Антонина Коптяева - Том 5. Дар земли

Тщательно, не спеша Безродный укутывал шею теплым кашне и с обостренным любопытством осматривал землянку-берлогу:

«Живут не ропщут, и жен своих сюда затащили, таких же сумасбродных. Слов нет, Танечка может скрасить жизнь кому угодно даже на Северном полюсе: все в ней сверкает молодой радостью. А что заставило приехать сюда жену Груздева, точно сошедшую с картин художников эпохи итальянского Возрождения? Вера в грядущий расцвет Башкирии? Чепуха! Неужели не могла она увезти отсюда Алексея?»

Безродный заметил: все местные аборигены смотрят на него презрительно и враждебно. Что нужды? В последний раз он в этой землянке, и, конечно, года через два ничего, кроме ямы, заросшей травой, не останется от нее в степи. Скорее прочь отсюда! В Москву! В Баку! Под крылышко Меджафарова, властного, как феодал, но охотно заигрывающего с нефтяниками. Он монополизирует в Баку добычу нефти и очень ревниво относится к попыткам открыть новые нефтеносные районы.

При виде угрюмого Яруллы Олег Сергеевич почувствовал холодок меж лопатками: и рабочие глядят, как волки. Они-то что? Работать хотят? Но не строить же ради них буровые вышки на пустом месте!

Не было в этот миг для Яруллы никого дороже светловолосого, скуластого, немножко похожего на татарина Ивана Наумовича, и очень пугала грусть, вдруг проглянувшая в его серых глазах, не скрытая, а увеличенная стеклами очков.

«Давай, Иван Наумович, скажи свое крепкое слово, пока он не ушел!» — мысленно просил Ярулла, не смея вмешиваться в серьезный разговор, боясь, что все уже кончилось и верх остался за приезжим.

С ожиданием смотрели на Сошкина и Сеня Тризна, и Алеша Груздев, и Дмитрий Дронов.

Будто уступая общему желанию, Иван Сошкин заговорил, но нехотя, видимо сознавая бесполезность дальнейшего спора с комиссией:

— Губкин сказал, что особые условия залегания местной нефти…

— Слыхали уже! — грубо перебил Безродный. — Ваш Губкин — собиратель геологического фольклора. Умрет и все свои идейки унесет с собой. Руда под Курском. Нефть в Поволжье, в Сибири — нефть! Даже полагает, что алмазы там есть! Вон чего захотел. — Безродный чувствовал себя сведущим в геологии не менее Губкина — не сегодня-завтра могущественные покровители (тот же Меджафаров, вождь Азербайджана) могут выдвинуть его в президенты Академии наук. Взбодренный этими мыслями, он воскликнул почти весело:

— Настоящий сумасброд ваш Губкин, а вы швыряете народные денежки на его фантазии! Руда под Курском? Ха-ха!

С тем и вышел из землянки, хлопнув дверью, вслед за ним отправились восвояси остальные члены комиссии.

После их ухода наступила гнетущая тишина.

— Настоящее вредительство! — сказал наконец Сеня Тризна, пунцовый от возмущения. — Я бы этого Безродного отдал под суд и расстрелял.

— Зачем стрелять? Руки марать нельзя, — снова разгорячился Ярулла. — Пускать сюда не надо. Что, понимаешь, ездят, путают!

Сошкин отозвался на слова молодых коротким, нервным смешком и притих, хмуря брови: нужно срочно действовать. Но как? Писать Ивану Михайловичу, в ЦК или опять в Академию наук? Пусть пришлют оттуда еще комиссию, пусть даже не одну, а пока они будут заседать, продолжать бурение: ведь не сегодня-завтра может обнаружиться нефть.

И уже собранный, готовый всюду доказывать правоту своего дела, Сошкин дружелюбно поглядел на разведчиков:

— Не думаю, чтобы здесь было вредительство. Тут, братцы мои, консерватизм окаянный. Как Олег Сергеевич на Яруллу-то обрушился! Не понравилось, что рабочий упрекнул его. Понятно, этот горе-ученый свою амбицию превыше всего ставит, охраняя ее, даже на Губкина дубинкой замахивается.

Белым огнем полыхают снега, ослепительно светясь под мартовским солнцем. Бодро бежит Пегашка, запряженный в кошеву, поматывая гривастой головой. Сморенный дорожной дремой, покачивается за спиной конюха закутанный в тулуп Олег Сергеевич. Следом трюхает крестьянский мерин, а в розвальнях дремлют члены комиссии, подняв высокие воротники овчинных шуб.

Тепло Безродному в глубокой кошеве, набитой сеном: устав клевать носом, он усаживается поудобнее, благодушно посматривает по сторонам.

