Виталий Закруткин - Сотворение мира
— За скотом будут присматривать дядя Филя, дядя Горюшкин и Паночка Бендерскова. Там народа хватит. И грузины из колхоза помогут — они люди добрые.
— Ты уж, Андрей Митрич, племянничку мою не обижай, — вмешался Егор Иванович, — раз такое решение принято, надо его сполнять. Да, по правде сказать, у вас мы будем нужнее. Девчата санитарные курсы прошли, и по этому самому радио их трошки обучали, они вам пользу принесут. Ну, а я, как тебе, Митрич, известно, еще в ту войну в горах воевал и к тому же снайпер.
— О тебе, старый казак, разговор особый, — сказал Андрей. — А зачем же девчат тянуть за собой? Под пули?
Но Егор Ежевикин стоял на своем:
— Тебя, товарищ лейтенант, никто не заставляет посылать девок в огонь. Они нехай тыловую службу несут: борщечок солдатикам варят, бельишко стирают. Комсомолки ж они, Митрич, это надо учесть.
— Мы все равно пойдем за вами следом, — сказала светлоглазая спокойная Ира.
— Вы же сами знаете, Андрей Дмитриевич, что мы еще в Дятловской учились стрелять, — добавила Наташа. — Чего же нам прятаться где-то в овчарне, когда на фронте каждый стрелок дорог? А если уж идти на фронт, так лучше с вами, чем с людьми, которых мы не знаем.
Гурам Кобиашвили пошептался с другими бойцами и тоже стал уговаривать Андрея:
— Очень хорошие девушки, товарищ лейтенант. Пусть идут с нами. Они не будут в тягость. Все ребята просят вас зачислить их в отряд.
Андрей заколебался. Он понимал состояние Наташи, был рад тому, что она оказалась рядом. Сейчас, после неожиданной этой встречи, ему самому было трудно расстаться с ней. И в то же время он испытывал какую-то неловкость. Ведь не на вечеринку к шефам, а на выполнение боевого задания идет отряд. Может ли в таком случае, вправе ли командир отряда прихватить с собой людей, в сущности посторонних, тем более девчат?
Отозвал в сторону Егора Ивановича, перемолвился с ним.
— Да нешто мы тебе посторонние? — осерчал Ежевикин. — И о каких ты, Митрич, правах толкуешь? И у тебя, и у меня, и у девчонок этих есть единое для всех нас право: колошматить оккупантов где придется, как придется и когда придется.
— Убедил, — сдался Андрей. — Пусть будет по-вашему.
К полудню его пополнившийся тремя новыми бойцами отряд миновал зону лугов. Впереди громоздились величественные в своей первозданной дикости отроги Главного хребта. Меж ними проплывали облака, то заслоняя отвесные островерхие скалы, то, будто наливаясь влажной тяжестью, опускались в бездонные пропасти, и тогда серые, коричневые, розоватые скалы вновь возникали на фоне неба волшебным миражем.
Гурам Кобиашвили, выполнявший обязанности инструктора, приказал приготовить веревки, горные палки с острыми штырями и раздал всем защитные очки. Наташу с Ирой он поставил между собой и Сергеем Синицыным, предварительно подобрав для них ботинки с двойной подошвой, подбитой гвоздями-триконями.
Ишаков опекали пять горцев-вьюковожатых. Покорные их воле, смирные животные осторожно двинулись по узкой каменистой тропе.
Сам Андрей шел впереди отряда за спиной невозмутимого свана дяди Григола. Черная барашковая шапка проводника мерно покачивалась перед глазами.
Часа через три дядя Григол вывел отряд на довольно просторную, совершенно голую площадку, вытер шапкой потное лицо и сказал Андрею:
— Тут, лейтенант-начальник, отдыхать надо. Пускай ишаки и люди покушают, ночь поспят. И мы с тобой покушаем и поспим, а утром пойдем вперед без них. До того места, которое тебе нужно, осталось немного. Там ты сам все проверишь, а потом вернемся сюда за людьми и вьюками. Правильно я говорю?
— Правильно, дядя Григол, — согласился усталый Андрей. — Только в завтрашний поход прихватим, пожалуй, хоть одного бойца. Ну, скажем, Сеида Тагиева. Он азербайджанец, по горам хаживал.
Быстро поставили две палатки. Развьючили ишаков. На примусе вскипятили чай. Пока все шло хорошо. Даже дятловские девушки чувствовали себя сносно.
Выпив по кружке горячего чая с сухарями, все уснули как убитые. Бодрствовали лишь двое часовых.
Утром Андрей и два его спутника уложили в рюкзаки трехдневный запас продовольствия и патроны, взяли с собой веревки, ледорубы, скальные крючья, легкие четырехзубые кошки для ботинок и, попрощавшись с отрядом, двинулись в путь.
