Мария Глушко - Год активного солнца
— …а если контрабас, то ведь он займет половину класса, вы представляете?
— Представляю, — сказала она и пошла к машине.
9
Водитель дремал, сдвинув на глаза кепочку.
— Сейчас на Жореса, — кинула Кира Сергеевна. Обернулась к Мельнику:
— Заскочим на минутку по моим делам, а потом — в исполком. Вы не спешите?
Машина проползла по забитому транспортом центру, выбралась на тихую, обсаженную старыми каштанами улицу. Улица была тоже старой, узкой, так что окна одноэтажных домов глядели друг на друга в упор из-за стволов деревьев. Кое-где дома отступали от тротуара, образуя внешние палисадники с железными узорчатыми оградами. От этих домиков с «фонарями» и ложными балкончиками, с вечно сырыми палисадниками веяло прошлым веком, они подлежали сносу — но это в перспективе.
Остановились у зеленой, недавно выкрашенной ограды. Водитель тут же спустил на глаза свою кепочку, откинулся назад, намереваясь вздремнуть. Мельник хотел отсидеться в машине, но Кира Сергеевна сказала:
— Что сидеть на жаре? Зайдем на минутку.
Он неохотно вылез, они пошли по мощеной дорожке к длинному одноэтажному корпусу гинекологического отделения.
Темный, крошечный вестибюль разделяла высокая ширма, за ней принимали больных. Мельник увидел торчавшую из-за ширмы ногу, попятился. Кира Сергеевна потянула его за рукав:
— Пошли-пошли.
По узкому коридору глухо плыли голоса, пахло больницей, пожилая нянечка прошла мимо с ведром и шваброй — Мельнику и Кире Сергеевне пришлось прижаться к стене. А навстречу по коридору уже бежала заведующая отделением — полная женщина с темным пушком над губой.
— Кира Сергеевна, какими судьбами?
Подлетела, ткнула Кире Сергеевне маленькую жесткую руку, стрельнула глазом в Мельника.
— Знакомьтесь, Роза Леонтьевна, это товарищ Мельник.
И поскольку Кира Сергеевна не объяснила, кто он такой, этот Мельник, заведующая решила, что он медицинское начальство. Может, даже из министерства. На всякий случай изобразила улыбку:
— Очень приятно.
Кира Сергеевна заметила, как раздраженно блеснули ее глаза, словно ей хотелось сказать: «Тебя только тут не хватало!»
Заведующая потянула их в свой кабинет — маленькую белую келью со столиком и шкафом.
Кира Сергеевна и Мельник сели на стулья, касаясь коленями.
Роза Леонтьевна с ходу принялась стонать, жаловаться на тесноту, скученность, а сама все поглядывала на Мельника. Явно для него разыгрывала спектакль.
— Все-то вы жалуетесь, Роза Леонтьевна, все-то вам помещение не годится. А между тем, за это ваше еще не освобожденное помещение уже дерутся.
— На здоровье, пускай себе дерутся. Но если и в этом году не построите мне корпус, я до Цека дойду. Мне, Кира Сергеевна, кроме инфаркта, терять нечего, выбью корпус и уйду на пенсию!
У нее взмокло лицо, еще больше потемнели усики, она было расстегнула халат и тут же запахнулась.
Кира Сергеевна оглядела «келью», как будто видела ее впервые.
— У вас терпимо. Я сейчас была в детской музыкальной школе, та и вовсе сгорела, детям заниматься негде, в клубе приходится.
Роза Леонтьевна хлопнула себя ладонями по крутым бокам.
— Ах, скажите, какие кошмары, — покачиваясь, пропела она. — Дети в клубах занимаются… Но сперва они должны родиться, а потом музицировать. А чтоб они родились, надо вылечить женщин, которые их родят, в клубе их лечить не будешь! Вы прямо убили меня этой музыкальной школой, я прямо ночь теперь не усну из-за того, что школа сгорела!
Кира Сергеевна опустила глаза, желая скрыть улыбку.
— Ну, Роза Леонтьевна, приемчик этот старый, в споре запрещенный. По-вашему, сперва позаботимся о теле, а о душе — потом как-нибудь? Обеспечим всех квартирами, больницами, а уж потом будем строить кинотеатры, клубы…
— …рестораны, — вставила заведующая.
— И рестораны. Так?
— Так. А по-вашему как?
— А по-моему, надо все сразу. Иначе до клубов никогда очередь не дойдет.
Кира Сергеевна посмотрела на Мельника. Тот сидел, мрачно уставившись в окно.
— Что ж, Роза Леонтьевна, дадите халаты?
Заведующая открыла шкаф, подала халаты.
Они вышли из кабинета, остановились перед стеклянной, закрашенной белым дверью.
— Нервных прошу не пугаться, — сказала заведующая и толкнула дверь.
