Иван Шевцов - Семя грядущего. Среди долины ровныя… На краю света.
Этот безмолвный разговор произошел в течение одной минуты. Таково свойство человеческой мысли - что может сравниться с ней в быстроте? Разве только звук и свет.
Я сказал:
- Добро. Вызывайте помощника, готовьте людей и шлюпку.
Слева по борту во мгле зачернел остров Гагачий, длинный и не очень высокий, похожий на подводную лодку. Мы проходили вдоль его южного берега. Здесь волна была немного потише: вытянувшийся длинной грядой остров оказался с наветренной стороны, самое необузданное буйство волн принимал на себя его северный противоположный берег.
На небе как-то вдруг немного посветлело, хотя источник света трудно было определить, по-прежнему все кругом обложено плотным войлоком низких туч: очевидно, на большой высоте играло полярное сияние. Впереди не очень ясно определилось очертание восточного мыса острова. Значит, где-то там…
У самого мыса кипел водоворот. Даже в полумраке было видно, как, размахивая белыми космами, точно сказочные ведьмы, волны плясали и бесновались, празднуя свое торжество. А где-то недалеко должна быть их жертва, первые признаки которой мы вскоре увидели в бурлящей воде: это была опрокинутая шлюпка, зловеще, как-то дико и уныло путешествовавшая среди волн, не находя себе места. Сомнения не было - шлюпка принадлежала "Росомахе". Среди тревожных тягостных дум побежали друг за дружкой торопливые вопросы: как оказалась эта шлюпка за бортом? То ли ее сорвало и смыло волной, то ли люди пытались спастись на ней? И где эти люди?
Включили прожектора, и бледно-розовые щупальца судорожно заметались по темной тяжелой воде. Луч скользнул по гребню волны, сверкнули и вмиг погасли алмазы, а вслед за тем прожектор поймал и, уцепившись, замер на спасательном круге с надписью "Росомаха". Круг был пуст, как и шлюпка. А минут через пять после этого радиометрист Богдан Козачина "обнаружил цель". Странно прозвучала в данных обстоятельствах эта чисто, военная фраза. Хотя, впрочем, она определяла существо - потерпевшее рыболовецкое судно и было нашей целью. Беспомощно повалившись набок, оно лежало недалеко от мыса острова, выброшенное на острые подводные камни. На поверхности в бушующих волнах торчали мачты, рубки и краешек палубы приподнятого борта.
Я перевел рукоятку машинного телеграфа на "малый ход" и приказал направить луч прожектора на "Росомаху". Там никаких признаков людей. Иногда свет прожектора неожиданно ловил на темной воде плавающие предметы: бочку, доску, пробковые круги от сетей. Он щупал их торопливо и возбужденно, но это было не то, что мы искали, предметы эти напоминали скорее о смерти, чем о жизни.
Что сейчас делается на "Росомахе"? Где ее экипаж, живы ли люди? Если живы, то видят ли они свет прожекторов? Я дал сирену: может, услышат? Прошла минута, другая - ответа нет. Подойти ближе к траулеру нельзя - не позволяют опасные глубины. Надо спускать шлюпку, но и это оказалось немыслимым делом - мешала волна. Панков поднялся на мостик, он был мокрый с ног до головы, спросил спокойным, обычным голосом:
- Что будем делать? Шлюпку спустить не удастся.
- Придется идти в укрытие за остров и там спускать шлюпку. Но зато там расстояньище… - произнес я.
- Ничего, выгребем, только бы поставить на воду.
Отошли за остров, где все же было потише. Шлюпку спустили на воду с большим трудом. На веслах среди гребцов я узнал Юрия Струнова и Богдана Козачину, и то, что они сидели в шлюпке, что выбор Панкова пал именно на них, облегчало душу, я отлично представлял всю сложность и опасность этого несомненно рискованного дела, которое мы делали и по своей служебной обязанности, и по обыкновенному гражданскому долгу. Струнов и Козачина обладают не только физической силой и выносливостью ("Ох, как она нужна морякам!" - в который раз подумал я), но и силой духа. А это не менее важно.
Корабль шел самым малым ходом параллельно шлюпке, с которой мы не спускали глаз. До восточного мыса, где кончался остров, шлюпка шла благополучно и относительно быстро. Это была первая часть пули и самая легкая, хотя и она достаточно вымотала силы гребцов. А затем началось… Волны набросились на шлюпку, как стая хищных, выжидавших в засаде зверей, и в самую первую минуту самая первая, раньше других добежавшая волна поставила шлюпку на дыбы, вверх носом. У меня невольно захватило дыхание: еще доля секунды - и все семь человек полетят за борт вверх тормашками. Вот шлюпка стала вертикально, замерла на какой-то миг, точно раздумывая, куда ей падать - назад или вперед, и, повинуясь силе гребцов и ловкости командира, провалилась вперед, скрывшись от наших глаз за гребнем крутой волны. А затем через минуту она снова, ощетинившись веслами, встречала выставленной вперед грудью новую волну, не менее свирепую и опасную, чем первая. Итак, через каждую минуту семь отважных моряков глядели прямо в глаза смертельной опасности. К этому нужно привыкнуть, привыкнуть не замечать опасности и делать свое дело четко, уверенно.
