Горячо-холодно: Повести, рассказы, очерки - Анатолий Павлович Злобин
На КамАЗе мы тянули похожую теплотрассу, я знал, как это делается. Но теперь меня спасал не гений, а бездарь, безымянный тупица, чью подпись я так и не смог разобрать. Добросовестная дубина, хорошо, что никто не раскрывал его вонючих листов, лишь начальник замарал своим размашистым крючком верхнюю часть листа, не вникая в суть. «Сколько там у вас получилось? Восемь месяцев? Ну и хорошо». Спасибо бездарю. Слава тупице! Я посидел две ночи, выбросил всю его недоумочную технологию. Восемь месяцев я умял до трех. Теперь выиграть еще месяц на энтузиазме — и я уложусь в назначенный срок.
Лишь бы эта бездарь не вошла в комиссию о приемке теплотрассы. А то ведь еще начнет кричать: «Сделано не по проекту».
Теперь видите, Надежда Ивановна, откуда у нас хлам берется?
Признаться, я первый и последний раз выезжал на чужой бездарности. Это не мой стиль. У меня помощники толковые, зубастые, с такими не закостенеешь.
Снова планерка. И снова прямой звонок. На проводе Первый: «Не могли бы вы ко мне приехать?»
Иван домчал за двенадцать минут. Поднялся на второй этаж. Расстановка та же: секретарь, рядом с ним Чечин, два члена бюро.
Первый, как всегда, к истине подбирается с дальних позиций.
«Мы вот выбирали-выбирали, Николай Иванович, и никак не можем остановиться на правильном решении. Нужен нам Промстрой-два, чтобы форсировать инженерные сети. Что вы на это скажете?» — а сам коварно улыбается.
Я же человек простой, к дипломатии не приучен. Рублю им правду-матку:
«На два года раньше такой Промстрой был нужен».
«Это можно понять так, что вы согласны?»
«На что?» — спрашиваю.
«На Промстрой-два. Организовать его и принять под свое начало».
Первый корпус мы тогда уже сдали. Гремела музыка, звучали елейные речи. И снова будни мешаются в серое — под цвет бетона — до следующих праздников. Только с Промстроем мне праздников не видать.
Когда приехал сюда, под моим началом было двести человек, а сейчас три с половиной тысячи, это рост или не рост? Но кто растет? Я вообще думаю, что рост зависит не от силы, а от самостоятельности.
В одном я начисто лишен самостоятельности — домой вовремя приезжать. Уж на что моя Валентина Андреевна ангел, но тут и она не выдержала.
«Надо уметь, — говорит, — организовывать свой рабочий день. Это, говорит, — признак стиля и умения руководителя. Я читала в одной книжке».
Карина привела свой довод:
«Папа, я тебя так жду, так жду».
«Хорошо, Кариночка, постараюсь исправиться».
«Папа, — продолжает она, — я хожу в детский садик, а вот Оля из второго подъезда не ходит. Почему она не ходит? Она не хочет?»
Как ей объяснить? Строим мы последовательно, а проектируем параллельно. От этого совершаются некоторые перекосы, и мы стараемся привести их в нормальное состояние, применяя те же методы: то последовательно, то параллельно — как скорее. Во всех случаях принцип быстроты играет определяющую роль. Вот отчего иногда опаздывают детские садики.
Такое объяснение не всякий взрослый поймет, но более ясного я не знаю.
Карина тем временем продолжает свои вопросы:
«Папа, а правда, что сейчас международный год защиты ребенка?»
«Правда», — отвечаю. Вопрос не трудный.
«А от кого нас защищают, папа?»
Вот это вмазала! Если наши дети в пять лет способны задавать такие вопросы, то что же они через двадцать лет спросят? От чего же мы своих детей защищаем? Ведь дети с детьми никогда не воевали. У меня под началом целый Промстрой: я даю людям тепло, воду, даю дороги. Что я могу еще дать? Ведь я не бог. Но разве не сумею я поставить на земле детский сад на двести восемьдесят мест, даже если его нет в плане?
Я человек дела. Достали типовой проект и начали класть детский сад, лишь забор повыше сделали, чтобы никто не видел. Теперь эти методы широко освоены.
И назвали его «Электрончик». Вот и Оля из второго подъезда туда пошла. Начали тянуть бетонку на атомную станцию. Как какая шероховатость в работе — я к Ивану: «Мчи на бетонку». Правую полосу уже почти положили. Иван сразу берет скорость сто сорок. Парю над бетонкой. Такая скорость все шероховатости сглаживает.
Что я говорил: попал-таки в родную школу. Подвернулись длинные праздники, у начальства отпрашиваться не надо. Долетел удачно, на автобусе успел, все идет по программе. Уже и школа за садом проглядывает.
Как сад разросся! А что же школа? Подхожу ближе — и душа у меня в пятки. На школьной двери деревянный крест: две доски набиты.
Как же я теперь попаду в свой класс, чтобы там сосредоточиться и все понять?
Показался пожилой мужчина, видимо сторож. Подошел ближе, ба, ведь это же наш директор Дмитрий Павлович. Он посмотрел на меня и не узнал. Я тоже не спешу. Что-то такое-этакое — подспудное — мешает мне открыться.
«Что со школой? — спрашиваю. — Закрыли ее?»
«Проклятые строители. Второй год не могут настелить новые полы. А дети при чем?»
«Понятно, — говорю. — А я-то думал».
«Вы кто такой будете?»
«Нет-нет, не подумайте, — и руками замахал. — Я не строитель…»
Что, Иван? Руками зачем махаю? Разве я руками махал? А где же бетонка? Уже проехали? Ну тем лучше. Скоро горком, надо сосредоточиться.