За дверью продолжался коридор, уставленный вдоль стен раскладушками. Ходили из палаты в палату и всюду видели одно и то же: стерильную чистоту и густо стоявшие кровати. Пугаться особенно было нечего, и Кира Сергеевна поняла, что слова заведующей — просто продолжение спектакля.
На кроватях лежали и сидели женщины, читали, вязали, некоторые кровати стояли пустые, и Роза Леонтьевна пояснила: они не пустые, просто больные гуляют в саду.
— У нас пустых коек не бывает! — гордо сказала она.
Мельник, придерживая полы накинутого на плечи халата, уныло плелся сзади, старался ни на что не смотреть.
— А видали вы наш приемный покой? — спросила его заведующая.
Мельник растерянно посмотрел на Киру Сергеевну, и она выручила:
— Видели какую-то ногу.
— Там не только ногу можно увидеть, — вздохнула заведующая. — Нянечки, когда убирают, по-пластунски в палатах ползают, больше двух месяцев не держатся.
Когда прощались, заведующая опять сделала улыбчивое лицо — на всякий случай. Подавая Мельнику руку, сказала;
— Приятно было познакомиться. — Хотя так и не поняла, с кем именно ей приятно было познакомиться.
Вежливо проводила гостей до машины, наверно, все еще надеялась, что Кира Сергеевна объяснит ей цель визита. Но та промолчала.
Водитель сдернул кепку, протер лысину, сонно спросил:
— Что, Кира Сергеевна, до хаты?
— Да, Леша, в исполком.
Они проехали эту тенистую улицу и уже готовились влиться в поток машин на проспекте Мира, как вдруг молчавший все время Мельник сказал:
— Остановите, я здесь выйду.
Кира Сергеевна обернулась к нему.
— Что случилось?
— Ничего. Просто мне удобнее выйти здесь.
Он помолчал, посмотрел на нее своими холодными глазами.
— Я все понял.
— Обиделись?
Она протянула ему руку, он подал свою.
— Я ведь не дурак, Кира Сергеевна.
— Понятно. В нашем с вами деле дуракам делать нечего.
Она видела, как идет он, откинув голову, вздернув плечи. Вот остановился, закурил и исчез в переулке. Ничего, переживет, подумала Кира Сергеевна. Конечно, можно было бы все решить быстрее и проще. Сказать «нет» — и дело с концом. Но надо же убедить человека. И этот метод — самый лучший, Кира Сергеевна прибегала к нему не раз.
Быть может, Мельник представил себе на одной из тех спаренных коек свою жену.
— Трогайте, Леша, — сказала она водителю.
Кира Сергеевна не уловила, в какой именно момент ушла из нее усталость, сейчас чувствовала в себе привычную молодую силу, настроение круто взмыло вверх — так бывало с ней всегда, когда день складывался удачно. Хотя этот день, по существу, еще только начинался — было около двенадцати — и не бог весть какое важное дело удалось провернуть.
Она вытащила из сумочки расческу, повернула к себе водительское зеркальце — оттуда глянули узкие смеющиеся глаза. Распушила расческой свой чуб — он густо встал над бровью — освежила помадой губы.
Водитель вильнул удивленным взглядом, и Кире Сергеевне стало смешно.
10
Перекусила в исполкомовской столовой, хотела заняться почтой, но перерыв кончился, и посыпались звонки, повалили посетители — Шурочка едва успевала докладывать и соединять с нужными людьми. И все решалось быстро, оперативно, толково, все уходили довольными, и Кира Сергеевна была довольна — такой уж удачный задался сегодня день.
А к вечеру вспомнила, что надо идти домой, и настроение опять упало. Возмущение переключилось теперь на мужа — как трусливо убегал он вчера в другую комнату! Если приду рано, как держаться с ним? Ссоры не хочется, но делать вид, что ничего не случилось, она не могла.
А ведь когда-то во всем был ей поддержкой и опорой, но потом их отношения постепенно изменились, ничего удивительного, оба постарели. Ее все больше обременяли эти его круги — ходит вокруг нее, как бы нечаянно прикасается теплой ладонью к плечу, спине, облизывает сохнущие губы — прямо тебе свадебный танец страуса вокруг страусихи! Как не поймет, что сейчас она живет словно бы в другом измерении. Молодость прошла, прошло и время нежничанья, любви, к тому же сказывается усталость. А может, уже кончается ее женский век, и она нимало об этом не жалела. А он не понимал, обижался, лицо у него делалось замкнутым, чужим, а ночами стучал в стенку, и она вынуждена была стучать ответно — больше ради него — и тогда он приходил. Но потом она стучала все реже, делала вид, что не слышит, и он вроде успокоился, перестал делать свои круги — может, и его век кончился, все же за пятьдесят, и кто знает, как это происходит у мужчин.