Перед крутым поворотом тропы Андрей оглянулся. Весь отряд стоял у палаток. У ног Наташи рвался с поводка неугомонный Пусик. Наташа еле заметно взмахнула рукой.
Шел редкий снежок. Узкая тропа петляла, поднимаясь все выше и выше. Временами ее совсем закрывали лениво плывущие серые облака. В горах стояла тишина. Шелестящий гул сорвавшихся в пропасть камней да редкие порывы ветра не столько нарушали, сколько подчеркивали ее.
— Надо, лейтенант-начальник, надеть кошки, — сказал дядя Григол. — Сейчас будет совсем мало тропы, потом пойдем по леднику.
Осторожно двигались еще часа три. Перебрались через испещренный трещинами ледник. Наконец дядя Григол остановился, кивнул вправо:
— Посмотри туда, начальник. Высокую скалу видишь? Там, в пещере, когда-то мой дед спасался от бури и овец своих спасал. Пятьдесят голов овец. Теперь в пещере можно сложить запасы патронов, сухари, муку. И людей можно укрыть.
— Пойдем поглядим, какова она, — откликнулся Андрей.
Пещера оказалась довольно вместительной. Под лучом электрического фонарика низкие ее своды и влажные стены искрились вкраплениями шпата. На полу сохранились остатки угля и пепла, несколько полуистлевших овечьих шкур.
— Отличное убежище, — одобрил Андрей. — Но если на головы бойцов обрушится эта скала, пещера станет братской могилой.
Дядя Григол усмехнулся:
— Не бойся, лейтенант-начальник. Скала стоит тысячу тысяч лет. Никакие бомбы ее не возьмут…
Пока проводник с Тагиевым занимались приборкой пещеры и кипятили на спиртовке чай, Андрей решил подняться повыше, осмотреться, выбрать место для боевого охранения. Страхуя себя крючьями и веревкой, он вскарабкался на вершину скалы и прилег здесь в изнеможении. Для того чтобы отдышаться, ему потребовалось несколько минут. Только после этого он поднес к глазам бинокль.
Был час предвечерья. Уже скатившееся к горизонту солнце озаряло горные хребты. Ослепительно сверкали чистые снега их вершин, устремленных к лазурному небу. Гигантскими змеями извивались по склонам гор ледники, золотые сверху, бледно-лиловые снизу. Над бездонными пропастями серыми клочьями клубились туманы. В этом диком величественном мире тишины и холода не было ни деревьев, ни птиц, ни людей. Казалось, он был навсегда отделен от земных страстей, от страданий, от смерти; ничто порочное, кратковременное, злое не оскверняло нетленную его чистоту.
Очарованный этой величественной панорамой, Андрей подумал, что не только он сам, но и все люди с их радостью и горем, любовью и ненавистью, встречами и разлуками, судьбы целых народов — всего лишь призрачный миг в бесконечности пространства и в таком же бесконечном времени. И ему стало жаль себя, жаль всех людей на земле, которые постоянно стремятся к счастью, а все никак не удается им создать на всей земле мир, достойный человека…
Задумавшись, он привстал, и в ту же секунду горное эхо перекатами подхватило хлопки автоматной очереди. Над головой Андрея просвистали пули, отсекая от скалы каменные осколки. Он быстро лег, укрылся за обточенным ледниками огромным валуном. В мыслях лихорадочно пронеслось: «Вот они… Явились и сюда, на эту боковую, ни на каких картах не помеченную тропу. Надо во что бы то ни стало задержать их, именно в этом заключается наша задача. Но откуда они стреляли? Как я не заметил их, а они меня заметили?.. Теперь пусть считают, что я убит. Надо выждать, надо выследить их…»
Между двумя валунами, за которыми лежал Андрей, оставалась щель. Сквозь нее хорошо было видно продолжение тропы на север. На изгибе, делавшем тропу похожей сверху на огромный вопросительный знак, подозрительно выглядело нагромождение камней, судя по всему — уложенных людьми. «Стреляли, гады, оттуда», — решил Андрей и осторожно просунул в щель ствол карабина.
Над каменной кладкой что-то сверкнуло. У Андрея забилось сердце. «Это ж линзы немецкой стереотрубы. Нащупывают Тагиева», — догадался он.
Опять раздался грохот автоматной очереди. Андрей открыл ответную стрельбу. Выстрелил раз, второй, третий. Торопливо отполз за выступ скалы и столкнулся там с живым, невредимым Тагиевым. На его немой вопрос ответил вопросом:
— Понял, что здесь происходит?
— Понять-то понял, товарищ лейтенант, — тяжело сопя, сказал Тагиев, — только не определил, откуда они стреляли.
— Давай-ка, Сеид, спускаться, — распорядился Андрей. — Где они засели, я тебе объясню. Надо их обстрелять хорошенько, чтобы знали — тропа охраняется…