Мы шли бок о бок со шлюпкой, указывая ей маршрут лучом прожектора. Нас также здорово болтало, по палубе звонко шуршали сосульки льда, гонимые разбойничьими набегами не на шутку разыгравшихся волн. Я сразу представил себе промокшую, а затем обледеневшую одежду гребцов, в которой, как в панцире, не повернуться.
Это мужество и отвага.
Но почему Панков все время идет наперерез волне, рискуя каждую минуту быть опрокинутым? И тотчас же отвечал сам себе: а иначе как же, иначе шлюпку снесет в сторону.
Корабль отвалил вправо, сопровождать шлюпку дальше было нельзя из-за подводных камней. Корабли выстроились полукольцом, освещая "Росомаху" прожекторами. Мы видели, как шлюпка "причалила" к мачте полулежащего судна - в бинокль можно было хорошо рассмотреть движение людей у рубки траулера. Мы ждали оттуда сигнала. Томительны эти минуты ожидания, томительны своей неизвестностью. Наконец ракета, точно спугнутая или выпущенная на свободу птица, вырвалась из торчащей над водой надстройки затонувшего судна, хлопнула, провизжала в воздухе и затем, раскрыв свои золотисто-огненные крылья и осветив ими маленький кусочек бесконечно большой полярной ночи, известила нас о том, что на траулере есть люди. Вслед за ней выпорхнула вторая, такая же золотистая, радостная, извещавшая о том, что все люди живы.
А через несколько минут выпорхнула третья, зеленая. Это означало, что шлюпка всех сразу забрать не может. Я подозвал к себе помощника командира корабля.
- Вы видели, как ловко провел шлюпку ваш командир?
- Так точно, видел, - ответил он, насторожившись.
- Вы смогли бы так же провести шлюпку?
Я не ожидал быстрого ответа, но лейтенант сказал сразу:
- Постараюсь.
Голос его был спокойный, вся фигура дышала уверенностью и решимостью.
- Подберите лучших гребцов, пойдете с ними во второй рейс, - приказал я.
Обратный путь шлюпки был гораздо легче для гребцов -волны сами гнали ее, но, пожалуй, нисколько не безопасней, . потому что шлюпка была перегружена и над ней по-прежнему постоянно висела угроза быть опрокинутой. Пришвартоваться к кораблю шлюпка могла опять-таки лишь под прикрытием берега: пришлось отходить к острову.
Первыми подняли на борт потерпевших рыбаков. Вслед за ними на палубу ступили гребцы. Все они, и спасенные и спасители, были покрыты с ног до головы жестким ледяным панцирем и в таком одеянии напоминали не то древних рыцарей, не то русских былинных богатырей. Впрочем, сходство было не только внешним.
Валерий Панков оставался в шлюпке. Я думал, он ожидает, пока спустятся в нее свежие гребцы, чтобы потом уступить место своему помощнику, стоящему тут же у борта. Но Панков, оказывается, и не намерен был выходить из шлюпки. Приподнявшись на ноги и слегка шатаясь от качки, он крикнул мне:
- Прошу разрешения отойти!
- Погоди, Дунев тебя сменит, - не очень, однако, решительно сказал я. - Ты устал.
- Никак нет, - кратко ответил он. - Я уже изучил маршрут. Прошу разрешения на второй рейс.
Я внимательно смотрел на него, стараясь в полутьме поймать его глаза, светящиеся из-под нахлобученной ушанки, густо покрывшейся серебром сосулек. А в это время рядом, почти над самым ухом у меня, раздался негромкий голос Юрия Струнова, голос, в котором вместе с настойчивой просьбой звучало и предупреждение:
- Товарищ капитан третьего ранга. Кроме командира, никто не сумеет дойти до траулера. Вы не представляете, что там творится.
Нет, я представлял, что там творится, и разрешил Панкову идти во второй рейс, только уже с новыми гребцами.
Экипаж траулера был спасен и в соответствии с приказом доставлен в Завируху, куда мы прибыли ночью. У причала нас встретил начальник штаба базы с представителями госпиталя, услуги которых, к счастью, не понадобились, потому что все были живы-здоровы и чувствовали себя хорошо. Рыбаков разместили в одной из палат госпиталя, накормили, обогрели. А Панкову я разрешил уйти домой ночевать, и он тотчас же покинул корабль. Мы сидели с начальником штаба базы в моей каюте, и я подробно докладывал ему о всех перипетиях, связанных со спасением рыбаков.
