Своим судом - Адольф Николаевич Шушарин
Вторая лестница. Глаза дерет — слезы сыплются. Закрыл глаза, шарю. Шланг где-то здесь. Ага, вот он. Теперь сгиб найти. Есть! И веревочку-петельку и нащупал, а сорвать не могу. Еще секунда — и вдохну, кажется. Глаза уж из орбит лезут. А бросать нельзя: на второй раз не хватит меня…
Сорвал все-таки петлю, и ногти тоже. Воздух взревел, но дышать и теперь не рекомендуется. В люк я вывалился и полетел вниз, ступеньки искать некогда. Сдернули меня плотники, поставили на штреке. Это все я прекрасно помню.
— Отпустите, — говорю, — я сам. — И свалился носом в канаву.
А ведь было лопнул, не дыша. Через нос, значит, попало. Они меня на «козу» завалили — вагонетка есть такая, лес на ней возят — и к стволу привезли. Там воздух свежий, снова плохо мне стало. Очухался, когда мотористка с водоотлива все ноздри нашатырным спиртом залила.
— Перестань! — я ей сказал. — Ты же мне всю слизистую спалила, дурища. Виски надо натирать, а ты в нос льешь… Инструктаж проходила?
— Так ты же неживой! — кричит, и слезы на глазах дрожат.
Верой ее зовут, кажется. Тихая такая, сидит там, у своих моторов, как мышь, не слышно ее сроду и не видно. А тут — гляди-ка…
— Идите работать! — сказал я крепильщикам. — Здесь уже больше ничего показывать не будут.
Ушли. А мне холодно стало, зуб на зуб не попадает.
— Где ты, — спрашиваю, — Вера, греешься? Замерз я.
— Зоей меня зовут, — она говорит. — У печки греюсь. Пойдешь? — и поддерживает меня, плечо подставила, пичуга…
В насосной камере у нее светло. Чистота — блестит все. Моторы гудят, как дождь. Дело знает, пичуга. Посадила меня на мотор, кожух у него теплый, как печка, действительно. Я к стенке привалился и глаза закрыл. А она масленку взяла, масло куда-то там подливает…
Зоя, значит, а я думал — Вера. Ей бы крестиком салфеточки вышивать, а она в шахте работает. Впрочем, недолго осталось. Убирают всех женщин из шахты, приказ уж есть. Не их это дело — слепому видно.
А приятно мне было, когда она около меня хлопотала. И сейчас нет-нет да и взглянет озабоченно — не помер ли?
Не помру теперь, не бойся! Тем более что и пальцы ты мне когда-то перевязать успела. И вообще девочка ты хорошая, запомнить бы…
— Спасибо, Зоя! — поблагодарил я. — Пойду…
Она что-то хотела сказать, но не сказала. Подумала, поди, что опять дурой назову… А дурак-то я, выясняется… Ладно, пойду. Славненько сменка у меня началась, лучше не бывает.
2
— Из квершлага возят?
Стволовой посмотрел на доску, где он отмечает выданные на-гора вагоны, и сказал:
— Порода.
Я и сам вижу — порода, руду он на другой доске пишет, а спросил — потому что разговор со Степановым вспомнил. Он же говорил, что жилу должны подсечь. Не повезло, выходит. Не дошли. А то бы вагонов десять — двенадцать лишних руды было…
Ладно, не повезло. Но породу-то, спрашивается, они почему так медленно убирают? Машина не работает?
Квершлаг — это выработка, которая подрезает молибденовые жилы, как шампур — куски шашлыка. Только прослойки пустой породы здесь раз в двести больше, чем прослойки руды. Жилы мощность имеют сантиметров тридцать, ну пятьдесят, а расстояние между ними сорок — семьдесят метров.
По пустой породе, считай, идет квершлаг, но без него нельзя. Потом мы штреки пройдем по жилкам, по руде, до самого конца поля, пока они не выклинятся. А еще из штреков начнем выбирать эти жилки снизу вверх, блоки нарезать. Тогда жить можно… Тогда будет руда. А пока, стало быть, пустая порода.
…Нет. Машину откатчики уже в забой, смотрю, пригнали, не грузят только, копаются что-то. Тоже из новых ребята. В лицо я их всех знаю, а фамилий не помню.
— Убирать собираетесь?
— Счас, шланг вот лопнул, изделаем…
Я забираюсь на кучу отбитой породы во лбу забоя, чтобы посмотреть, подсекли все-таки жилу или нет, но камни кругом одинаково серые после взрыва, ничего не распознать.
Откатчики срастили шланг. Один взялся за рычаги машины и смотрит на меня, ждет, когда уйду. А я не спешу. Перед уборкой породы они должны смочить ее, чтобы пыли не было, и с кровли заколы посшибать — нависшие камни. Как раз надо мной пластиночка, замечаю, висит, неизвестно на чем держится. Отодвинулся, задел рукавицей — упала. Если бы на голову — ни один бы хирург склеивать не взялся.
Оставил парень машину, ломик взял, ко мне лезет. Понял якобы. Ломик я у него отобрал (сам, мол, разберу кровлю) и велел воду в забой подать. Удивился он несказанно, чувствуется, но ушел.
Подбросили водяной шланг в забой — ничего не случилось, даже руки не отсохли.
— Много не открывайте! — кричу.
Хорошая струйка пошла, не сильная, такими дворники в приличных городах газоны обливают. Плеснула — и сразу кусок белого кварца вымыла. У меня руки дрогнули — подсекли жилку, не соврал Степанов!
Аккуратно, не торопясь я стенки, кровлю промыл, и жилочка проступила надо мной полукругом в черном граните, как нарисованная. Я рукавицу снял и ладонью ее погладил. Красавица!
— Че же ты раньше не сказал?! — откатчики возмущаются в голос.
— Сам не надеялся, — объясняю. — Спугнуть боялся.
— Беляна… — один говорит. — Белая, гляди-ко…
Ишь ты! Корову небось в своей деревне так называл, а теперь — жилу…
— Чтобы ни одного кусочка не потерять! — предупредил я их.
— Не потеряем! — заверили. — Изделаем!
Сделают, конечно, не меньше моего рады. Не успел отойти — два вагона нагрузили и покатили. Я одного остановил, велел на второй горизонт позвонить, еще откатчика сюда вызвать.
У меня тоже руки зачесались. Разве это работа — то, что мы здесь, в квершлаге, делаем? По полтора метра в сутки он у нас продвигается — курам на смех! А будь электровоз, люди — по-другому все закрутить можно… И закрутим — время придет.
Я на подножку погрузочной машины встал, рычаги потрогал. Шипит, как живая, подрагивает, работы просит. Они вот сейчас два вагона укатили, когда вернутся? А она же работать, милая, должна беспрерывно…
Едут, похоже… Три огонька плывут…
— Вот что, мальчики, — объявил я, — попробуем, чтобы машина не стояла… Я буду грузить, а вы — бегать.
Ничего еще не придумано для шахты проще и нужнее погрузочной машины. Лопата пневматическая — так она называется. Ковш с зубчиками, как у экскаватора. Опускаешь его на почву и вперед двигаешь, пока не заполнится. Потом машинка его через себя в подкаченный вагон опрокинет — и второй нагребай, пожалуйста.
Первый вагон я нагрузил быстренько. И второй. Потом большая глыба попалась;