Бегут навстречу деревеньки. Ветер задрал на крышах изб солому, обтаявшую на припеках. Как бриллианты сверкают сосульки — вот они, губкинские-то алмазы! Безродный презрительно фыркнул. Вспомнилось бриллиантовое колье, мерцающее голубоватым светом, которое он купил жене почти задаром в трудном восемнадцатом году. Красавица Марина Матвеевна слыла обаятельнейшей женщиной и немало способствовала продвижению Олега Сергеевича по службе.

Оборванные башкирские детишки копошатся у завалинок. Вон один кинулся вдоль улицы босиком, высоко вскидывая красные пятки, ничего, не пропадет, крепышом вырастет. У Безродного двое сыновей; Марина Матвеевна до пятнадцати лет водила их в панамках и коротких штанишках. Сейчас уже оба в аспирантуре. Младший учился в музыкальной школе… Приятно сидеть дома в удобном кресле и слушать, как играет на рояле сын, прекрасный юноша, с печатью высшей интеллектуальности на челе. В кабинете и столовой отличной московской квартиры в рамах, гармонирующих с мебелью, картины известных мастеров русской живописи, есть голландцы, итальянские полотна. Частное собрание Безродного экспонируется на всех выставках. Отец его, известный присяжный поверенный, занимал целый бельэтаж солидного особняка, и конюшня во дворе была, и выезд свой. Олег Сергеевич с детства привык к достатку.

Да, весна уже чувствуется и в Башкирии. Солнышко пригревает, золотит бугры, покрытые блестящим настом. В хрупком морозном воздухе пробивается пресноватый волнующий запах талого снега, хотя до проталин еще далеко. Березовая роща — сплошная гущина из тонких красноватых прутьев, мелькают понизу черно-белые стволы, а там сосновый бор, согнав темную хмурь с золотисто-зеленой хвои, подступает к островерхому шихану — обнаженному выходу известняковых пород. Проселок тянется к Оренбургскому тракту, по которому с попутной машиной до Уфы рукой подать.

Тишина. Даже вспугнутый кем-то с ночной лежки бездомный волк, неспешно пересекающий вдали край поля, не нарушает благостного настроения академика, только Пегашка всхрапывает да тревожно прядает ушами.

Бывали когда-то сытые времена в Башкирии, но задолго до революции согнали с земли башкир царские чиновники, помещики и свои местные богатеи, затравили, загнали в петлю безысходной нужды. И вымер бы этот народ, не приди советская власть, которая вернула башкирам право на землю. Ну и пусть их устраиваются по своему разумению! Зачем им какое-то «Второе Баку»?

Недели через две была добурена до забоя скважина, на которую разведчики возлагали большие надежды. Когда заканчивался прострел пласта, где ожидали найти нефть, на буровую приехали все работники конторы во главе с Сошкиным. Напросился и Джабар Самедов, чтобы не прозевать торжественный момент в жизни соседней бригады — не часто такое бывает: скважина бурится до проектной глубины не меньше года.

День выдался пасмурный, ветреный, но настроение у собравшихся людей было приподнято-праздничное, хотя и нервозность чувствовалась в их возбужденных голосах и необычно суетливых движениях.

— Заранее все рассчитываем, забой изучаем досконально, и вдруг неуверенность возникает! — с беспокойной улыбкой говорил Груздев товарищам, толпившимся на помосте.

Сошкин молчал в напряженном ожидании. Во внутреннем кармане его кожаного теплого пальто лежал сложенный вдвое ведомственный журнал с очередной разносной статьей, в которой были использованы материалы последней комиссии Безродного. Как видно, Олег Сергеевич успел дослать их в набор перед самым выходом журнала. В статье обличались слепые кроты в башкирской степи, упорно подрывающие государственный бюджет. Много обидного высказано в адрес Губкина. Несколько раз перечитав статью, Сошкин дивился злобности противников и с горестью думал о своих «ребятах», с которыми пока не обмолвился по этому поводу ни единым словом.

«Успеют получить незаслуженную, к тому же не первую, оплеуху».

Может быть… Нет, не может, а наверное появятся сейчас в глинистом растворе радужно сверкающие блестки, а потом тугим коричневым потоком хлынет долгожданная нефть. Вот тогда Сошкин прочитает статью вслух, и здешние энтузиасты посмеются над ее учеными авторами. Коллективно подписались академики для пущей важности!.. Презрительная усмешка тронула обветренные губы Ивана Наумовича, он знал, как «организуются» подобные выступления — один подписал, подсунул другому; тот, даже не вникнув в суть дела, подмахнул в порядке круговой поруки и передал дальше. Разведчики бьются здесь, чтобы открыть богатства для народа, а им кричат: «Где же ваша нефть?» Да ведь пока идет разведка! Подождите, ударит настоящий фонтан, и сразу стократно окупятся расходы.