актеру:
— К сожалению, я принужден покинуть наших гостей — меня вызвали в Наркомпрос, мне пора идти…
Спустя несколько дней съезд колхозников ударников Азербайджана закрылся.
Разъехались по всей республике его участники. Уехали Сулейман, Зарифа, дедушка Фарзали.
Но память о них в душе Баджи жила, и долго еще с особым вниманием следила она за жизнью и событиями тех мест, где побывала.
Было не мало радостей и огорчений, приходивших из тех мест, но одно Баджи твердо знала, как в минуты радостей, так и в минуты огорчений,
