Мария Глушко - Год активного солнца
— А у меня на завтра идея, — сказала она так, словно продолжала общий разговор. — Махнуть в лес, набрать еды, печь картошку…
— …которой нет, — буркнул Юрий.
— Которую ты сейчас принесешь, — продолжала Кира Сергеевна, — может, грибы в лесу есть…
Ленка подпрыгнула на стуле, захлопала в ладоши:
— В лес! В лес! Хочу в лес!
Все так же холодно глядя перед собой, Ирина протиснула сквозь зубы:
— Мы с Ленкой едем к морю, у нас и билеты куплены.
Юрий, не подымая головы, скосил на нее злые глаза:
— Вдвоем или втроем?
Ирина ответом его не удостоила. Александр Степанович посмотрел на них, сказал:
— Стоит ли? В лесу сейчас сыро, и может пойти дождь.
Так. Острый угол обошел. Кира Сергеевна видела, как принужденно раздвигаются в улыбке его губы.
Громко и весело стал он объяснять Ленке, как и из чего делают макароны, над столом летали его большие, широкие в кисти руки.
— Можно устроить пирушку дома, — опять предложила Кира Сергеевна, — затеем пироги, Юрий съездит на рынок…
— Меня завтра не будет дома, — перебил зять, и Александр Степанович тут же поспешил:
— Стоит ли? Ты устанешь с пирогами…
«Стоит ли?» «Стоит ли?» Ну, и леший с вами, ешьте, что хотите! Что найдете в холодильнике. Мне же лучше. Проваляюсь весь день с книгой, хоть отдохну!
Ирина поднялась, резко двинув стулом. Кинула сухо «спасибо» и пошла к себе.
— Вымой посуду! — крикнула Кира Сергеевна.
Но Ирина не вернулась.
Александр Степанович стал собирать тарелки:
— Мы с Юрием проштрафились насчет овощей, нам и мыть, а на рынок я завтра съезжу.
Кира Сергеевна посмотрела на мужа. Вид у него был такой, словно он один во всем виноват и понимает это. Как, должно быть, ему нелегко, вечно он между молотом и наковальней!
— Нет, Саша, я сама, — тихо сказала она.
Он все-таки не позволил, отправил ее отдыхать. Она легла у себя с книгой, но не читалось, все время думала об Ирине с Юрием, о муже, о Ленке — все словно чужими стали, каждый живет отдельно, только едят вместе. И то не всегда. И случилось это не вчера и не в тот злополучный день ее возвращения, а гораздо раньше, еще до отъезда на семинар, просто тогда не замечала.
Кира Сергеевна ждала, что, может быть, войдет муж, скажет свое обычное: «В конце концов все утрясется, не расстраивайся». Но он не пришел, и она пролежала тихо и одиноко до вечера с ощущением скорой беды. «Семья — крепкий, надежный тыл»— кто это придумал? Как часто этот надежный тыл стреляет в спину!
Вечером Юрий ушел, Ирина собирала у себя сумки на завтра, Александр Степанович смотрел футбол, Ленка выгребала из полиэтиленового мешка плавающие игрушки — тоже готовилась к морю, Кира Сергеевна бродила по квартире с ощущением своей ненужности — хоть бы догадалась дела с работы прихватить или, например, собрались и пошли бы в гости. Но к кому? Они давно никуда вместе не ходили. Да и не к кому ходить.
Воскресенье прошло пусто и тихо, Ирина с Ленкой уехали рано, Юрий ушел и даже не завтракал. Она долго занималась зарядкой, потом постирала, от нечего делать перебрала книги в своем шкафу, обед не готовила, поели вчерашние бифштексы, а день все тянулся — впервые так длинно и незаполненно.
Днем Александр Степанович ушел, сказал: «Прогуляюсь с полчасика». И она подумала: мог бы меня пригласить. Конечно, мы отвыкли гулять, все некогда, все откладывалось на потом, когда будет время, а время не выпадало. А теперь вот выпало, но ему и в голову не пришло, что можно пригласить меня. Отвык.
Вернулся он поздно вечером, вид у него был смущенный, и от него пахло вином. Неужели он стал пить? — подумала Кира Сергеевна. Но ничего не сказала — Ирина с Ленкой были уже дома — смотрела, как неторопливо снимал он пиджак, вешал на спинку стула, как медленно поводил глазами. Лицо его казалось спокойным и вялым.
Он ходил по комнате, постреливая подтяжками, в спине и в развороте плеч было что-то чужое, и широко поставленные глаза были прозрачными и чужими.
Распадается семья, и он тоже страдает. Конечно, ему жаль Ирину, Ленку, Юрия. Кто виноват — неизвестно.
Может быть, виноватых нет. И опять в душе Киры Сергеевны шевельнулось ощущение надвигающейся беды.
Чепуха, какая беда? — тут же подумала она. Ссора с Ириной? Помиримся. Развод Ирины с Юрием? Что делать, придется пройти и через это. Разумеется, никуда я ее не выгоню. И Ленка останется с ней.
Она заглянула в столовую.
— Саша, ты занят?
Он не ответил. Лежал на диване вниз животом, свесив к полу руку. Как был — в рубашке и брюках, спал.
12
Снилось давнее, почти забытое: мать плоско лежит на тощей кровати, в мертво свисающей руке — похоронка на отца. Мать не плачет, только выкрикивает надсадно: «Мама!» «Мама!» И себя Кира Сергеевна видит плачущей навзрыд. Ведь это уже было, зачем же я сейчас плачу, и почему она зовет меня мамой? Вот опять: «Мама!» «Мама!» — кричит Ирининым голосом.
— Мама!
Ирина стоит в дверях босая, в ночной рубашке со странным, длинным и некрасивым лицом.
— Мама, проспись, с Ленкой что-то…
Сердце ударило больно, сильно и замерло. Кира Сергеевна рванула с себя одеяло, сбросила на пол вялые, еще сонные ноги.
— Зачем?.. Что?
— Ленка заболела! — Ирина всхлипнула и ушла, Кира Сергеевна метнулась за ней.
Жарко разметав ручонки, лежала в своей кроватке Ленка. Остановившиеся немигающие глаза смотрели на ночник с плавающими рыбками.
Кира Сергеевна нагнулась, протиснула под горячее тельце ладони, взяла девочку на руки.
— Ки-ра, — медленно, трудно выговорила Ленка, — ведь правда, море сделанное из волн?.. А мама говорит — из соленой воды…
— Правда, милая. Что у тебя болит, родная? Где болит?
Ирина стояла, стиснув у шея руки, смотрела на Ленку и на мать.
— Я боюсь, у меня длинные зубки, — заплакала Ленка. Дернулась ножками и замерла. Кира Сергеевна почувствовала, как потяжелело ее тельце.
— Она бредит, вызывай «скорую»!
Ирина побежала в прихожую, к телефону. Кира Сергеевна слышала, как кричит она в трубку тонким срывающимся голосом.
Это она перекупала Ленку. С жиру бесятся, а страдает ребенок! И хотя Кира Сергеевна понимала, что никакой связи тут нет, ей хотелось кричать и топать ногами — разве им нужен ребенок?
Каждый думает только о себе!
Вернулась Ирина, встала, сцепив руки, и опять лицо ее некрасиво удлинилось, она раскрыла рот, заплакала. Кире Сергеевне стало жаль дочь, и она ничего не сказала, только попросила принести халат.
Ирина принесла халат, накинула матери на плечи. Моталась по комнате, искала свой и никак не могла найти. Натянула платье.
— Разбуди Юрия и отца, пусть Юрий встретит машину.
Ирина ладонями вытерла щеки, опустила голову и пошла.; мелко переступая ногами. Как старушка.
Ничего, все ерунда, мелочи по сравнению с тем, что случилось сейчас. Лишь бы только обошлось…
Кира Сергеевна села на постель Ирины, тихо покачивая девочку, пытаясь губами остудить ее лобик. Глаза Ленки были закрыты, только вздрагивали стрелочки ресниц. Она присасывала сухие, вспухшие губы.
Хочет пить. И надо бы холодный компресс на лоб. Куда они все провалились, спят, как блаженные, некому воды подать!
Нервно стучал лежавший на боку будильник — как шаги хромого: так-та-ак! Сонно плыли в ночнике рисованные рыбки, слабо освещая тревожную комнату с разбросанными вещами и игрушками. Крышка от лунохода валялась на скомканной детской простынке. Ленка всегда спала с какой-нибудь железякой. Всегда из-под нее приходилось вытаскивать колесики, отвертки, детали конструктора. Какая-нибудь гайка оставалась незамеченной, отпечатывалась на боку или на спине.
Возня в прихожей, клацнул дверной замок — это Юрий пошел встречать скорую помощь. Киру Сергеевну удивило, что он не заскочил взглянуть на дочь.
Ирина встала в дверях, Кира Сергеевна тут же послала ее за водой, велела намочить в уксусе полотенце. И все прижимала тяжелое горячее тельце, целовала маленький выпуклый лоб. Ленка тяжело дышала, жарко горели ее щеки, дергались опухшие губы, как будто она хотела что-то сказать.
И вдруг Кира Сергеевна подумала: это мне — в наказание. Кара мне. За те мысли, за то, что позавидовала Благовой и возмечтала об одиночестве. Надо бы плюнуть на все эти раздоры, заняться Ленкой, беречь ее, не пускать на море… Или самой с ними поехать…
Вошел Александр Степанович с заспанным лицом.
— Что с ней?
Кира Сергеевна не ответила. Он протянул руки:
— Давай ее мне.
Она покачала головой, крепче прижала к себе девочку. Сквозь рубашонку чувствовала, как пульсирует все ее тельце.
Ирина принесла в чашке воду и мокрую салфетку. В комнате остро запахло уксусом. Напоить Ленку не удалось — она стискивала зубы и отворачивалась. Ирина смочила ей губы, обложила голову салфеткой. Ленка длинно простонала и открыла блестевшие от жара бессмысленные глаза.
